Светлое будущее
Шрифт:
Когда Сашка ушел, я прочитал следующее.
Какое удивительное это было время! Теперь-то советский народ почти построил именно то, что предсказывали классики и мудрые руководители. Как говорится, за что боролись, на то и напоролись. И даже уже не верится, что то время когда-то было. Старушечьи сказки все это, говорит молодежь. В магазинах продавалось мясо?! И не очень тухлая картошка? И всего час в очереди стоять приходилось? И за анекдоты не всех сажали? Не засирай нам мозги, папаша! Не маленькие! Давно из Детской Казармочки выросли! И поди убеди эту разъедаемую скепсисом молодежь, что все это было на самом деле. Она, молодежь, свято верит нашему гениальному руководству, которое обещает, что благодаря непрерывному улучшению материального благосостояния общества и неуклонному укреплению демократии мы лишь в ближайшем будущем достигнем такого расцвета. А пока... Одним словом, Золотой Век впереди, а не позади, ибо такова установка. Конечно, и то время, в которое мы сейчас живем (если, конечно, живем), тоже очень золотое.
Так что и голову ломать не надо. Теперь никаких проблем больше нет и быть не может. Слушайся начальства, умиляйся и аплодируй. Ничего от тебя больше не требуется.
ИНТЕРВЬЮ РОГОЗИНА
«Голоса» передали интервью с Рогозиным. На вопрос о положении деятелей культуры в Советском Союзе он ответил следующее. Подавляющее большинство довольно и устроено неплохо. Страдают единицы. Но эти единицы более характерны, чем десятки и сотни тысяч других. Кто они? Солженицын. Ростропович. Максимов. Неизвестный. Я уверен, что Солженицын был изгнан не столько как политический деятель, сколько как талантливый писатель. В Советском Союзе десятки тысяч писателей. Десятки тысяч посредственностей. Они не могут в своей среде терпеть действительно выдающегося художника. Но если о Солженицыне можно спорить, то случай с Неизвестным бесспорен. Неизвестный был вполне советским человеком. За двадцать лет, однако, ни одной выставки. Почему? Потому, что выдающийся художник. Его и выжили братья художники, несколько тысяч бездарнейших коллег. Я, конечно, не хочу и не могу себя сравнивать с этими людьми. Но социально мой случай того же типа. Как только у меня наметилась оригинальная группа и как только работы нашей группы начали приобретать мировой резонанс, нас разгромили. И я оказался в полной творческой изоляции.
Как это ни странно, подумал я, но и в моей судьбе есть некоторая доля рогозинского варианта. На наш отдел точат зубы потому, что он приличнее всех выглядит. А обвинения в ошибках — обычный прием борьбы.
ЛЕНКА
Ленка жутко занята. Но все же забегает иногда.
— Наши идиоты, — говорит она, — окончательно взбесились. Представляешь, по-новому заставляют прочитать (как они говорят) старинную детскую сказочку «Аленький цветочек». С одной стороны, чтобы был Антониони, Бергман или, на худой конец, Тарковский. А с другой, чтобы сохранить марксизм-ленинизм в действии. Ты знаешь, кто у нас будет чудище? Ни за что не догадаешься. Это, оказывается, передовой комсомолец, мелиоратор, который хочет осушить болота, а его ведьма, прислуживающая империализму, заколдовывает с помощью химии и генетики. Причем у ведьмы явно сионистское мировоззрение. Ну, я бегу. Сегодня у меня еще репетиция будет. Готовимся к празднику Победы. Грандиозное представление! Я — партизанка. Только одна беда — ребятишки наши для фашистов слишком маловаты. Я на голову выше всех. Директриса говорит, что это хорошо: советский человек должен быть на голову выше всех. Символ!
— Помнишь, когда-то ты не дочитала стихотворение твоего приятеля. Как оно кончается?
— Кажется, так:
Я отвечу: когда-то меж бывших живых Шевелились кошмарные слухи, Будто много зазря уничтожили вы В той открывшей наш век заварухе. Будто много зазря постесали углов Ради этого самого рая. И без счету снесли неповинных голов, В гуманизм и заботу играя. Да, мне скажут они, нету смысла скрывать. Победителей вроде не судят. Мы затем и ломали когда-то дрова, Что Грядущее,— Этого твоего приятеля надо выпороть как следует.
