Свобода печали

Рощина Елена

18 февраля 1991

Сон в стиле барокко

Песочные часы – ловцы минут,Просроченных над хрупкостью пространства,Зрачки воды в фарфоровом пленуПод тяжестью барочною убранства.Эпохи дар – паденье и полет,Округлость сна от хмеля урожая,Торжественная выверенность нотИ в горле спазм в предощущенье края.Смятенный день, почуявший распад,Дыханье войн и пустоту Вселенной,Беспомощность и блеск земных громад,И рук тепло под кружевною пеной.Как празднична сейчас печаль Ватто,Как ярка и телесна боль

открытий!Все тот же ветер комкает пальтоВ невыносимой тяжести отплытий.Три века не исчерпают песка,Сплетя корнями ненависть и ярость, –Еще не заговорена тоскаВремен чужих, их жалоба и жалость.Незримо равноденствие эпох,Печать сиротства, ранящая души,В запаянном стекле – смиренный вдохПловца, не притронувшегося к суше.

18 февраля 1991

* * *

Наверно, вы спите, хоть город расколот грозой,Но сны на рассвете так льстивы и сахарно-сладки,И мчится по волнам ваш дом, словно праведник НойКовчег обменял на слепые огни коммуналки.О, в ваших широтах, под сенью папирусных сновБесстрастный Озирис не губит главы непокорной,И Нил полноводен, он жадных своих береговНесытую землю водой напитает, как зерна.Коснувшись, отхлынет от смуглых мальчишеских плеч,Назад убегая по горлу трубы водосточной…А дождь продолжает свою сумасшедшую речьВ колодезном срубе двора, словно узник бессрочный.

[1991]

* * *

Прочистить от ила сквозные каналы,Склерозных сосудов слепое теченье,По руслу которых сам Один в ВальгаллуНа лодке вершит круговое скольженье.Старик одноглазый! И привкус железа,И море, лизнувшее ситец подола,И эти ладони в кухонных порезах,И вялый, как сон, холодок валидола!Налет известковый лучистых протоков,Тромбозные мели с началом распада –Беспомощной плоти ни сумрачных токов,Ни всплесков жемчужных для жизни не надо.Она не виновна, что вечно тоскуютКакие-то души в бессилии роста.Растительный шорох. Ракушку земнуюГрызет изнутри черверодный отросток…

2 марта 1991

* * *

Может, лучше и нету на свете

калитки в Ничто…

И. Бродский.

Всего-то и нужно – тугую калитку плечомТолкнуть незаметно и тихо взойти по ступеням,И август забыть, золотое гудение пчелВ притихшем саду, подогнувшем худые колени.Остывшего воздуха горечь над смятой травойГлотнуть, удирая в туманное утро распада,Где кроны то плачут, то тихо стоят над душой –К щемящему звуку земного, последнего лада.О жар нетерпенья! Шуршанье стрекоз у воды.Смотри – [в] фиолетовый миф этих странных соблазнов,И Соль колесницу ведет до истертой черты,И грубо хохочет мне в спину старик одноглазый…

2 марта 1991

* * *

Под небом голубым

Есть город золотой…

П. Волконский.

Там небо серо-желто, как пустыня,И камни хрупки и нежны, как дети.Вода черней, чем очи ПалестиныВ наивных чашках розовых соцветий.А в зданьях есть безумие симметрий,Проказа и бессмысленность деянья,В разрушенном развале геометрий –Великий ужас вечного страданья.И взгляды неподвижны, словно сфинксы,И голос мысли шелестит, как ветер,Со всех судов спасавшиеся крысыТуда бегут в расставленные сети,Со всех концов стремившиеся людиМрут в лабиринтах древности и жажды.Сухой песок на дне пустых посудинХранит веками дремлющая стража.Но есть

воды единственная милость,Царапины живая боль и радость –Очнуться от бессмертия, что снилосьВ слепых дождях и жалило, как жалость.

10 марта 1991

* * *

А если сумеешь врата Вавилона открыть,То встанут безмолвно Египет, Шумеры и КритИ глянут тревожно и нежно глазаИудейских пророков, и вновь разразится гроза…Повилика сознанья вдоль кладки китайской стеныБудет долго цепляться за их ненадежные сны.Обвиваться вокруг запоздавших открытой,Наблюдать, как ярость небес губит парус отплытий,Завершать тетраграммус столикий.

10 марта 1991

* * *

Перечти от Омеги до Альфы – начало конца,Там, где тени сознанья, как мокрые простыни плещут,Первым скрипкам зачтется горячая тяжесть свинцаИ сплетенные корни, зажавшие горло, как клещи.Только сняли печать – и нарушился строй кораблей,И всплакнули в окне голубиные глазки бегоний,Камышовые дудки в раскате апрельских полейПовторили неверно барочную скорбь Альбиони.И уже не понять серебристой геральдики снов,Кто есть Альфа и Бета в недуге бесовских мистерий,Под зеркальным прицелом направленных в небо мостовАспириново тает струна всенародных истерик.

6 апреля 1991

* * *

Выпрошенный у Бога крест – самый тяжелый…

Столько брести и споткнуться о запах жилья,Словно о нитку льняную бездумных весталок,В пыльном краю, где, наверное, новый ИльяСиднем сидит тридцать лет и три года – вдобавок.Так обольститься посулом житейской кирзы,Равноугольным пространством заполненной соты,Где вечерами экран, словно ласка гюрзы,Страхом разит богоизбранный ум идиота.О, западание клавиш, о, тяжба земель!Прах землемеров в прогнивших шинелях пехоты.Вся деревенская мудрость запечных емель,Коим идти в никуда нипочем не охота.Всех теть Маш, раздобывших в обед молока,Всех дядь Гриш, обожателей темного пива,Чья бессловесная даль так пуста и легка,Как и октябрь девяносто второго налива…И перемены себе отлежали бока,Долготерпенье сварилось вкрутую в водице…Только вздыхаешь. И дверь запираешь пока,Тихо попросишь кого-то, чтоб вновь возвратиться.

16 октября 1994

* * *

За величье страха у нищей плошки,Суетливую тайнопись приговоров,За смиренность спин над бесхлебной сошкойАзм воздастся тебе все одно – не скоро.И покуда уходит свет, разжижая силы,В поминальный сумрак у изголовий,Не дари сей крест, отведи, помилуй,Плотоядный ужас твоих Любовей.

17 октября 1991

* * *

Раскинула карты – разлукиМетнулась несчастная тень.В ковчег твой, не знающий муки,В души миротворную сень.Отныне не видел, не помнилМой облик – раз выжжен дотла,Печальный, плачевный садовник,Познавший судьбы удила.За сладким посулом о небеИ царстве полуденной тьмыСвершали степные набегиТвои беспокойные сны.Но что мне на картах – разлукиЧервонная, звонкая масть –Цвет горькой, сердечной наукиС пронзающим именем – страсть,Когда у твоей колыбелиВ дрожании светлых ресницЛюблю лишь погасшие тени –Как выходцы здешних больниц.