Светлые крылья для темного стража

Емец Дмитрий Александрович

Улита только и смогла, что покрутить пальцем у виска. Чтобы пригласить Мамзелькину на свадьбу — нужно быть контуженым.

— Да ладно тебе, не злись! А что я мог еще сказать? Бабкам надо доступно все объяснять, на пальцах, в доступной их пониманию форме, — принялся оправдываться Грошиков. — Ну и кадры у вас, между нами…

Улита изумленно икнула.

— Она сама тебе сказала, что она уборщица?

Грошиков нетерпеливо поморщился. С его точки зрения, тема себя исчерпала. Преуспевшим людям не принято замечать уборщиц. И уж, во всяком случае,

рассказывать о них подробнее, чем в двух предложениях.

— Сам догадался. А кем еще может быть старуха с рюкзачком? Финансовым директором? Главным акционером? Кстати, а она что, швабру с собой носит? Стыдно, девушка, стыдно! Особняк арендуете, чай, не за десять копеек, а на швабру денег не наскребли.

Улита молчала, разглядывая его. Ей мнилось: она впервые видит такого абсолютного, без малейших посторонних примесей болвана. Грошиков с удовольствием откинулся в кресле. В его груди кипела нерассказанная история.

— Вообрази! Прихожу я где-то час назад. Вижу: стройка. Ну, думаю: ремонтируются люди, это хорошо, позитивно. Есть процесс — есть динамика! Подлезаю под леса. Смотрю: у дверей юноши крутятся. Тощенькие такие, улыбчивые, человек пять. Окружили меня, за руки трогают. «Вот, говорят, пришли сдать деловую отчетность, а закрыто среди рабочего дня. Непорядок!» Ну поболтал с ними…

— О гуру рассказал? — не выдержала Улита.

— И о гуру. Хорошие ребята оказались. Прониклись. Обещали прийти. Очень им, по-моему, понравилась идея взаимного духовного роста. И я тоже понравился.

В последнем Улита не усомнилась. Суккубы — ребята влюбчивые.

— А как ты вообще узнал, где меня искать? — спросила она.

— Да так, разные существуют источники… Знать, где работают все красивые девушки города, — первейшая обязанность настоящего мужчины! — мартовским котом промяукал Грошиков.

Улита фыркнула. Грошиков понемногу начинал ее развлекать. Прытко! Завербовать в секту пятерых суккубов! Арея это развеселит.

— В общем, те ребятишки покрутились, телефончиками со мной обменялись — слиняли. Остался я один. Нет уж, думаю, дудки! Не отступлю. Быть не может, чтобы внутри никого не было. Хоть сторожа! Барабаню я в дверь, минут десять барабаню — тишина!.. Ну а дальше уже рассказывал: открывает старуха. Впустила меня, поговорили. Сел я за стол, жду тебя. А старуха все ходит и ходит. Глаза мозолит, в кабинет ныряет, булькает там чем-то. Небось, коньяк у шефа твоего отливает. В общем, она меня достала, и я ее отправил.

— Куда?

— Да никуда. «Идите, мамуля, домой, а я тут свою невесту подожду».

— А она?

— Что она? Соглашается. Глазки закатила, всмотрелась в меня внимательно. «Ну до скорой встречи!» — говорит. Прям такая роковая вся, я умиляюсь!

Улита подумала, что на месте Грошикова она бы умиляться не спешила.

«Деревенский пастушок» бродил по приемной, все разглядывая и до всего дотрагиваясь. Беспокойными ручками он напомнил Улите Ромасюсика. Только тот больше смахивал на хлопотливого попугайчика, здесь же зверек был явно покрупнее. По меньшей

мере, ласка или лиса, хотя и не без ослиных ушей.

— Странная у вас контора! Мрачновато, бестолково, грязно! — попенял Грошиков, ковыряя ногтем пятно черного воска на столе Улиты.

— Так взял бы тряпку и потрудился. Помог старушке! — предложила ведьма.

Однако назойливого желания трудиться Грошиков не проявил.

— Чем, ты говоришь, вы занимаетесь? Оптовой продажей бельевых прищепок? А где тут бельевые прищепки, где образцы?

— Да вон! — сказала Улита, щелкая пальцами.

Грошиков недоверчиво оглянулся и увидел.

— Ого! Живописно! А почему прищепки торчат в белье? И мокрое все? — спросил он озадаченно.

— Дизайнерская находка, — пояснила Улита, которая полторы секунды назад нашарила веревку с прищепками в Тульской области и протащила ее по воздуху сквозь туман и грозовые облака.

— А вообще символично! — одобрил Грошиков, созерцая растянутую мужскую майку, на которую потемневшие от времени прищепки насели густо, как раки на тухлое мясо. — Художественно так! Простые, можно сказать, люди являются потребителями вашего товара, и вы это всесторонне подчеркиваете. А прайс посмотреть можно?

— Что? Тоже прищепками хочешь заняться?

— Да нет, просто из любопытства.

— Прайс только тем, кто уже оплатил товар. Для отсечения болтливых, назойливых и нежелательных клиентов, — отрезала Улита.

Грошиков засмеялся, и вновь незримо затряслись медяки в копилочке. Неожиданно смех прервался. На глаза «пастушку» попалась стоящая боком деревянная колода, в которой глубоко торчал топор.

— А это для тех, кто забыл купить прищепки? Теперь я понимаю, почему у вас так хорошо идут дела! — Довольный своим чувством юмора, Грошиков попытался выдернуть топор.

Улита следила за его потугами с беспокойством. Это был топор, подаренный Ареем Чимоданову — тот буйный топор, что насылал на своих владельцев вспышки гнева.

— Не надо его трогать! Очень прошу! — попросила ведьма нежно.

— Почему? Думаешь, поломаю? — выдохнул Грошиков, пытавшийся раскачать упрямившийся топор.

— Не в этом дело! Просто я с детства боюсь мужчин, у которых в руках что-нибудь, кроме пива и газеты, — настойчиво повторила ведьма.

Грошиков пожал плечами и отошел. Все равно топор не поддавался, и «пастушок» был рад, что у него появился повод отступить без урона.

— Я не рассказывал, что учусь управлять предметами? — спросил Грошиков самодовольно.

— Нет.

— Пока, конечно, мелкими. Клочками бумажки, куриными перьями. Надо сказать перу: «Послушайся меня! Дай мне познать тебя!» Если повторять это достаточно часто и отдавать этому всю душу, предмет послушается.

— И кто вас учит разговаривать с предметами? — с подозрением спросила Улита.

— Наш гуру! — произнес Грошиков с гордостью. — Я рассказал ему, что у меня новая девушка. Он тебя в целом одобрил. Просил, чтобы ты пришла. Он передаст тебе свою нежность и свое одобрение.