Свирепый чёрт Лялечка
Шрифт:
Но больше всего волновала судьба Лялечки. То что она, как помощница никуда не годится, только мешает, было понятно уже давно. Но это ведь не повод, вот так, запросто, бросить ее в тяжелую минуту.
Решение пришло быстро.
— Пошли!
— Куда?
— Я полечу вслед за девушкой. Расскажешь по дороге, что делать надо.
— Делать ничего не надо. Только кто ж тебя туда подпустит?
— Меня подпустят.
— Нет, я не пойду. Жизнь дороже.
Спорить с палачом не было времени. Абсолютно. Папики находились примерно на том же расстоянии от лобного места, что
Надо сказать, что пятерка действовала на народ помощней, чем крест на нечистую силу. От меня просто шарахались.
— Быстро примотайте меня к столбу! — Приказал я опешившим папикам. — Распоряжение самого Пахана В Натуре!
Мандат и упоминание главы церкви и политбюро возымели действие. В считанные секунды я был привязан.
— Поджигайте!
Почему-то вспомнился Овод, командующий своим расстрелом…
Хворост занялся почти мгновенно. Подоспели ошарашенные посланцы кардинала. Они молча таращили на меня глаза, не в силах сообразить, что же происходит.
— Запомните, все что видите — это не ересь и не дьявольский антикоммунизм (сочетание какое получилось интересное), а чудо господнее! Так и передайте кардиналу!
Зная о том, что бог покинул этот мир, я не опасался гнева Всевышнего за мою маленькую ложь. Страшно было другое…
Задымило, заискрило. Я почувствовал, как дернулся столб и начал медленно подниматься. Мне ничего не оставалось, как повторить гагаринско-лялечкино: «Поехали!» и положиться на волю уж не знаю кого, то ли отсутствующего Господа, то ли бараноподобного дьявола…
Приземление
Полет проходил по классической траектории. Не знаю точно сколько он длился, но страху я натерпелся на многие годы. Машинально и отрешенно наблюдал за проносящимися подо мной лесами, полями, деревушками. В голове заклинила, словно заевшая грампластинка, единственная строчка из песенки: «Таких не берут в космонавты».
Когда полет проходил по ниспадающей ветви параболы ландшафт кардинально изменился. Вместо привычных холмов, речушек, рощ и оврагов появилась ровная желтая полоса. Пески. Я летел над пустыней. Правда, она занимала малую часть преодоленного мной пространства. Вскоре вновь внизу зазеленело, и моя «ракета» стала стремительно снижаться.
Столб воткнулся в мягкий грунт примерно под углом в 45 градусов. Приземление было вполне удачным, если не считать, что все внутренности получили значительную встряску. Несколько секунд я не мог дышать. Пришла мысль, что от сотрясения разорвались легкие. Не буду описывать ужас, испытанный за эти мгновения. Всего минуту спустя я уже нормально себя чувствовал, вися вниз головой, и радовался, что не было времени позавтракать.
Еще через некоторое время я понял какую совершил ошибку: надо было приказать папикам привязывать меня как-нибудь по-особому, чтобы я мог в дальнейшем самостоятельно освободиться от пут. Но такой команды не было, и инквизиторы выполнили приказ на совесть. Они свое дело знали. Подергавшись минут десять, я пришел к окончательному выводу: без посторонней помощи мне предстоит коротать остаток дней в столь незавидном положении.
Отчаяние усилилось, как только я представил Лялечку, точно так же беспомощно висящую где-нибудь неподалеку.
И зверюшки поумней…
Не знаю, сколько я провисел. Кровь прилила к голове, сознание помутнело и периодически покидало затекшее тело.
Я в очередной раз открыл глаза и дернулся с перепугу (насколько позволяли путы). Было от чего. Прямо перед моим лицом, громко вдыхая воздух ноздрями, находилась страшная вытянутая морда. Потом, приглядевшись и произведя корректировку на перевернутое изображение, я успокоился и облегченно выдохнул:
— Лошадь.
На что морда обиженно ответила:
— Сам ты лошадь, я — конь!
Я опять лишился чувств.
В следующий раз я пришел в себя и понял, что меня куда-то везут. Я не стал подавать признаков жизни, решив сделать это в конечном пункте. Мое тело, словно мешок, уж не знаю с чем, мерно покачивалось в такт лошадиной (или конской) поступи. Рассмотреть окрестности опять не было ни какой возможности. Голова снова была направлена вниз. Я висел, перекинутый через луку седла. И я видел только медленно плывущую землю и копыта лошадей соседних всадников.
Интересно, мне показалось или на самом деле лошадь, то бишь конь, говорил?
Сомнения разрешились почти сразу после того, как возникли. Как по заказу, до меня донесся лошадиный разговор. Сомнений быть не могло. Слова перемежались характерными звуками, издавать которые могли только эти животные. Да и смысл диалога свидетельствовал о том же:
— Он тяжелый?
— Да не то чтобы, но потяжелей девчонки будет. Хотя его везти проще.
— Почему?
— Он как тюк. Лежит не дергается.
— А она что?
— Сказала, что сейчас будем как в цирке джигитовкой заниматься.
— Что такое цирк?
— Не знаю. Но она все норовила мне то на спину встать, то под брюхом пролезть. Щекотно. Еле угомонили.
— Не хотела бы я попасть в тот цирк.
— Я тоже…
— А я девчонку только издали видела. Хорошенькая и, наверное, добрая…
В этот момент голос сверху, принадлежащий всаднику, прервал лошадиный разговор:
— Брыкунок, Игогока, заткнитесь! Человека разбудите!
Бздысыкпук говорил, что в этом мире зверюшки поумней наших будут, но чтобы настолько…
Восточное гостеприимство
Меня привели во дворец и через несколько минут я предстал пред ясными (немного замутненными) очами правителя. Султан, как султан. Обыкновенный. Дорогой халат, чалма. Хитрая рожа. Все, как положено.
— Ты Андрюха? — Сразу спросил восточный повелитель.
Я ошарашено подтвердил:
— Да… А откуда…
— Мы ее не трогали, так что козьи морды нам делать не надо. — Перебил султан. — Можешь убедиться. Только она сейчас спит. Не знаю, кто из вас главней, но я бы не советовал ее будить. Так что твоя Гюльчатай в целости и сохранности. Да, ты садись, мы всегда рады таким высоким гостям.