Свидетель
Шрифт:
– Вы знаете, что в заявлении от России был мой новый адрес? Откуда?! Откуда, черт побери, Шиманский мог его знать?!
– Его знала только Лена, - ответил Сергей.
– И ты. И вы, Юрий Витальевич, - добавил Черкасов.
– Что это значит?
– А значит то, что она все делала с рабочего места. То есть ее телефон прослушивается, и компьютерный трафик наверняка тоже отслеживают, - заявил адвокат.
– Выходит, за всем стоит Мостер, - поджал губы Валерий.
– В Израиле он тоже знал, где я. По звонку мобильного не такая проблема была отследить, где я остановился. Тем более владельцу интернет-компании с кучей хакеров на подхвате.
Адвокат по привычке сложил в трубочку пухлые губы, прищурился.
– Но Мостер уже получил то, что хотел, не так ли? Зачем ему вас преследовать?
– Он не хочет, чтобы я вернулся в Россию и обжаловал сделку через суд, - парировал Черкасов.
– Перестраховывается.
– Тогда почему, скажите, он заплатил за вас залог?
– склонил голову Юрий Витальевич.
– Залог?
– опешил Валерий.
– Угу, на секундочку восемьдесят пять тысяч евро.
Сергей присвистнул. Помолчав немного, Черкасов мрачно распорядился:
– Дом срочно меняем. Не хочу, чтобы Шиманский заявился ко мне на чай, подложил «посылку счастья» с героином или натыкал жучков. Никто не должен знать адрес. То же касается телефона, номера меняем прямо сейчас. Они будут известны нам троим и всё.
– Да, зря мы расслабились. Меняли же постоянно телефоны в круговую, чтобы уйти от прослушки в России, - кивнул Ларин.
– Главное, больше девиц не воруйте, и разыщите этих двух, - крякнул адвокат.
* * *
Переехав в другой особняк инкогнито, Черкасов остался один: Сергей вернулся в Тель-Авив, Морфин - в Россию, улаживать дела. В четырех стенах полупустого дома сквозняк подвывал, как волк откуда-то издалека, предвещая опасность и беды. Валерий маялся, не зная, чем себя занять. Новостные сайты и соцсети гудели о том, что бывший владелец Дримсети - садист и извращенец.
Было бы проще, если бы где-то в глубине души он не обвинял сам себя. Злая память то и дело подбрасывала забытые в пьяном угаре подробности той ночи, и заставляла вспомнить ненавистную своей чистотой и невинностью, предавшую его Варю. Книги не читались, кино не смотрелось, еда не лезла в горло, нервы натягивались до звона, готовые лопнуть под кожей.
Валерий представил, что Ларин действительно отыщет Варю, привезет её, и понял, что не хочет этого. Потому что не знает себя, потому что, возможно, все эти мерзавцы, сворой лающие на него, были правы. А он лишь притворялся нормальным до поры до времени, тогда как внутри него живет нечто... некто, кого он не в состоянии контролировать. Это пугало, это выбивало из равновесия одной мыслью.
Однажды, прочитав очередную «новость», Черкасов стиснул зубы и решил провести над собой эксперимент, чтобы выяснить, действительно ли он извращенец. И если да, то насколько.
* * *
Не готовый общаться с внешним миром и даже с проститутками, в едва обставленной спальне Валерий смотрел до одурения порно, подписавшись на самый что ни на есть кинк и хардкор. Это возбуждало, и сильно. Больше, чем всё остальное. Цепляло крючком и затягивало, заставляя смотреть в глаза грязной, подвальной правде. Валерий часами напролет бродил по сайтам, выискивая сюжеты с невинными на вид блондинками, бешено возбуждался и удовлетворял себя сам. Потом его рвало, и в д'yше хотелось содрать мочалкой кожу до мяса. Ненавидя собственное нутро, он напивался до беспамятства, чтобы ничего не снилось и не думалось. Особенно о Варе. А проснувшись, как наркоман, втянувшийся в бессмысленное пристрастие, повторял тупое, вялое, а затем головокружительное погружение во тьму.
