Светлая полоска Тьмы
Шрифт:
В последующие дни тело Войцеха постепенно менялось. Он вытянулся, мышцы налились силой, черты лица стали резче, клыки слегка удлинились. Светлые волосы посерели и на ощупь напоминали волчью шерсть.
На пятое утро Войцех очнулся.
— Где я? — хрипло спросил он, открыв желтые глаза.
— В моем замке, — я наблюдая за ним. Он более не походил на смазливого деревенского парнишку — скорее на молодого шляхтича с чуть диковатой звериной красотой.
— Пан Станислав!? — он вскочил с кровати. Его глаза слегка светились в полумраке комнаты. Необычный эффект. Люди такое сразу заметят и пойдут чесать языками — надо будет это исправить.
— Он самый. А теперь сядь.
Он тут же подчинился, присев на край кровати. Все его мышцы были напряжены, словно он готов был атаковать или сорваться с места и убежать.
— Как ты себя чувствуешь?
— Чудно. Все эти запахи и звуки. А еще сила в руках такая, — он медленно сжал кулаки, — Что готов горы свернуть. Я таким раньше не был.
— Теперь стал. Привыкай.
— Почему? — его взгляд стал растерянным.
— Тебя, Войцех, волки покусали в полнолуние — теперь ты вовкулак.
Он вскочил с кровати и заметался по комнате, несмотря на мой приказ. Личность вожака добавила бунтарства в его нрав, что неплохо. Хищник и должен быть таким: необузданным, диким.
— Убейте меня, пан Станислав! — он бросился мне в ноги. — Иисусом молю, убейте! Не дайте мне честной народ губить. Коль я теперь отродье Сатаны, то зачем мне жить?
Я был несколько разочарован. Вовкулак и гуманист — странная смесь. Как бы эти противоречия не довели его до безумия.
— Успокойся и встань! К демонам Тьмы ты не имеешь никакого отношения. Я тебя спас и всем объявил о нашем родстве, так что теперь ты под моей защитой. Это понятно?
— Да, — он поднялся с колен. — А как же вовкулак?
— До следующего полнолуния время есть, а там посмотрим. Одно могу сказать, не захочешь убивать — не будешь.
За три недели Войцех отлично освоился в замке. Его поселили рядом с Зигом, который принялся рьяно обучать сына. Они целыми днями стучали деревянными мечами во дворе, стреляли из арбалета по мишеням. У юноши неплохо получалось. Он был быстр и ловок, гораздо сильнее и выносливей обычных воинов. А вот с верховой ездой возникли проблемы: лошади чуяли в нем волчью суть и не подпускали к себе. Пришлось использовать внушение, чтобы успокоить их и приручить к запаху вервольфа. Замковых собак он приструнил сам, дав им понять, кто вожак.
В ближайшее полнолуние я провел Войцеха через первое превращение. Он почти час катался по снегу, крича от боли, пока его кости ломались и выворачивались в суставах. Следующий месяц ему пришлось провести в волчьей шкуре, обучаясь вначале просто ходить, затем бегать и охотиться. Обратное превращение было не менее тяжелым. Я еще год доводил процесс его трансформации до совершенства, пока он не стал быстрым и безболезненным. Волчий блеск его глаз я исправил эликсиром. Войцех должен был принимать его раз в месяц, но иногда забывал, причем намеренно. Зелье притупляло его ночное зрение, что ему совсем не нравилось.
Мой вовкулак подмял под себя стаю, ту самую, что рвала его в лесу. По ночам он часто оставлял замок, чтобы навестить своих серых собратьев. Как-то раз один из смердов увидал его в лесу. Войцех был гораздо крупнее обычного волка. По округе ползли слухи о кровожадных вовулаках, но никто из местных жителей не пострадал от волчьих клыков, и разговоры постепенно стихли.
Статный желтоглазый Войцех пользовался неизменным успехом у дворовых девок, то ли в отца пошел, то ли дело было в животном магнетизме волка, сказать сложно, но ни одна из его подружек так и не понесла от него, как и волчицы из стаи. Сотворенный мною вервольф оказался бесплоден.
^
Глава 27. Экскурсия
Экскурсия по дому началась прямо от кабинета хозяина. Стены коридора, у потолка, покрывал узор, похожий на тот, что был в моей комнате: ломанные, кривые, геометрия с завитушками. Оттенки, правда, отличались: серебристый, салатовый с фиалковым, бледно-голубой и коричневый. На стенах висели большие абстрактные картины: размытые цветовые пятна, из тех, что создают настроение, а не отражают действительность. Они гармонично сочеталась с настенной росписью, словно единая композиция. На вопрос, кто автор всего этого художества, Тарквинов скромно ответил, что это его рук дело. Да, необычное хобби у олигарха: собственноручно расписывать свой дом.
Винтовая лестница встретила нас у шахты лифта. Когда спускались на первый этаж, я спросила его о куполе, меняющем свой цвет. Оказалось, он покрыт специальным составом, реагирующим на освещение. Ночью — дымчато-черный, чтобы была хорошо видна голографическая проекция звезд. Днем прозрачность варьировалась от степени освещенности: ясно и солнечно — молочно-белый, пасмурно — почти прозрачный, такой же во время восхода или заката.
Особняк был выстроен в виде большой буквы "П". Из холла мы проследовали в библиотеку, занимавшую всю фасадную часть левого крыла. Нас окружили книжные стеллажи от пола до потолка. Пестрые корешки манили такого запойного читателя, как я. В центре: журнальный столик, торшер с зеленым абажуром, два глубоких кресла, кушетка с подушками и пледом. Рядышком примостился огромный глобус, сделанный под старину. Захотелось задержаться здесь подольше, исследовать содержимое полок, полежать на кушетке с книжкой в руке, но Тарквинов повел меня дальше.
В боковой части крыла располагалась большая столовая, более похожая на бальную залу. Паркет сиял. Вдоль стен стояли диваны, столики со стульями. По пустынному центру могло вальсировать, не задевая друг дружку, пар пятьдесят. Внешняя стена была полностью из стекла, причем сплошная, без единого стыка. Пара дверей вела на широкую террасу. Одна из них автоматически распахнулась при моем приближении. Поежившись от холода, я отступила в тепло зала.
Бар был полон дорогущего алкоголя. Заметив мой интерес к бутылочным этикеткам, Тарквинов предложил смешать коктейль. Я отказалась. Алкоголь расслабляет, что мне сейчас ни к чему, ибо я на разведке.
В потолок была встроена светомузыка, ее мне продемонстрировали. Зазвучала прекрасная мелодия, медленная и нежная. Лампочки вспыхивали и гасли ей в такт, мигали, меняли цвет и интенсивность. Создавалось впечатление, что паришь среди волшебных цветов, созданных светом.
Кухня примыкала к большой столовой. Там меня познакомили с прислугой и поваром итальянцем. Марио так смешно говорил по-русски, что вызвал невольную улыбку. Я поблагодарила его за отличный завтрак. В ответ он разразился потоком комплиментов на итальянском, которые не нуждались в переводе.