Светоч русской земли
Шрифт:
Мамай ещё будет рвать и метать. Он соберёт новое войско, которое без выстрела перейдёт на сторону Тохтамыша, а он, забрав казну, побежит в Кафу, надеясь на генуэзскую помощь, и вчерашние союзники перережут ему горло, посчитав ненужным для себя этого варвара. А Ягайло, прослышав об исходе сражения, уведёт свои полки.
А дальше? А дальше последует пря с Олегом Рязанским, и после пиров, торжеств и победных славословий, придёт Тохтамыш...
Глава 13
В
Племянник Сергия Радонежского, сын его брата Стефана, Фёдор был тоньше, изящнее, духовнее своего родителя. Духовность была перенята им от Сергия. Та любовь, которую испытывал старец к своему племяннику, строилась не на одних давних воспоминаниях. И Сергий осознавал, что делает, намереваясь поставить сына Стефана своим преемником. Однако те часы, что отсчитывают сроки нашей жизни, заставляли Фёдора торопить и себя и время. Ему недолго назначено было жить после Сергия, и потому симоновский игумен спешил. Он ушёл из дядиного монастыря и стал игуменом в Москве, в Симонове, потому что не мог и не должен был ждать. Он переделал множество дел за годы своей жизни и умер в сане Ростовского архиепископа, духовного главы той земли, откуда изошли в Радонеж его дед с бабкой, разорившиеся великие ростовские бояре. До того Фёдор сумел побывать и в Царьграде, и во многих иных городах, а ныне, уговорив вместе с дядей великого московского князя, готовился выехать в Киев за владыкой Киприаном.
Дмитрий не сразу согласился на этот посыл. Он перемолчал, когда с ним в обители Святой Троицы заговорил об этом Сергий. Поручив Сергию основать новый монастырь в честь одоления Мамая, Дмитрий как бы откупился на время от старцев. Но откупиться от Фёдора, своего духовника, оказалось сложнее.
До Дмитрия давно уже дошли вести о поставлении Пимена, как и о том, что Митяй убит и в этом убийстве - повинен и Пимен. Но всё же принять "литовского прихвоста", когда-то изгнанного им из Москвы...
Князь сидел, потупив глаза в пол и лишь изредка поглядывая в лицо своего духовника.
– Церковь православная в обстоянии днешнем, пред лицом католиков и бесермен, должна быть единой! В сём - залог спасения Русской земли!
– Но Ольгерд...
– Ольгерда нет! И такого, как он, не будет больше в литовской земле!
– Почто?
– Кончилось ихнее время! Ушло! Умрёт Кейстут, и в Вильне воцарят римские прелаты. У православных Литвы ныне единая заступа - мы! И не должно создавать иной! Не должно позволять католикам ставить своей волей православного митрополита, который затем сотворит унию с Римом или же обратит всю тамошнюю православную Русь в латинскую веру! Отложи нелюбие своё, княже, и поступи так, как советует тебе глас церкви Божией! Люди - смертны. Смертен - и Киприан! И ты - смертен, князь, и я, твой печальник! Но бессмертен - Господь, нас осеняющий, и вера Божия не прейдёт в Русской земле, доколе иерархи её будут блюсти Заветы Христовы. Отложи нелюбие, князь, послушай гласа разума, им же днесь глаголю тебе!
В княжеском моленном покое тихо. Слегка колеблется пламя свечей. Мерцают золото, серебро и жемчуг божницы. Лики святых, оживая в трепещущем пламени свечей, внимают наставительной беседе, и князь, вскидывая глаза, видит, что и они смотрят и тоже ждут его решения, и с трудом противясь тому, но уже и изнемогая, начинает понимать правоту Фёдора, Сергия и прочих игуменов, архимандритов и епископов, ныне уговаривающих его согласиться на приезд Киприана.
Было жарко. Князь освободил из петель на груди пуговицы зипуна. Принял бы! Но так стыдно казалось после выдворения встречать литвина! И тем же молодцам, что вышибали Киприана из Москвы, теперь велеть устраивать ему почётную встречу? Однако игумен Фёдор уведал и эту трудноту князя.
– Не реку о пастыре Киприане, но о человеке реку! Премного удоволен будет сей почётной встречей там, где прежде претерпел хулы и гонения! Труднота восхождения усиливает обретённую радость! Паки возлюбит тебя сей и паки будет служить престолу митрополитов русских, с таковой труднотой достигнув сей высоты!
Дмитрий поднял на своего духовника взгляд:
– Но почему Киприана?
– Чтобы не оторвать православных Великого Литовского княжества от Владимирской митрополии! Дабы все православные русичи, ныне и временно разлучённые литвином, охапившим исконные киевские земли, окормлялись единым пастырским научением! Дабы и церковь православная, и народ русский, ныне сугубо утесняемый, не погибли в пучине времён, но воссоединились, возвысились и воссияли в веках грядущих!
Не столько слова Фёдора, сколько голос симоновского игумена убеждал и убедил великого московского князя.
Дмитрий и прежде уступал духовной силе, ощущая то высшее, что струилось от Алексия, от Сергия и что присутствовало в этом игумене.
Дмитрий встал. Будут ещё уговоры боярские, толковня в княжой думе, молвь на посаде, будут приходить к нему купеческая старшина и игумены монастырей, будет соборное, почитай, решение земли, во всех случаях предпочитающей то, что освящено обычаем и преданием, - всё будет! Но сейчас в моленном покое княжеского дворца стояли двое: великий московский князь Дмитрий Иваныч и его духовник, игумен Фёдор, стояли и смотрели в глаза друг другу, и князь сказал:
– Будь по-твоему, отче! А за Киприаном тебя и пошлю!
Киприан, получив посольскую грамоту и перечитав её несколько раз, расплакался. Столько лет он добивался этого и уже приходил в отчаяние. И почему то, что должно было произойти, когда был жив Филофей Коккин, когда казались возможными замыслы объединить всех православных воедино, произошло только теперь? Воистину крестная дорога суждена рабу Твоему, Господи!
Он встретил Фёдора, поговорил с ним и, выяснив, что отношение к католикам у них одно, устремился на Москву. Литовским князьям в ту пору было не до святительских дел, и потому отъезд Киприана никого из них не задел и не возмутил.
А Киприан, только поговорив с игуменом Фёдором, начал понимать, как произошёл разгром Мамая этими русичами, не забывающими о благе страны, прежде всего.
Глава 14
Всё, что делалось до сего дня, являлось исполнением воли покойного Алексия. Теперь же, после разгрома Мамая на Дону, эпоха сдвинулась, явились новые люди, и возник вопрос, что делать дальше? И вот тут Дмитрий, под давлением новых советников, заторопился, обложив данями вчерашних союзников. И низовские князья не пришли на помощь Москве во время набега Тохтамыша. Ну, а суздальские князья Василий Кирдяпа с Семёном переметнулись к новому хану.