Свидетель
Шрифт:
1англ. Носитель языка
2Англ. ругательство
Глава 27. Справедливость
Я плохо спала. Несмотря на то, что гуру твердил о необходимости концентрироваться на настоящем моменте, я постоянно уносилась мыслями в прошлое. Я думала об убитом парне - Иване Демидове, искала закономерности, обсуждая их с Никой. Почему он? Какова роль у Шиманского в кармическом узле? Я была уверена, что она была. Иначе я бы не оказалась в момент убийства с выставленной в руке камерой. По иронии судьбы, я превратилась в угрозу беззаконию, как Фемида с завязанными
– Сиди в Випассане, дыши и исследуй, кто ты есть. Личная история - это не то, что нужно, чтобы познать Целое. В свое время всё откроется, всё станет понятно.
Но я была нетерпелива, несмотря на медитации, йогу и сатсанги. Этой ночью я больше размышляла о Матхураве и сердилась, что память о той жизни так отрывочна. Едва я заснула, меня разбудил грохот за стеной. Это значило, что пробило пять утра, и индианки, живущие при ашраме, пришли принимать душ. Правда, судя по звукам, купались там не три невысокие женщины, а стадо упитанных слоних, роняющих хвостами жестяные тазы и трубно выдувающих на себя через хоботы воду. Чтоб им!
Лениво и раздраженно я выбралась из постели и, вскрикнув, начала падать. Еле успела выставить руки и уткнуться ими в мазанную глиной стену. Яркие краски мгновенно заменили темноту, я увидела, как меня тянет вперед цепь, соединяющая железный ошейник и кандалы на руках и босых мужских ногах.
* * *
Стражник в красном дхоти вытянул Матхураву в центр огромной залы, арочный свод которой подпирали резные колонны, покрытые позолотой и лаком. Прадештар встал предусмотрительно рядом, уткнув древко копья в пол.
На полукруглом пьедестале, на фоне сине-голубых мозаичных стен высилось гигантское золотое Колесо Дхармы с восемью спицами. Трон царя Ашоки пустовал - будучи в отъезде по государственным делам, правитель поручил вершить суд трем уважаемым брахманам. Бритые головы судей с белыми полосами и алым бинди на лбу как по команде повернулись к обвиняемому. Мелькнули хвосты седых кос, спускающихся с затылков.
Опомнившись, Матхурава почтительно склонился перед жрецами в белых одеждах. На груди брахманов сверкали золотые пластины на многочисленных нитях, унизанных священными семенами рудракши, в ушах - серьги. Ювелир готов был поклясться, что золотые украшения с сапфирами у самого молодого из судей делал он сам. Поможет ли это в слушании? Судя по тому, что его, известного на всю столицу мастера, держали почти месяц в темнице, вряд ли.
Наконец-то чистый после ритуального омовения, положенного перед судом, Матхурава чувствовал легкость в теле, несмотря на кандалы. Расправив плечи, он решил, что будет отстаивать себя до последнего, и оглядел почетных жителей Паталипутры, восседающих вдоль центральной дорожки на расписных синих креслах. Сразу же узнал советника, покупавшего у него рубины.
В надежде увидеть Сону, ювелир бросил взгляд в толпу. Люди, пришедшие на слушание, разделились соответственно варнам: брамины гордо стояли ближе к трибуналу, кшатрии в красных и голубых одеяниях по центру, затем вайшьи, среди которых Махурава с волнением увидел множество знакомых купцов, ремесленников, родственников и младших братьев. Ближе к выходу пестрой, смуглой толпой теснились шудры. Ни матери, ни Соны нигде не было видно. Ювелир набрал в грудь воздуха, моля богов
Другой прадештар вывел на центр полусогнутого темнокожего шудру с перевязанным животом. Старший из брахманов встал и поклонился присутствующим, а затем торжественно объявил:
– Да пребудет с нами милость богов! Да помогут они рассудить справедливо и ничем не нарушить священные законы Ману! Ом!
– Ом!
– вторили ему сотни голосов.
– Крестьянин Прабхакар, сын Ананда, обвиняет ювелира Матхураву, сына Капура, в похищении невесты, за которую уже была уплачена дакшина отцу девицы и общине, и насилии над ней, - объявил тот же жрец и кивнул шудре: - Говори.
Матхурава шагнул вперед, зазвенев цепями. Его глаза засверкали гневом:
– О, почтенный Махаматра1, возражаю! Я хорошо знаю законы Ману, и согласно дхармашастрам, низший по варне не может обвинять высшего! Я - вайшья, а он - шудра, справедливый суд невозможен!
Брахман помоложе и постройней сделал негодующий жест рукой.
– Какое право имеешь ты, Матхурава, говорить о варнах, если забыл о них, взяв в жены неприкасаемую?!
Толпа ахнула.
– Будь она хотя бы шудрянкой, ты получил бы порицание и отягчил свою карму, но вступив в брак с неприкасаемой, ты нарушил основной закон дхармы, - чеканил брахман.
– Потому ты больше не можешь называться вайшьей и дваждырожденным. И прав у тебя теперь не больше, чем у собаки! Сорвите с него шнурок!
Стражник достал кинжал, и тут из толпы к нему бросилась старуха Шри Дэви:
– Стойте! Стойте!
– Она упала в ноги прадештару и обняла их. Тот замер, ошеломленный. Не вставая, она со слезами на глазах заговорила: - Прошу прощения у почтенного суда, я не имею права вмешиваться, но заклинаю, позвольте разъяснить!
– Говори, старуха, - произнес старший жрец.
– Брак между моим сыном, Матхуравой, и неприкасаемой недействителен, его нельзя брать в расчет!
– Отчего же?
– Когда дакшина уже уплачена и принята, брачная сделка считается законной, даже если ритуал соединения браком не проведен, ведь так заповедовал великий Ману?
– получив кивки от судей в знак согласия, Шри Дэви продолжила: - Ни одна женщина не имеет права дважды вступать в брак! Это ее нужно покарать за измену, а не моего сына!
– Молчи, старуха! Еще будешь указывать нам!
– фыркнул худой пучеглазый брахман.
– Стражники, уведите ее с места суда!
Прадештары подхватили под руки пожилую женщину и понесли к выходу, а судьи зашептались между собой. Наконец, старший обратился к крестьянину Прабхакару:
– Мы выслушаем тебя, шудра, а затем примем решение.
Держась за живот, обвинитель ткнул пальцем в Матхураву.
– Этот человек проезжал через нашу деревню несколько месяцев назад. Его видели мои односельчане...
– он принялся рассказывать, а перед глазами Матхуравы летели воспоминания: грязные женщины, лачуги, старики, крестьянин с красным от бетеля ртом - тот самый, у которого он спросил дорогу, источник и момент, когда он впервые увидел Сону. Надо было отдать должное шудре, он опросил каждого, кто хоть краем глаза видел заезжего путника. Из толпы вышел бетельщик-свидетель, а еще старый, высохший до костей брамин - он, оказывается, сидел под баньяном, собираясь медитировать, и заметил, как молодой путник на гнедом жеребце скакал в сторону источника, к лесу, куда незадолго до этого пошла дочь кожевенника Сона.