Свидетель

Манукян Галина Викторовна

Черкасов вывел телефон из «режима полета» и обнаружил семь пропущенных звонков от матери, десять от старшего менеджерского состава и один с неизвестного номера. Шиманский? Возможно. Уже давно не десять утра, и без дани упырь наверняка загрустил. Валерий криво усмехнулся и показал воображаемому врагу средний палец: не видать ему ни денег, ни Вари. «Она восстановится, она даст свидетельские показания, и тогда посмотрим, кто окажется в ловушке», - подумал Черкасов.

Надо было объяснить матери, почему он уехал, но на плечи навалилась усталость. Мать подождет,

ей не привыкать. Валерий в две минуты принял душ. Отбросив покрывало, завалился на постель и выключился.

* * *

Падая во сне с крыши огромного здания, он с размаху вдавил лицо в подушку и подскочил. С непониманием окинул взглядом светлые стены. Всё чужое. Пахнет пустой чистотой отеля. Откуда-то снаружи донесся вскрик и плеск воды. Варя! Черкасов бросился к двери, спросонья принялся дергать за ручку и только с третьего рывка вспомнил, что заперся сам. Провернул замок и выбежал в гостиную. Светловолосая фигурка в одежде барахталась в бассейне. В несколько прыжков Валерий оказался на веранде, сиганул в воду и подхватил девушку, беспомощно бьющую по голубой поверхности ладонями.

– Всё, всё, держу. Спокойно. Всё хорошо.

– Валера...
– пробормотала она жалостливо, - Валера... Я не знала, что тут бассейн... Не знала... Я споткнулась...

– Всё хорошо, - проговорил Черкасов, прижимая ее к себе и ловя в душе теплый, почти отеческий прилив нежности.
– Тут не глубоко. Ты просто испугалась.

– Испугалась, - судорожно вздыхая, вторила она, а у Валерия защемило сердце.

Он помог ей выбраться, усадил на шезлонг. С ее волос, с промокших насквозь джинсов и майки текла вода. Черкасов вдруг понял, что сам - в одних трусах. «Хорошо, что не видит», - подумал он и тут же рассердился на эту мысль. Сдернул с диванчика плед и окутал им Варины плечи. Сел напротив, убрал с ее лба мокрые пряди, отчаянно желая сделать что-то еще, чтобы она не дрожала, чтобы улыбнулась.

– Ты освоишься, не переживай, - сказал он.
– Ты привыкнешь...

Варя закрыла лицо руками, и Черкасов понял, что ляпнул не то. Смешался. Его было не застать врасплох на самых сложных переговорах и вообще где угодно, хоть в государственных верхах или перед телекамерами, а тут Валерий внезапно растерял все слова. Как мальчишка. Сердце захолонуло, смущенное, непослушное.

Варя отвела ладони, выдавила из себя ненастоящую улыбку.

– Привыкну, конечно. Противно быть беспомощной, но роптать - глупо.

– В твоей ситуации это нормально, - пытаясь загладить ошибку, сказал Черкасов.

– Ты думаешь?
– Она стянула с плеч плед.
– А смысл? Кому станет легче от того, что я расплачусь? Или начну жаловаться, что вместо того, чтобы найти кухню и выпить воды, я оказалась в бассейне? А если расскажу, как мечтала путешествовать по миру, и вот моя первая поездка за границу - Тель-Авив, Средиземное море, пальмы, но мне их не увидеть?

Вина захлестнула Валерия, как удавка на шее.

– Тут ничего нет хорошего, поверь, - хрипло ответил он.
– Пальмы, как пальмы.

– Вот. Теперь и тебе стало больно, - без

радости констатировала она.
– Мне тоже. Учусь принимать. Я как-то читала, что боль надо прожить, иначе она покалечит еще сильнее, налипнет снежным комом и не отстанет до следующей жизни. Похоже, так и есть.

– Удивительно, что ты во все это веришь, в эти жизни...

– Приходится, - горько усмехнулась она.
– Когда тебя как обухом по голове шарашит Вселенная образами и воспоминаниями, да еще и выключает свет у обычной реальности, не захочешь, а поверишь. Радости это не приносит, хотя дает понимание: почему имею то, что имею. Заслужила, увы.

Валерий почувствовал себя неловко: с одной стороны казалось, что всё это бред и самым подходящем слушателем тому был бы психиатр; с другой - от взявшей себя в руки Вари веяло светом разумности, какую редко встретишь у девушки такого возраста и внешности, и к досаде подмешивалось восхищение. Жаль, Варя была слишком серьезной, словно намеренно выстраивала между ними китайскую стену. Черкасов попробовал применить методику уступок, с партнерами всегда срабатывала.

– Хорошо, допустим, действительно существуют прошлые жизни. И кем ты была?

– Жизней было много, разных.

– Ты что-то говорила про Индию. Это интересно.

– Ювелиром, мужчиной. Знаешь, забавно, но я вспомнила, как делать украшения и обрабатывать драгоценные камни. Только зачем это слепой?

– А ты любишь драгоценности?
– упорно не хотел слышать о слепоте Валерий.

– Красиво со стороны, у меня их особо не водилось, если не считать пары золотых сережек и кольца, подаренного мамой.

– Тогда про огранку, может, просто читала где-то? Память иногда выдает поразительные вещи, не говоря уже о подсознании.

– Не читала, - покачала головой Варя.

– И что же, мы с тобой встречались в Индии? Кем я был? Царем? Раджой?
– Валерий решил подыграть, ловя себя на мысли, что несмотря на скептицизм, ему правда были любопытны ее ответы.

– О нет, не раджой. Уверен, что хочешь знать? Тебе вряд ли понравится.

– Почему?
– засмеялся Валерий.
– Меня что, съели львы?

– Львов в Индии не было, - медленно ответила Варя, отводя глаза, словно ей было стыдно. Помолчала немного и решилась.
– Ты был девушкой, а я мужчиной. То, что случилось той ночью, повторяется много раз. Мы меняемся местами, калеча и унижая друг друга. Странная, в чем-то садистская любовь. Или болезнь... Я поступила с тобой так же мерзко, как ты со мной. Прости...

Смех Валерия мгновенно потух, ее прямота резанула по сердцу и оглушила. Что-то внутри него завибрировало от боли, будто Варя пыталась ударить его словом и попала в самую точку. И теперь не она, а он внезапно ощутил себя уязвимым, несмотря на всю логику, на то, что сам корил себя за ту бешеную, нутряную, тяжелую грубость по отношению к ней. Болезнь... В голове Валерия помутилось, но тут же сработала защита, будто предохранитель, спасающий электрическую сеть от перегрузки. Черкасов помрачнел и бросил жестко: