Светоч русской земли
Шрифт:
Глава 10
В те часы, когда тут рубились и погибал, не отступив, передовой полк, и разрушилось левое крыло армии, Сергий в своём монастыре стоял на молитве. Шла литургия в честь успения Богоматери, Заступницы. И сейчас, произнося священные слова, приготовляя причастную чашу с дарами, Сергий чувствовал за спиной веяние крыл. Она была рядом. Иноки, поглядывая порой на своего игумена, ужасались неземному
Старец в простых крашенинных ризах служил литургию, сосредоточенный на богослужении, его рука переставляла потир с вином и хлебом с жертвенника на престол, он приостанавливал ладонь, замирая на мгновение, вздрагивали его брови, и едва приметная складка печали прорезала лоб.
Он спросил о чём-то канонарха, и тот, вздрогнув, подал Сергию свечу. Сергий отослал одного из братий отнести её к иконе Спаса, туда, где ставят поминальные свечи, и горит уже целый костёр, и сказал:
– Помяни, Господи, новопреставленного раба Твоего Микулу Васильича!
– и покрестился. И вскоре.
– Помяни, Господи, раб Твоих, князя Белозёрского Фёдора с сыном Иваном!
Длилась служба. Чередой подходили к причастию иноки и миряне. Сергий причащал, протягивая крест для поцелуя. Он внешне - спокоен, миряне не замечали ничего, но иноки, изучившие своего игумена, - в трепете. Таким отрешённым и строгим Сергий не был никогда. Они ставили всё новые свечи, называя почивших: Льва Морозова, Михайлу Иваныча Акинфова, Андрея Серкиза - тех, кто приезжал к нему накануне битвы с великим князем, и чьи судьбы взял в свою душу Сергий, и сейчас по толчкам в груди он знал, кто из них в этот миг убит и чья душа отлетела к Господу.
– Запиши в синодик, - сказал он, как только последние причастившиеся отошли, - Михайлу Бренка!
Канонарх записал, поставил свечу. У него с лба капал пот. Он верил, но ужасался своему верованию. Сергий знал и это! Ведал о сражении, которое шло за сотни поприщ отсюда, в этот день! Ведал, как оно идёт, ведал и о тех, кто погибал в битве, - возможно ли сиё?! А если возможно, то кто же тогда их игумен, если не святой, отмеченный и избранный Господом уже при жизни!
– Запиши ещё: Семён Мелик и Тимофей Волуй!
– сказал Сергий.
– Многие убиты?
– спросил канонарх.
– Многие!
– ответил Сергий.
– Но великий князь Дмитрий уцелеет! Не страшись! Заступница– с нами!
Видение погасло. Мы уже не видим лиц, не слышим шёпота, и мерцание свечей претворилось в золото берёз. Иные шумы, шумы сражения на Дону, слышатся окрест. Длится бой.
Глава 11
Князь Дмитрий, добравшись до рядов большого полка, нос к носу столкнулся с воеводой Иваном Родионычем Квашнёй. Боярин аж замахал руками:
– Нельзя, княже, туда!
– Миша Бренок - у знамени!
– сказал Дмитрий.
– Я веду кметей на бой и смерть, и я должен быть впереди!
– Не оберечь мне тебя, княже!
– сказал Иван Родионыч в спину Дмитрию.
– Рать береги!
– сказал через плечо Дмитрий, и такое упорство послышалось в голосе князя, что боярин, ругнувшись про себя, отступил. Боброк ушёл, а без него тут... Не за руки же хватать великого князя! Да и не до того стало. Запели рожки, грянули цимбалы, и уже, прорвавшись сквозь ряды передового полка и в обход, устремились на них ордынские всадники...