— Спасибо, — сказала Ленка. — Я ему передам твое мнение, он будет доволен такой высокой оценкой. Хочешь анекдот? Пришел наш генсек с внуком в Мавзолей. Внук спрашивает: дедушка, после смерти ты тут будешь жить? Конечно, отвечает дед, здесь. Тогда Ленин встает и говорит: что вам тут, общежитие, что ли!..
И Ленка хохочет. А мне не смешно. Мне тревожно. Что с тобой будет, малышка? Защитит ли тебя твой акселераторный рост? Сумеешь ли ты выстоять, приспособиться и научиться давать сдачи?
ПРИЗНАНИЯ
Несколько лет назад мы с Тамуркой отдыхали в санатории ЦК на юге. Как-то раз валялись мы на пляже. За границей санатория народу — ногу негде поставить. А у нас на полкилометра чудеснейшего песка всего человек десять. Недалеко от нас загорали два пожилых прохиндея в высоких чинах. Они перемывали косточки высшим лицам государства в том же духе, как мы делаем это в отношении своих безвестных знакомых, рассказывали сальные истории и неостроумные антисоветские анекдоты, похохатывали. Нас с Тамуркой они просто не замечали.
— Скажи, как называется человек, который своей любовнице не делает подарки?
— Как?
— Дармоёб! Ха-ха-ха-ха!
— Ха-ха-ха-ха!..
Иногда они пускались в серьезные рассуждения:
— Что творится... твою мать! Мы в массовых масштабах производим умных, образованных, талантливых, честных и прочая, и прочая, и прочая людей. А куда ни глянешь, повсюду процветает глупость, невежество, бездарность, коррупция, стяжательство, карьеризм... Куда мы катимся?!
— В п...у, конечно. Со временем это несоответствие будет ликвидировано.
— Вряд ли. Еще хуже будет.
— Смотря что считать хуже. Если это несоответствие исчезнет, то будет совсем плохо.
И они весело захохотали. Они все прекрасно видели и понимали. И, находясь на высоких постах, они знали многое такое, чего мы не знаем вообще. В том числе — суммарные данные. И они не исключение. Я не встречал ни одного человека нашего уровня и выше, который не знал бы фактического положения дел. Не знают, как правило, внизу. И, как правило, не понимают. И в этом смысле социальная образованность в высших слоях выше, чем низших. Может быть, она одна имеет реальную ценность? Антон прав, мы на нашу жизнь смотрим через сетку старых понятий и оценочных критериев. Теперешняя молодежь ближе к реальности. Потому она чужда нам. Нам Канарейкины и Тваржинские ближе. Они сопоставимы с нами как в понятийном, так и в эмоциональном плане. Разрыв поколений не есть явление возрастное, у нас такого разрыва с предшественниками нет. И у детей наших не будет. И у детей наших детей тоже. Где-то Наше недавнее время произошел гораздо более глубокий перелом в жизни нашего общества, чем все предшествующие переломы: мы потеряли невинность, примирились с реальностью коммунизма как с нормой бытия и бросили иллюзии. И этот перелом, оставив в целостности души Канарейкиных и Тваржинских, не затронув души нынешней молодежи, прошелся по самой середине души моего поколения. И породил поколение фантастических существ — циничных идеалистов, бескорыстных хапуг, честных проходимцев и т. и. В общем, такую мразь, что даже самим нам противно.
О СМЕРТИ
Хотя я вполне здоров, но последнее время часто думаю о смерти. Иногда почти не сплю из-за этого. Иногда я довожу себя до такого состояния, что готов кричать от ужаса и жалости к себе. И вдруг мне в голову пришла одна любопытная мысль. А почему, собственно говоря, я испытываю страх, думая о смерти? Да потому, что осуществляю недозволенную экстраполяцию своего сознания на такое состояние, когда его у меня не будет. Потому что я представляю дело так, будто меня не будет, а я в это же время буду сознавать, что меня нет, и буду от этого бесконечно страдать. Но именно этого-то не будет. И я, осознав это, успокоился. И теперь мне стало легко. И я даже с юмором стал вспоминать прошлые страхи.