Свобода печали

Рощина Елена

Три зимних месяца гуляет шалый мартПо городским дворам, садам и новостройкам,В распахнутом плаще, юродивейший бард,Витийствуя, царит в свой странный миг нестойкий.Как крыльев легкий взмах – мистификаций дым,Который он пустил в глаза свинцовым лужам,И старый бог бродяг пошлет гонцов за нимИз мира, где никто и никому не нужен.Он узнан только псом, вернувшийся Улисс,Его еще не ждут, он прибыл раньше срока,Один среди гостей затаивая мысль,Что свадебный покров не соткан Пенелопой.Она под утро вновь распустит полотно,Печальная зима, тяжелая водою,И синеглазый март безумно и легкоСклонится

ей на грудь кудрявою главою.

1989

* * *

Вращался маховик издерганной судьбы,А он, ему назло, вернулся в город этотС истертою, как шелк, артерией Невы,В агонии дворов от выпитого света.Он в приступах разлук пережидал всю жизнь,Замешивая дни на одиноком слове.Выплескивая свой дар в эпоху горьких тризн,Беспечнейший щегол, забыв о птицелове.И что о городах, когда иная суть –Крыло и маховик измучены движеньем.Зеленая звезда в ночи не дает уснуть,С неправедной судьбой уравнена в значенье.

1989

* * *

Ну чем тебе помочь? Жесток мой светлый прищур,А сумасшедший мир отравой напоен.Сегодня с лестницы темноголовый нищий,Не поднимая глаз, мне протянул ладонь.Была темна она, как бурый лист потухший,И траурной каймой ногтей обведена.Не видела лица, и не постигла души,В которых боль и смерть, как соль, растворена.Два стертых медяка, как пузыри ожогов,Обмоешь водкой их – за чей-то упокой.Как зерна наших душ разламывает жернов,Мой равнодушный брат с протянутой рукой.В убежище колен склоняешь лоб тяжелый,В укрытие – от зла прелюбопытных глаз.А чем я помогу? Луна монетой желтойНа паперти звенит в сей милосердный час.

1989

Сосны

Кончался август. Каплями смолыЕго уход оплакивали сосны,Закапав, словно свечи, все стволыЯнтарным нежным воском медоносным.В мохнатых ветках одиноким псомВозился ветер и стволы скрипели,А он стоял – покинутым отцом,Старея у зеленой колыбели.Кузнечики настраивали хор,Стрижи над лугом проносились, плача,А он, теряясь, без дороги шелНа голос, что отныне был утрачен.И горечи оттенок смолянойЛовил он пересохшими губами.Над братом – сорок любящих сестер –Склонялись сосны смуглыми телами.

1989

* * *

Как на старинной камее,Профиль твой вырезан четко,Белого воска светлееСтрогий твой профиль на черном.Что-то от птицы и зверя –Чуткость и дерзость полета,В облике, что хорошеетВ краткий момент поворота.И византийские очи –Юный, зеленый крыжовник –Тянут меня к средоточьюМыслей, как вороны, черных.

1989

* * *

Распутицы пояс распущенНа брюхе тяжелой дороги.И вязнут – чем дальше, тем пущеЗимы почернелые дроги.А воздух, набухший водою,Готовой дождями пролиться,Окрасил пруды синевоюИз горла молочной криницы.И поле чернеет краюхой,Посыпанной снежною солью.Ветра обращаются слухомК тревожному зову низовий,Где мягкой поверхностью замшиЛегло торфяное болото.Леса фиолетово-влажны,Как сумерек конское око.

1989

* * *

Желтый

автобус. Тридцатый маршрут.И протолкнуться нельзя.Я совершаю короткий путь,Как поворот назад.Окна листаю, как дневники,Пристально глядя на дно,Где только тени и двойникиСветятся сквозь стекло.Вот и твое – открыто в апрель,Тесный колодец двора.С криками, едкими, как жавель,Ждет у пивной толпа.От остановки к дверной полынье –Меньше десятка шагов,Виснет клоками в подъездной мглеДым чужих голосов.Их пережду и останусь в тиши,Где-то прошелеститТополь, как сторож твоей души,Что от меня отлетит.

1989

* * *

Золоченое пламя костраПожирало опавшие листья,Астрономии нашей главаОткрывала зазубрины истин.Неприлежные ученики,Мы не знали названий созвездий,А костер разгорался и плылНепокорной главой – в поднебесье.И пульсировала звездаНа виске у ночи зеленой,Заливая наши глазаТепловатым светом бессонным.Прокоптилась твоя ладонь,Пятикрылою птицей рея,И удачи крупную сольНам сулила Кассиопея.

1989

* * *

По сухим щекам пустого лесаКатится подснежников слеза,Бирюзовым, отрешенным всплескомПолыхнув в осенние глаза.Заклиная синевой и солью,Из кромешной тьмы –Чей-то плач на эту землю пролитКаплями весны.

1989

Прогулка

Из города мы убежали в сад,Где смехом рассылался ворох листьев.Янтарной каплей падал листопадИ мелких звезд рассеивался бисер.Нам ветви яблонь целились в глаза,Храня грачей покинутые гнезда,Прикосновеньем рыжего крылаПоследних писем облетала проза.Мы оглянулись – плыли фонари,Архитектуры крупный, ломкий почеркСлетал во тьме с растрепанных страниц,И сад густой темнел на них, как прочерк.И мы бродили, путая слова,От рук и губ нам становилось жарко,И месяц – полуночная сова –Следил сквозь веток согнутые арки.А дом наш одиноким старикомШершавым боком к новостройкам жался,Магнитом растревоженных оконОн умолял из ночи возвращаться.Из райских кущ и всплесков темноты –В уснувший город, весь в морщинах улиц.Вошли. И разомкнулись рук мосты,И мы не помнили, зачем сюда вернулись.

1989

* * *

Жестокая прихоть – бездомных котят согреватьИ с рук отпускать – в темноту, пустоту, неизбежность.Озябшее сердце, зачем ты забилось опятьОт взмахов ресниц, утаивших ненужную нежность?Как больно в груди от посулов чужого огня!И вяжет язык шелестящее, легкое имя…Наверно, сиротство так долго хранило меня,Что стали глаза близоруки и слишком ранимы.Медлительный жест, словно вдох, нестерпимо знаком –Вот так осторожно к холодным щекам прикоснуться…Зачем эта прихоть, когда за железным замкомНемая душа до апреля не в силах очнуться?Иди, беззаконник, под солнце чужих городов –Не жалость бессильна, а суть беспощадна и точна…Очнется душа от твоих безнадежных шагов –Звереныш бездомный в разъезженной грязи обочин.