Свидетель
Шрифт:
– Отчего же?
– у Черкасова пересохло во рту. Потенциальный контрагент то ли прознал о его проблемах, то ли блефовал, идя ва-банк, чтобы отхватить лакомый кусок задарма.
– Что так изменилось с восьми утра?
– Вы не в курсе?
– удивился Мостер.
– Посмотрите новости.
– И протянул планшет с медиа-метрикой, где на первых позициях всех новостных агентств красовалось поданное под разным соусом известие - сотовый ритейлер «Дримсеть» находится на грани закрытия - владелец объявлен в федеральный розыск по факту мошенничества, вскрылась партия поддельных мобильных устройств из Китая. Также владелец Валерий Черкасов подозревается в похищении и преступных действиях в отношении пропавшей четыре дня назад девушки... Задержаны его сотрудники службы безопасности, обвиняемые в пособничестве: Кирилл Усанов и Руслан Данич.
Мир рухнул в одно мгновение, небо свернулось в комок и со слюной провалилось в заледеневший желудок Черкасова. Стало ясно, зачем и почему Шиманский «ограбил» склад с новой партией товара, теперь это будет представлено, как облава на мошенника. Валерий потерял дар речи и не мог вдохнуть, словно ему ударили под дых. Да и что тут скажешь? Любое объяснение будет выглядеть жалким и невнятным. Мостер спас от необходимости унижаться подобными комментариями. На его красном от израильского солнца лице даже проглядывалось дозированное сочувствие - ровно столько, сколько может позволить себе делец на важных переговорах.
– Я мог бы отказаться от сделки, - сказал он.
– Или сообщить властям о вашем местонахождении. Но мы все знаем, что в бизнесе слишком много подводных камней, не всегда соотносящихся с законом. А ваши личные дела меня не касаются.
– Я это ценю, - хрипло проговорил Валерий.
– Но предложение слишком занижено.
– В данном случае наоборот. Я покупаю большую головную боль. Уже сегодня все магазины Дримсети закрыты. Ни вы, ни я не знаете, сколько обнаружится еще подделок, кому выгодна эта шумиха, и как, собственно, выплывать. К тому же вспомним о кредитах. В данной ситуации банк вправе потребовать выплату задолженности в полном размере сразу. Если деньги не будут переведены по требованию кредитора, счета будут заморожены, не так ли?
И все доводы об эпатажном имидже, об узнаваемости, о количестве магазинов и мотивации сотрудников оказались пустыми. Валерий чувствовал, что его загнали в угол, откуда ни убежать, ни вывернуться. Но как отдавать свое детище за бесценок?..
– Я должен подумать. Дайте мне время до завтра.
– Завтра вам за компанию не предложат и гроша.
– Полагаю, завтра ее купят те, кто заварил эту кашу, - резко ответил Черкасов.
– Для чего, собственно, и заварили.
Мостер развел руками.
– Вот видите? Вы сами прекрасно понимаете, что я приобретаю проблему, если покупаю сеть сейчас. Возможно, мои юристы были правы?
Черкасов понял, что его обдирают, как липку - несколько сотен миллионов по сравнению с миллиардом казались насмешкой, но мысль о том, чтобы пустить детище под откос, как неуправляемый поезд, была еще более невыносимой. В голове образовалась сумятица из цифр, воспоминаний и образов.
Открытие первого магазина, шарики, дурацкие шарики повсюду, ошалевшие телевизионщики при виде их эпатажной рекламы, презентации, корпоративы, превращающиеся в пьяную тусу с оттенком оргии, Леночка за своим столом, глядящая влюбленными глазами. Внезапно в череду кадров вклинился образ мертвой Вари, страшный, остроносый. Черкасов вздрогнул. А затем перед глазами всплыли лица людей. Сотрудники. Сколько их? По данным кадров, двадцать тысяч триста девяносто четыре. Он привык продавать мечты... Он повторял это на тренингах и конференциях, как молитву. Он учил людей верить в себя, в компанию. Сейчас был шанс оставить двадцать тысяч человек без зарплаты, без работы и без мечты. Начхать на их семьи, кредиты, квартплаты, надежды... А завтра остаться без копейки самому. Не веря, что произносит это вслух, Валерий выдавил из себя:
– Хорошо, я согласен.