Бой не бой. Скорее, ряд приступов, тотчас и с уроном для врага отбиваемых. Бой шёл там, впереди, где стоял, умирая, пеший передовой полк, и - если бы выстоял - двинуть вперёд, обнять неприятеля крыльями войска... Если бы выстоял!.. Три захлебнувшиеся атаки конницы и натиск генуэзской пехоты, всё это заняло меньше часа, и в этот час уложились тысячи жизней передового полка. Иван Квашня только начал движение вперёд, когда сквозь полёгшие ряды передовых татары двинулись тучей. Ордынские воеводы, плотно сколоченными массами, раз за разом, одну за другой, повели на приступ русских рядов свои дружины. И тут Ивану Родионычу стало не до князя, ушедшего вперёд. Срывая голос, гвоздя шестопёром, он удерживал и заворачивал вспятивших, раз за разом бросая в контратаки свою кольчужную рать, и уже Андрей Серкиз, врезавшись в отборный полк Мамая, остановился, повернув, бегущих, покрыл поле трупами и лёг в сече, и уже закладывало уши от стона, криков и ржания коней.
А Дмитрий, достигший передовых рядов большого полка, первым ударом свалил скачущего навстречу всадника. И рубил... Качнулся конь, рухнул на передние колени, поливая кровью траву. Подскочившие со сторон детские выпростали ноги из стремян, оттащили, подвели второго коня. Князь дышал задышливо, грудь ходила ходуном, но, отмотнув головой, ринулся в бой. И опять бил в круговерть железа, в морды коней, в чьи-то головы, бил в исступлении радостно, отчаянно и гневно, бил сначала саблей, а потом обломком сабли. Затем - булавой, но и булава, на лопнувшей паверзе, улетела под копыта коней. И снова у него в руке оказался, поданный стремянным, меч. Когда и этот конь стал заваливаться на бок, падать, около князя уже не оказалось стремянного. Вал наступающих прошёл сквозь и мимо. Князь в избитых доспехах, с двумя детскими, оказался на земле. Он дышал уже хрипло, немели руки, толчками ходила кровь. В короткой сшибке пали оба детских, и Дмитрий пошёл, уже плохо видя, что вокруг, вправо. Его окружили четверо, по доспехам признав боярина. И опять Дмитрий, харкая и задыхаясь, бил мечом, отшибая оскаленные морды коней и стрекала копей. Кто-то подскакал сбоку, свалил одного из татар, ошеломил булавой второго, двое оставших отпрянули в сторону.
– Князь?
– спросил воин.
Дмитрий кивнул головой.
– Не забудь, княже. Мартос меня зовут, из дружины брянского князя я!
– прокричал воин.
– Стой здесь, приведу коня!
Но Дмитрий, почти не понимая, что делает, пошёл снова туда, на север, к дубам, где были Боброк и брат Владимир. На него снова ринулись. И вновь, мокрый, кровавый и страшный, в клокастой бороде, в избитых доспехах, он поднимал меч и гвоздил, задыхаясь и хрипя.
Он падал, вставал и шёл, рука, сведённая судорогой, застыла на рукояти меча. Он поднимал её и снова рубил, и снова кто-то спасал его, и куда-то вели, узнавая, и уже в полусне, в истоме увидел, как положили его ничьком на землю и его же мечом срубили несколько берёзок и обрушили на него сверху. И больше князь ничего не помнил, не слышал, не видел, ни короткого смертного боя его спасителей с татарами, ни падения мёртвых тел и всхрапнувшего коня, что едва не упал, споткнувшись о тело князя, и того, как отхлынул бой, ни далёкого пения рожков русской рати.
Глава 12
Здесь, на Маковце, не видно, как, дождавшись выхода последних татарских полков и перемены ветра, Боброк вывел из дубравы засадный полк, не слышно серебряных труб и рёва ратей, не видно, как повернулся бой, и татары побежали, утопая в Непрядве, и, спасая свои жизни, устремились в степь. Но весть о победе дошла до Сергия. И он поднял глаза горе: "Слава Тебе, Господу сил! Даровавшему победу слава!"