Свирепый чёрт Лялечка
Шрифт:
Лялечка исподлобья бросила на меня лукаво-заинтересованный взгляд, желая оценить мою реакцию. Кажется, она осталась довольна. Сам не понимаю, откуда во мне появилась ревность, ведь она предполагает наличие другого чувства, а ничего кроме ответственности за вверенного мне ребенка я не испытывал… Ну, или почти ничего.
— Что потом?
— Что, что? Я хоть и не экспонат музейный и на мне таблички нету «Руками не трогать», но ведь все равно нельзя, правда?
— Он тебя трогал? — Я почувствовал новый укол ревности.
— Хотел, наверное.
Она показала насколько, и мне даже стало немножко жалко незадачливого папика, не смотря на все его мерзостные намерения.
— А потом?
— Он ушел. Я опять уснула. А проснулась уже в мешке. Из мешка вытащили, к столбу прикрутили. А я на нем, как на ракете!
Те же и султан
— Раз уж мы снова вместе, что делать будем?
— На Пахана войной пойдем! У нас теперь в подчинении весь Шайтанленд! — Лялечка была полна воинственного пыла.
— Можно и войной, — сообщил с пола проснувшийся Бабахан, — только завоевать Злыгандию не получится. Это королевство, где Пахан обустроился. Силища там неимоверная. И король зверь. Злыгад. А небольшие царства, да королевства — завсегда пожалуйста. Прикажешь войско собирать?
— Вставай. Война пока отменяется. Продолжим разговор? Итак, в каких отношенях твой султанат с Паханом? Воюете?
— Зачем воевать? — Султан медленно поднялся, ноги все еще плохо слушались, и сел напротив нас. — У нас нейтралитет. Мы к ним не лезем и к себе никого не пускаем. Он даже через своих послов предлагал заключить договор о мире и дружбе, шпионами обменяться. Как цивилизованные страны.
— Ну и?
— А зачем нам это? Мы не стали. Послов на колы попересажали и на этом и закончили все переговоры.
— А он пытался вас завоевать?
— Тысячу раз.
— И что?
— Видно ты правда давно здесь не был. Только ваши шайтанские пески и выручают. Зыбучие. А для Паханова войска я их даже назвал бы е…, - султан бросил быстрый взгляд на Лялечку и передумал произносить термин вслух, — а, ладно. Только они и выручают. Пахан только недавно прекратил попытки завоевания. Тогда-то и послы явились. Теперь небось обижается, за людишек своих.
— И что же совсем невозможно через них перебраться?
— Почему? Дорога есть. Каменная. Узкая шибко. Войску не пройти. Да и караулится она постоянно. Мы с одной стороны, а Далдоновы воины с Пахановыми папиками — с другой.
— А как же ты только что хотел войско собирать и страны малые завоевывать?
— Мы — другое дело. У нас — кони. Только они могут свободно пески пересекать. Чуют как-то.
— Ладно, пока все. Мы прогуляемся, посмотрим как вы тут живете.
Подслушанный разговор
От навязчивого предложения Бабахана сопровождать нас я категорически отказался. Только сказал, чтобы тот предупредил обитателей дворца и прилегающего сада о том, кем мы являемся, дабы избежать возможных эксцессов, если вдруг нас примут за лазутчиков. Это мое пожелание оказалось бессмысленным. Новости, слухи и сплетни разносились по султанату с неимоверной скоростью. В этом мы убедились практически сразу по испуганно-заинтересованным взглядам и приглушенному шепоту, которыми сопровождалось наше появление в любой точке живописного сада.
Стараясь скрыться от любопытных глаз мы отдалились от дворца на приличное расстояние по мозаичной дорожке и устроились на небольшой мраморной скамейке, находящейся возле фонтана в тени высокой живой изгороди.
Неожиданно из-за противоположной стороны аккуратно подстриженного кустарника послышался голос, показавшийся мне знакомым:
— Здесь нас никто не увидит и, тем более, не услышит.
Я уже набрал в легкие воздух, чтобы кашлянув, обнаружить свое присутствие, но Лялечка, догадавшись о моих намерениях, сердито шикнула на меня и на языке жестов вполне понятно объяснила, что мы просто обязаны подслушать, а если я такой тупой и честный, то могу просто заткнуть свои уши. Мне оставалось только смириться. Но уши затыкать я не стал, так как уже имел неосторожность быть невольным свидетелем разговора этих же собеседников.
— Ну, и как мы поступим?
— Сил моих больше нет терпеть его домогательства. Давай сбежим.
— Это опасно, Игогока. Может лучше я подберу момент и лягну его, чтобы навсегда успокоился? А потом скажу, что нечаянно.
— Ты что?! Его хозяин ни за что тебя не простит. Уговорит султана подарить тебя ему и тогда испытаешь все прелести его ненависти. Каждый день будет плеткой хлестать, а кормить одними колючками. Он мне один раз подсыпал колючек в сено, за то что я легонько лягнула Плешевона.
— Да, что жеребец, что хозяин… Как прекрасна без них была бы жизнь.
— Вот, я и предлагаю сбежать подальше от этой парочки.
— В султанате нас обязательно разыщут, а за песками тоже не будет покоя. Тамошние люди боятся нас и ненавидят. Я за тебя волнуюсь. Давай еще немного подождем. Может что изменится.
— Ты имеешь в виду сегодняшних посланцев шайтана?
— Да. Представляешь, они оказались Чёртями. Да такими могущественными, что по их первому зову явился сам шайтан. Бабахан как увидел, так и умер от удивления. Еще бы, он-то целый год молится сам и всех подданных заставляет, чтобы дьявол хоть на минутку показался. А эти Чёрти говорят: «Приди!» и владыка тьмы тут как тут.
— Так, султан умер?
— Сначала да. Но потом они его оживили. Говорю же, очень могущественные Чёрти.
— Мужик — ладно, похож на Чёрта. Но ни за что не поверю, что девчонка тоже дьявольское создание. Она человек.
На Лялечку было жалко смотреть. С одной стороны она желала продолжать подслушивать, а с другой, хотела немедленно вмешаться и опровергнуть нелепое предположение о ее принадлежности к роду человеческому. Она обоими ладошками прикрыла свой рот, глаза пылали праведным возмущением.