Свобода
Шрифт:
– Выпей...
Охранник, кажется, сначала смутился, но потом взял чашку, медленными глотками выпил дымящийся чай, и ему показалось, что пар пошел из носа телохранителя. Или просто похолодало?!.
...За окном тянулась уныло-серая, пустая степь с покосившимися, ржавыми буровыми установками...
...И от этой серой картины за окном какая-то пелена закрывала ему глаза...
Он достал из кармана платок, протер правый глаз.
...Правый глаз в последнее время, как тайный враг, нашептывал, что силы его тела иссякают...
...Глаз начал слезиться в ту ночь, когда он ехал по окруженной русскими лесами замерзшей дороге, ведущей из столицы в аэропорт, а потом незаметно
В ту ночь правый глаз, словно не вынеся того неожиданного, незаслуженного поворота судьбы, треснул, как холодное стекло, которое неожиданно ошпарили кипятком... Будто в ту ночь под величием огромных русских елей лопнула самая тонкая, самая незаметная жилка в глазу...
***
...В последние годы он перечитал много медицинской литературы, чтобы выяснить, что же происходит с его правым глазом, но, можно сказать, что ничего дельного не нашел. Только в каком-то из номеров журнала "Наука" попалась небольшая заметка о том, что ослабление зрения в левом глазе влияет и на правый. После этого, правый глаз, словно испугавшись, на какое-то время притих, не слезился, не мутился.
...Он закрыл глаза, вглядываясь в темноту. Слепота что-то вроде этого...
– подумал он.
– Во всяком случае, это еще не смерть. Смерть только там... В маленьком провинциальном городке, откуда он два месяца назад вырвался, как из брюха мертвой рыбы.
Сейчас он уже не мог точно вспомнить, где прочитал о том, что одно из проявлений ада - это вечно быть прикованным к чему-то так, чтобы люди, проходящие мимо, не видели и не вспоминали о тебе.
Он напряг память, стараясь вспомнить, где прочитал это. Вспомнил ...это были записки одного русского ученого о потустороннем мире... Далее автор, перечисляя все упоминания о потустороннем мире, приведенные в религиозных или научных трудах, размышлял о том, что все отображения и исследования наводят на мысль, что потусторонний мир есть ни что иное, как изнанка нашего. ...Вот, оно, значит, как...
– подумал он и снова посмотрел в окно. Все эти картины - голые степи, серые горы с остроконечными вершинами казались по ту сторону какого-то невидимого стекла, а люди с тараканьими лицами, восхищенно глядящие на него, послушно готовые служить ему, в то же время будто не видели его...
...Но кто-то же видит его?!.
– подумал он, почему-то холодея при этой мысли... Кто-то видит его... Все эти годы некто терпеливо наблюдает за его делами и поступками, радуется его достижениям, молча встречает неудачи...
...При этой мысли словно жало вонзилось в правый зрачок.
...Прижал платок к глазу. По щеке пробежала слеза. Стирая ее, он подумал, что этот глаз, как опасный враг, расшатывает версию его славной смерти, стараясь отменить предначертанное судьбой, стремясь изменить ее. Правый глаз в последнее время ведет себя подло, часто как нарочно в решающие минуты, на официальных мероприятиях коварно дает о себе знать, мутнеет, пускает слезу, привлекая внимание окружающих.
...Провел платком по лбу, делая вид, что вытирает пот...
...Сделал он это незаметно, стараясь скрыть слезы от телохранителя.
После чая телохранитель вроде пожелтел... В последнее время изменения в состоянии телохранителя почему-то так действовали на него, будто бы он отвечал за безопасность своего охранника. Или оба они, связанные одной нитью, ответственны за нечто неизвестное.
Что это означало?.. Его смерть?.. Нет, это нечто, более ужасное, по ту сторону смерти. Но что?..
Пульс его вдруг замедлился, и далее забился мелкими беспорядочными толчками...
...Нажал на кнопку, опуская ниже стекло...
– Вас не продует, господин Генерал?
–
...Пульс постепенно успокаивался... Вообще от усталости, бессонных, напряженных ночей последних месяцев пульс его ослабел, стал терять ритмичность.
Интересно, что стали бы делать эти люди, с заботливыми лицами сидящие рядом, если бы сейчас, в эту же минуту, прямо здесь, в машине его пульс остановился?.. Навсегда... Он забился бы, испуская последний выдох, глаза его навеки закрылись, лицо побледнело?.. Ему вдруг представилась эта картина. Голова откинута на спинку сидения, остекленевшие глаза, полураскрытые губы... Встревоженные телохранитель, помощник, растерянные лица, выпученные глаза ехавших на задних машинах...
Наверное, подумал он, первым делом его безжизненное тело уложат на сидение машины. Так, мол, удобней.
... Проверил рукой надежность сидения. А потом с такими же растерянными лицами, трясясь от волнения, они понесутся обратно, посылая вперед себя в столицу срочные сообщения о его кончине...
... И он представил их долгий обратный путь... Свою безжизненную голову, всю дорогу бьющуюся о пепельницу на дверце машины...
Машину подбрасывает на ухабах... Его голова, тяжелая, словно налитая свинцом, медленно покачивается на гладком сидении, иногда сползает вниз, и тогда сидящий впереди, лицом к нему помощник с ужасом на лице пытается двумя руками уложить голову на место, однако ни у него, ни у телохранителя, еле втиснувшего на сидение свое огромное тело, не хватает сил поднять ее...
Помощник с телохранителем молча переглядываются, и ужас растет в их глазах...
...Кажется, телохранитель догадался, что у него слезится глаз, но сделал вид, что ничего не замечает, отвернувшись, притворяется, будто смотрит в окно.
Опустил спинку сидения и откинулся назад. Так мышцы спины расслаблялись и сладко ныли. К тому же так удобнее было думать. Нет ни телефонных звонков, ни мерзкого звука селектора, ни напряжения в приемной, ни постоянно поступающей, кажется, будто льющейся с потолка разного рода нужной и ненужной информации.
– ... Вы не против, господин Генерал?..
– спросил, обернувшись, помощник.
– Неплохо. Но ты поспешил с проведением мероприятия. Избавься раз и навсегда от такой поспешности. А список оставь, потом разберемся, - ответил он, думая, почему помощник так много говорит?!. Что ему не сидится спокойно? Наверное, у него нет в памяти ничего такого, о чем можно было бы спокойно и молча вспоминать...
А его память, казалось, хранит все. Быть может, не каждому дано такое счастье до мельчайших подробностей помнить столько лет, дней и часов, столько людей и лиц, событий и чувств, целые фразы и отдельные слова, даже осколки каких-то звуков. А, может быть, это несчастье?..
...У людей память очень слабая... Помнится, в те душные годы жизни в далеком провинциальном городке он на расстоянии каждой клеточкой своего тела, каждой порой ощущал, как постепенно люди забывают его, как он постепенно стирается из их памяти...
И чувствуя, как он забывается, как его образ блекнет в памяти людей, превращаясь в туманные воспоминания, его маленький одинокий дом разрастался, заполняясь каким-то болезненным желтоватым светом... Шли годы, память людей все более слабела, и по мере того, как забывались возведенные им в самых видных, самых людных местах города самые высокие, самые величественные здания, проложенные им гладкие, как зеркало, дороги, построенные им мосты, и куда-то на дно их памяти, как осадок в мутной воде, уходили его лицо, облик, голос, этот режущий глаза желтоватый свет в его маленьком одиноком доме в провинциальном городе, казалось, набирал силу.