Свидетель защиты
Шрифт:
— Не столько разговаривать, сколько слушать, — сказал Андрей Аверьянович. — Это профессиональное. Адвокаты, как раньше попы, выслушивают множество исповедей. Чтобы добраться до сути дела, надо слушать терпеливо и заинтересованно.
— Пожалуй, — согласился Валентин Федорович. — Умение слушать — дар божий. Насколько бы легче жилось, если б мы умели друг друга слушать — внимательно и заинтересованно.
— Теперь и я вижу, что вы городской человек, — усмехнулся Андрей Аверьянович, — и на природе вас кидает на мудрствования, — он встал и потянулся до хруста в костях. — А не
— Пора, — согласился Валентин Федорович. — Завтра вставать чуть свет.
5
И снова лошади шли по узкой тропе, которая на этот раз полого уходила вниз. Мерно покачивалась впереди широкая спина Прохорова, перечеркнутая наискось двухстволкой. Приклад ее торчал над плечом объездчика, стволы смотрели в придорожный кустарник.
Тропа вышла из леса, и глазам всадников открылась ужасная картина: широкая низина загромождена была камнями и мертвым лесом. Будто сказочное чудовище высунулось из-за горы и дунуло со страшной силой вниз, сорвав со склона и лес, и почву до матерой скалы. Перемешалось все, переломалось и завалило низину так, что ни проехать ни пройти. Мертво и глухо было в этой долине, в которую и зверь не забегал, и птица не залетала.
— Лавина, — пояснил Валентин Федорович, — во-он с той высоты сорвалась несколько лет назад.
Они спешились и повели лошадей в поводу, пробираясь подобием тропки, пробитой в этом хаотическом нагромождении камней и окостеневших стволов. Шли долго, осторожно перелезая через поваленные деревья, уклоняясь от острых сучьев, следя, чтобы лошади не оступились, не выкололи глаз. Кони нервничали, пугливо косили глазами, вскидывали головы.
Когда мертвая долина осталась позади, Андрей Аверьянович вздохнул с облегчением.
— Неуютное место, — сказал он, взбираясь на Гнедко.
— Стихия, — подхватил Валентин Федорович. — Страшна во гневе природа-матушка. Время от времени напоминает о себе..
Снова был лес, только помельче и пореже, за ним неширокая речка, впадавшая в Малую Лабу, немолчно шумевшую слева. А справа была та речка, которую только что перешли, поставленная вертикально. Она падала белой пенистой лентой с высоченной горы. Видимо, за эту белизну ее и назвали Чистой.
Андрей Аверьянович, глядя на диковинное зрелище, сказал:
— Туристов возят на какие-то хилые водопадики, а тут чудо, о котором никто не ведает.
— Положим, туристы, которые не боятся свернуть с асфальта, здесь бывают, — возразил Валентин Федорович, — а возить ленивых путешественников сюда несподручно, как вы сами убедились, автобус не пройдет.
Прошли еще метров двести и очутились на зеленой поляне, невысоко приподнятой над Лабенком. Река здесь была совсем не та, что внизу, она сузилась до двух десятков метров, русло загромоздили малые и большие валуны, которые быстрая вода еле прикрывала или обтекала, обдавая брызгами. Вокруг вздымались скалистые зубцы и стены, лес кончался, будто его отрезали зазубренным ножом в трехстах метрах от полянки. И какой это был лес! Буковые стволы толщиной с руку склонились к руслу реки, переплелись чахлыми кронами. Зимой толстенный,
Солнца путники сегодня не видели всю дорогу: то скрывал его лес, то закрывали вдруг набежавшие тучи. Там, внизу, откуда они пришли, проглядывает чистое небо, а здесь рваная муть то и дело заволакивает седловину перевала, цепляется за скалы, змеится по распадкам, уплотняется, тяжелеет.
Прохоров расседлал лошадей, поставил палатку и принялся готовить обед.
— Вот здесь это и случилось, — сказал Валентин Федорович. Он пересек поляну и по тропе, петлявшей вверх по склону, отмерил шагов пятьдесят. — Здесь шел Кушелевич. А Моргун появился из зарослей гнутого бука и поджидал его вон в тех рододендронах.
Андрей Аверьянович стал рядом с директором заповедника, огляделся, прикинул расстояние.
— А звук выстрела шел оттуда? — он указал на пихтовый молодняк, заплетенный колючкой, метрах в тридцати сзади и правей, в стороне от тропы.
— Кушелевич утверждает, что стреляли оттуда.
— Давайте проверим.
Он позвал Прохорова и попросил стать в пихтовом молодняке, Валентина Федоровича отправил на место Моргуна, а сам сделал с тропы шаг в сторону, полуприкрывшись от Валентина Федоровича деревом.
— Меня вы видите? — спросил он у Прохорова.
— Вижу, — ответил тот.
— Ничто не мешает стрелять в меня?
— Не мешает.
— А в Валентина Федоровича вы можете попасть оттуда?
Прохоров приподнялся на цыпочки, пригнулся, сделал шаг в сторону.
— Неудобно, — ответил он наконец, — кустарник мешает.
— А с какого места удобно в него стрелять, как вы думаете? — спросил Андрей Аверьянович.
— От вас, — ответил Прохоров.
— От меня удобно, — согласился Андрей Аверьянович.
Отпустив Прохорова к костру, он направился к Валентину Федоровичу.
— Выходит, следователь прав, — сказал он, — с того места, которое Кушелевич указал, нельзя было прицельно стрелять в Моргуна.
— Но могли же все-таки стрелять в Кушелевича, а попасть в Моргуна? Случайно.
— Кто мог это сделать? Ребенок, не умеющий обращаться с оружием? Злой дух, который парил над кустарником и не оставил следов? Что-то здесь не так, что-то Кушелевич путает, и у следователя есть все основания полагать, что он просто не хочет признаться.
— Постойте здесь, я сам посмотрю, — Валентин Федорович пошел на то место, где стоял Прохоров. Андрей Аверьянович ждал.
Директор заповедника пробыл за кустами с десяток минут, потом продрался сквозь них на открытое место.
— Оттуда, действительно, нельзя стрелять в вас прицельно, — крикнул он. — А отсюда можно.
Сделав знак, чтобы он оставался на месте, Андрей Аверьянович вернулся к дереву, возле которого стоял Кушелевич. Отсюда до Валентина Федоровича было совсем близко.