Свирепая справедливость
Шрифт:
– Я поверила, что это мой дядя... – Она кивнула. – И верила в это десять лет. Он писал мне. – Магда заставила себя остановиться, помолчала немного и сказала: – После папы у меня оставался только он.
– Тебя выбрали для отправки в Одессу, – продолжал Питер, почувствовал, как она напряглась, и повторил более резко: – Тебя отправили в специальную школу в Одессе.
– Ты знаешь об Одессе? – прошептала она. – Думаешь, что знаешь. Кто там не бывал, не может знать...
– Тебя учили... – он смолк, снова представив себе прекрасную девушку в особом помещении, выходящем на Черное море; она учится
– Да, – подтвердила она, – очень многому.
– Например, как убить человека голыми руками.
– Думаю, что я не смогла бы убить тебя, Питер. Подсознание не позволило бы. Видит Бог, ты не должен был выжить. Я любила тебя и, хотя ненавидела за предательство, не могла заставить себя... – Она вздохнула. – Поэтому при мысли о том, что ты убьешь меня, я испытала едва ли не облегчение. Я готова была принять это. Лучше смерть, чем жизнь без любви, которую, как мне казалось, я нашла.
– Ты слишком много говоришь, – остановил ее Питер. – Побереги горло. – Он приложил палец к губам Магды, заставляя ее замолчать, и продолжал: – В Одессе ты стала одной из избранных, вошла в элиту.
– Это как войти в церковь – прекрасно, таинственно... – прошептала она. – Не могу объяснить. Я все сделала бы для государства, если бы знала, что это нужно «Родине-матери».
– Правда? – Питеру было интересно, не откажется ли она от своих слов.
– От начала и до конца, – кивнула она. – Я никогда больше не буду лгать тебе, Питер. Клянусь.
– А потом тебя отправили обратно во Францию, в Париж? – спросил он, и Магда снова кивнула.
– Ты полностью оправдала и даже превзошла ожидания своих хозяев. Ты была лучшей, самой лучшей. Ни один мужчина не мог устоять перед тобой.
Она не ответила, но и взгляда не опустила. Это не было дерзостью: она подтверждала выводы Питера.
– Были мужчины. Богатые и влиятельные... – Теперь в его голосе звучала горечь. Он не мог с собой справиться. – Много, много мужчин. Никто не знает, сколько именно, и у каждого ты брала капельку нектара.
– Бедный Питер, – прошептала она. – Это мучило тебя?
– Это помогало мне ненавидеть тебя, – просто сказал он.
– Да, понимаю. Ничем не могу тебя утешить – кроме одного. Я никого не любила, пока не встретила тебя.
Магда держала слово. Лжи пришел конец. В этом он был уверен.
– Потом они решили, что тебя можно использовать, чтобы взять под контроль Аарона Альтмана и его империю...
– Нет, – прошептала она, качая головой. – Это я решила насчет Аарона. Он был единственным мужчиной, перед кем я не смогла... – У нее перехватило горло. Она отпила виски, медленно проглотила и продолжила: – Он меня очаровал. Никогда не встречала такого. Такой сильный... такая свирепая сила...
– Ну, хорошо, – согласился Питер. – Ты могла к тому времени устать от своей роли... Куртизанкой быть очень трудно...
Она улыбнулась впервые с тех пор, как он начал говорить, но улыбка вышла печальная и насмешливая.
– Ты все проделала правильно. Вначале стала для него незаменимой. Он уже болел, ему все больше нужна была опора, кто-то, кому он мог бы полностью доверять.
Магда ничего не сказала, но по ее глазам видно было, что она вспоминает: словно солнечный луч осветил зеленые глубины неподвижного пруда.
– И когда он поверил тебе, не осталось ничего, что ты не могла бы дать своим хозяевам. Твоя ценность многократно увеличилась...
Питер продолжал негромко говорить, а снаружи в буре алых и пурпурных вспышек догорал день, свет в каюте мерк, и скоро в ней можно было различить только лицо Магды. Бледное, напряженное. Она внимательно выслушивала обвинения, перечень предательств и обманов. Только иногда делала легкий отрицательный жест, качала головой или сжимала руку Питера. А иногда ненадолго закрывала глаза, словно не могла принять особенно жестокое воспоминание, и раз или два болезненным шепотом восклицала:
– О боже, Питер! Это правда!
Он рассказывал, как у нее постепенно развивался вкус к власти, которую она получила как жена Аарона Альтмана, как это стремление к власти крепло по мере того, как убывали силы Аарона. Как наконец в некоторых вопросах она стала возражать барону.
– Например, относительно поставок оружия правительству Южной Африки, – сказал Питер, и Магда кивнула и сделала одно из своих редких замечаний:
– Да. Мы поспорили. Один из немногих наших споров. – Она чуть улыбнулась, словно какому-то глубоко личному воспоминанию, которое не могла разделить даже с ним.
Питер описал, как вкус к власти, стремление к ее атрибутам постепенно уничтожало ее прежние политические идеалы, как хозяева начали понимать, что теряют ее и попытались вернуть ее под свой контроль.
– Но ты была уже слишком сильна, чтобы поддаться обычному давлению. Ты проникла в связи Аарона с МОССАД, и это давало тебе защиту.
– Невероятно! – прошептала Магда. – Все так похоже, так похоже на правду!
Он ждал пояснений, но она жестом попросила его продолжать.
– Когда они пригрозили, что выдадут тебя барону как коммунистического агента, у тебя не осталось выбора. Нужно было избавиться от него... И ты сделала это – таким образом, что не только избавилась от угрозы своему существованию, но и получила контроль над «Альтман Индастриз», а вдобавок свободные двадцать пять миллионов для дальнейших действий. Ты организовала похищение и убийство Аарона Альтмана, выплатила себе двадцать пять миллионов и лично проконтролировала их перемещение, вероятно, на кодированный счет в Швейцарии...
– О боже, Питер! – прошептала она. В темноте каюты ее глаза казались бездонными и огромными, как провалы в черепе.
– Это правда? – впервые спросил подтверждения Питер.
– Это слишком ужасно. Пожалуйста, продолжай.
– Все прошло так гладко, что перед тобой открылся целый мир новых возможностей. Примерно в это время ты стала Калифом. Захват «ноль семидесятого», вероятно, не первый удар после убийства Аарона Альтмана, могли быть и другие. Вена и министры ОПЕК, деятельность Красных бригад в Риме – но при захвате «боинга» ты впервые воспользовалась именем Калиф. Все опять получилось бы, если бы один из офицеров не нарушил приказ. – Он указал на себя. – Только это остановило вас – и тут я впервые привлек твое внимание.