Перерыв сделал только на время слушания суда, где Морфин пустил в ход «неадекватную» защиту, настаивая, что все тома представленного российской стороной дела надо перевести на английский. Как ни странно, это сработало, и Валерия отпустили, взяв подписку о невыезде до конца января.
Черкасов с черными кругами под глазами вышел из зала суда, с победным видом показал язык российскому представителю, а в камеры журналюг сунул два пальца, сложенные в букву V:
– Но пассаран, товарищи!
– хохотнул он и себе под нос буркнул: - Аве... Кришна...
* * *
Адвокат уехал, и Черкасов вернулся к эксперименту, всё больше погружаясь во внутренний мрак. Валерий не выходил на улицу, там можно было нарваться на репортеров, заказывал через интернет продукты и выпивку, ел мало, забыл про спорт, прекратил бриться и вообще разбил зеркало в ванной, чтобы не видеть опостылевшую, полубезумную рожу с лихорадочным блеском в глазах.
Недели через две стало болеть сердце, и чтобы глотнуть нормально воздуха, Черкасов распахивал окно и жадно дышал промозглым британским туманом. Казалось, за ненужностью душа начала сжиматься и трескаться, как отброшенная змеей кожа в огне. Но Валерий не дал себе передышки и пошел дальше в исследовании собственных низов.
Заплатив круглую сумму, он добился приглашения на тематическую1 вечеринку для избранных. Подписал договор о неразглашении, выслушал правила, а в назначенный день приперся в джинсах и пестром, шутовском свитере в закрытый клуб, неприятно тем поразив любителей «кайфа с горчинкой», разряженных в вечерние платья и смокинги.
Черкасову были безразличны их взгляды, интерьер в стиле барокко и изысканный ужин при свечах с голыми, в крошечных кружевных фартучках официантками.
«Бал у сатаны, как в «Мастере и Маргарите»», - мысленно усмехнулся он, оглядывая по большей части некрасивых и немолодых, разодетых в шелка и бриллианты клиенток с особыми вкусами.
Валерий молча пропускал один за другим шоты2 лучшего шотландского виски и ждал действа, решив участвовать в любой оргии, какой бы она ни была. Варя поставила точки над “i”, он же был готов вместо точки влепить себе на лоб клеймо извращенца и совать его людям в морду, как паспорт на таможне. Всем назло. СМИ, матери и собственной совести тоже.
Поначалу всё казалось фарсом. Но когда совсем юную, слегка угловатую девушку со светлой, как у Вари, кожей и рыжей копной волос, беззащитную в своей наготе, начали унижать, бесстыдно лапая, щипая, засовывая пальцы и что ни попадя в проданную за деньги женскую плоть, когда он увидел с трудом сдерживаемые слезы в девчоночьих глазах, Черкасов не выдержал. Гнев затмил всё, и с громким русским матом Валерий въехал кулаком в челюсть белесому джентльмену, тыкающему обмотанную кожей ручку хлыста между покрасневших от шлепков, вздрагивающих ягодиц. Ненавистное, мерзостное возбуждение превратилось в ураган ярости, неукрощаемый и дикий. Дубовым стулом с позолоченными ножками Черкасов саданул «ведущего», призвавшего соблюдать правила. А затем, как мужик с топором, пошел, удерживая в руке ножку того же стула в гущу возмущенных, привыкших к роскоши дегенератов, не разбираясь, кто суется под руку. Завязалась потасовка, и, прежде чем подоспели охранники, Валерий успел оттолкнуть голую девушку в угол - подальше от кидающейся на него извращенской публики, и раздать щедро пинков и ударов.
– Уберите этого сумасшедшего! Уберите!
– истошно визжала дама в облегающем черном платье, потеряв туфлю на высоком каблуке. Ей вторили другие, причем некоторые «великие унижатели» мужского пола вопили громче леди.
Вышибалы вытащили упирающегося и кричавшего о готовности выкупить «рабыню» Черкасова на задворки. Там, изрыгая ни черта не понятный сленг, они избивали его чем попало, не щадя ни лицо, ни почки. Мордовороты ушли, оставив его валяться в луже.
Глядя подбитыми глазами на одинокий фонарь и отхаркиваясь собственной кровью, Валерий улыбнулся. Впервые за все это время.