– Тогда подпишем документы, мои юристы внесли изменения в присланные вами формы.
* * *
Когда все было сделано, Мостер пожал еще раз руку Черкасову и сказал:
– Отметить шампанским не предлагаю. Я понимаю ваши чувства.
– Да. Я лучше один выпью. За упокой.
– Что ж, я постараюсь вывести компанию из пике. И, Валерий Михалыч, я не рекомендовал бы вам оставаться здесь. Закон о экстрадиции, как выяснили мои юристы, работает в Израиле с Россией исправно. Стоит полиции сделать запрос, и местные арестуют вас и отправят под конвоем на родину, не успеете и шот виски выпить. О Лондоне не думали?
– Сам разберусь, - бросил Черкасов и пошел прочь, внезапно «бездетный», ограбленный на две трети миллиарда и больше никому не нужный... кроме Вари и Шиманского. Чтоб он сдох!
Мрачный, как туча, Валерий снял пиджак, потянул шарф, будто тот, свободно намотанный, душил его и был тяжелым, как ошейник. Чекасов решил, что когда очистит свое имя, подаст в суд на хоть на всё государство, но потерянные деньги вернет. И ребят своих вызволит из лап полицейских. И будет бороться за справедливость. Он им не мальчик для битья, и не козел отпущения.
На выходе из кондиционированной гостиницы солнце Тель-Авива ослепило, от жары и волнения проступил пот, и рубашка сразу прилипла к спине. Тут всё было не так: и море, накатывающее широкие волны с белой пеной на раскаленный пляж, и ветер, плюющий в лицо песком и солью, и чужой язык с чужими лицами. Такси брать не хотелось, Черкасов пошел вдоль берега, мимо высаженных по обе стороны пальм, бассейна причудливой формы с выстроившимися в ряд шезлонгами, мимо огороженной искусственной каменной косой стоянки тщеславия - белоснежных красавиц-яхт. Бессмысленно всё. Сейчас бы питерской прохлады, дождя и фигурных туч над Дворцовой площадью... Мама!
– вспомнил Черкасов и, включив телефон, тотчас зажужжавший сотней сообщений о пропущенных звонках, набрал ее номер.
– Наконец, соизволил уделить мне время?
– произнес строгий, обиженный голос.
– Благодарю, Валерий, очень любезно с твоей стороны.
– Мам, прости, столько навалилось.
– Наслышана, - еще суше сказала мать.
– И хотела дождаться твоих объяснений. Пока ко мне не пришел следователь...
Валерий запустил руку в волосы, выдохнул, но воздух застрял где-то посреди гортани.
– Что они хотели от тебя?
– Твое местоположение.
– Видишь, хорошо, что ты не в курсе, где я. Ты ведь не любишь лгать. Я в Из...
– Не говори, - оборвала она.
– Иначе мне придется лгать, когда полиция пожалует снова. С меня достаточно моральных мук от того, что ты натворил... Я не знаю, как мне теперь смотреть в глаза людям, коллегам, студентам. Чему я их научу, если тебя не воспитала?! Ты никогда, слышишь, никогда не думал о том, что твои поступки бьют по близким - если камень бросишь в воду, круги расходятся долго. Одним сегодняшним днем ты перечеркнул мою карьеру как преподавателя, мою жизнь... Сколько я краснела от твоих выходок, от высказываний в прессе, отшучиваясь от коллег, которые давно прозвали тебя «анфан террибль1», от твоей торговли, от пошлой рекламы твоей проклятой компании...