От плагиата чужих утопийИ повторенья недужных мыслей,Разум, иди по сомнения топямИ временам, что, как ветви, навислиК мифу, где снова двенадцать смертныхИз Петрограда идут к Чевенгуру,К миру, где хищные наши ветры,Переплетаясь, рождают бурю.Там, где обломки былых империйБратской могилой пыли осталисьИ превратились лихие перьяВдруг в аргументы штыков из стали.Не говори, что Россия –
жертваКак назиданье другим народам.Это – до края, до – Пересвета,До рокового речного бродаИ травяного квадратного поля.На Куликовой кровавой браниНад головами павших за волюВ ужасе смерти простерты длани…Господи, брат убивает брата!Белый и красный – единой же крови.Так почему же ничто не святоВ этой лавине кошмарной нови?
Сократ
На яшме темной – белопенный след,Но в нем не отыскать величия былого,Как ныне не постичь сократовских бесед,Ушедших от беды перевиранья злого.Еще собачий знак не осквернил горы,В изножии ее хозяйничает море,Просаливая дым предутренней поры,Махнувшей плавником над жертвенником горя.И взбитые белки на острие гребнейБелее, чем хитон на теле жадных чаек.Все изреченья – дым, а зависть тем сильней,Чем строгай строй бесед точней и величавей.Но издавна манит лисицы рыжий хвостВ храм хитрости и лжи, предательства и власти,И жертвенный корабль от острова ДелосНе смоет с досок кровь до места новой казни.
* * *
Больничной простыней – сереющий рассвет,Сыреющие дни апрельского созыва,Тяжелый антрацит вернувшихся грачей,Тяжелый дух хмельной в очередях за пивом.У городской весны – наперечет примет,Рекой из берегов не выйдет, но прииметДар нежданных гостей, Надежды серый цветИ обмороки слов от солнечных приливов.Аллею тополей чернеющей строкойВ черновиках своих начертит и забудет,Кошачий глаз воды изымет из оков,Лишь жажду жадных горл она не образумит.На скомороший пляс бутылочных господ,На матершиный глас веселого разгулаНет прав и у весны, лишь оторопь заботОна оставит нам, как круглый бублик дула.
* * *
Скука зимует под крышами старых сараевБабочкой серой в тиши, как столетний раввин,На дождевых золотых ободках умираютЗапахи неба в бесплодном раскате равнин.Как далеко тут до неба и так же – до моря!Эти пространства попробуют жизнь на разрыв:Хруст раздираемой ткани на ниточки горяИ драгоценных зрачков виноватый отлив.
* * *
Здесь маленький город за мутной рекой –За бледными стеклами сон и покой.Здесь ветров осенних слышны голосаИ вой одинокий бездомного пса.Здесь око стоячей глубокой водыУсталых колодцев и шорох травы,Холодный песок под холодной ногойКалитки, что манит в покинутый дом.И небо, и тучи нахмуренный лоб,И сон, где лишь плачи, поклоны и гроб.
Альбомное
Как часовые
на посту,Они в твоем менялись доме,Снижая планки высотуЧужого горя.Сплошным потоком дешевизн,Интриг и лестиТебя разменивала жизнь –Тусклее жести.Суровой ниткой шили дни,И неизменноКак слезы, падали огниВ окне за сценой.Цвета волос и запах днейМенялись в спешке,Никто не горевал сильнейИ неутешнейТобой оставленной сестрыДуши бесслезной,Что погребала твой прорывНад серой бездной.
* * *
Как быстро созревают дниНа ветках мертвого сезона.По-театральному условноС рассветом блекнут фонари.И жадно пожирает садОгонь сентябрьскою пожара,И. отворив, как окна, жабры,Плывет плотвою листопад.
* * *
Травой на черных всхолмиях могилВернемся мы однажды в этот мир.Прорвемся сквозь кошмар небытияИ ты, мой друг, и вы, и может – я.С ладоней теплых дремлющей землиПоднимемся – отточием стрелы,Под тонкой сеткой солнечных лучейНа воздух – ныне наш, раз был ничей.И наши позабытые словаПрошелестят по миру, как мольба.Старинный, темный заговор ветровНаполним горькой музыкой стихов…
Дневники
«…Ты уходишь в вечность….»
На цыпочках уйду из жизни вашей, тихо-тихо, как падает снег на траур воротника, исчезну совсем незаметно, так, что вы не скоро ощутите мое отсутствие, а ощутив, не сразу поймете, что оно значит.
Если вам посчастливилось однажды испытать сильную любовь, всю свою жизнь вы будете снова и снова искать жар и свет. Чтобы отказаться от красоты и чувственного счастья, связанною с ней, и посвятить себя исключительно служению несчастным, нужно величие души, которою у меня нет.
Не быть любимым – всего лишь неудача, не любить – вот несчастье.
11 марта – грачи прилетели!
19/3 86. Сейчас знаю я только одно – никогда еще, даже в дни самых тяжелых неудач, потерь, не было так трудно. Это даже не боль, просто какая-то безысходность, от которой уже некуда. Похоже на рак – жди, с замирающим от ужаса сердцем… и ничего-то нельзя сделать или изменить.
Меня по ночам кошмары мучают. Мать говорит: «Катишься по жизни». Да, я боюсь только, особенно по вечерам, оставаясь наедине с собой, боюсь, что не выдержу. Я слабая. И впереди мне не сияет луч надежды. Я боюсь… иногда, что это все. Боюсь и знаю… что все.
Мне страшно.
8/7 87. Сегодня первый день в газете. Конечно же, бестолковый. И усталый. Сейчас я пишу, с наслаждением вытянув ноги на мягкой кровати. Я снова в общаге. Правда, теперь в пэтэушной. Завтра позвонит мама. На подоконнике закипает мой чай, а в большое окно хлещет дождь. На стене у меня картина в розовато-белых тонах. И странно: она придает комнате облик гостиничного номера того пошиба, в каких наверняка любил останавливаться Рогожин. Я не зря о нем. Снова за горло хватает неминучая тоска: одна, одна, одна. Всегда одна, везде одна.
А сегодня я получила задание. Нужно было написать о профилактории. Я шла пыльными Детскими закоулками и вдруг… Темная полоса сосен, белеющие в разломах медовые скалы, серебряная рыба озера с рыбачьими лодками и стремительными байдарками. После задания я спустилась к озеру по жесткой асфальтовой дорожке. Вода светилась цветом золотого нагретого песка, на глубине видны были стаи рыб, ракушки и водоросли. В небольшой заводи плескалось утиное семейство: один – самый маленький, пушистый, смешно махал крыльями и нырял. Я сделала несмелый заплыв – вода была обжигающе холодной. Где – то далеко на холмах плыл город (…). Я брела назад раздетая, ветер, сухой и горячий, обнимал жаром тело.
