Свободное радио Альбемута (сборник)
Шрифт:
— Еще один пример распада! Иди купи себе «Убик», и все эти пакости прекратятся!
— Эл думает, что это мы мертвы.
— Эл распался, — Рансайтер вдруг захохотал, и зал завибрировал от этого хохота. — Слушай, Джо, я записал эту чертову рекламу, чтобы помочь вам — особенно тебе, — потому что мы всегда были друзьями. Я знал, что ты запутаешься во всем этом, — так оно и оказалось. Что неудивительно, учитывая твое обычное состояние. Так что держись. Приедешь в Де–Мойн, увидишь мой труп и успокоишься.
— Что такое «Убик»? — спросил Джо.
— Ты ему уже не поможешь. Слишком поздно.
— Что такое «Убик»? Как он действует?
— Мне кажется, сам Эл индуцировал появление той надписи на стене. Если бы он не позвал тебя, ты ничего бы не увидел.
— Ты что, действительно записан? — спросил Джо. — Да, ты меня не слышишь. Это правда…
— Кроме того, Эл…
— Ч–черт… — в сильнейшем раздражении бросил Джо. Бесполезно. Он сдался.
На экране возникла все та же дама с лошадиной челюстью. Чуть смягченным голосом она пророкотала:
— Если в ближайшем к вам магазине еще нет «Убика», возвращайтесь домой, мистер Чип, там вы найдете образец, высланный вам по почте, бесплатный образец для пробы, мистер Чип, с его помощью вы сможете продержаться, пока не приобретете обычный баллон.
Она исчезла. Экран стал темным и немым. То, что включило телевизор, теперь выключило его.
Итак, во всем следует винить Эла, подумал Джо. Не очень это все вяжется… логика есть, но очень уж специфическая, намеренно нечеткая. Эл в роли козла отпущения, Эл в роли мальчика для битья — Джо назвал его так про себя и почувствовал, как бессмысленно это звучит. И действительно ли Рансайтер не слышал меня? Или только притворялся, что записан на пленку? Сначала он неплохо поддерживал разговор, только потом реплики стали расходиться…
Я как бабочка, которая бьется в мутное стекло, подумал Джо. Почти ничего не видно, а разбить преграду я не в силах…
А если так: Рансайтер записывает этот ролик, потому что предсказатель ошибся и неправильно предсказал, что погибнем не мы, а Рансайтер? А погибли мы. Но ролик все равно пошел в эфир, потому что Рансайтер забыл отменить трансляцию. Это объясняет несоответствие граффити словам с экрана. Да, пожалуй, другого объяснения не найти…
Разве что Рансайтер играет с нами в какую–то злую и насмешливую игру, специально запутывает, делает ложные ходы, сбивает с направления, выступая в роли могущественной силы, жонглирующей нашими жизнями. Силы, действующей в мире живущих или полуживущих?.. в обоих этих мирах, внезапно пришло в голову Джо. Влияет ли она на процесс распада? Почему же нет? Пусть Рансайтер и не захотел в этом признаться… Рансайтер и «Убик». «Убик» — это от слова «ubiquity» — то есть «вездесущность», понял Джо. Рансайтер и «Вездесущий»… что бы это значило? Впрочем, может быть, никакого «Убика» не существует, и все это не более чем очередная мистификация…
Кроме того, если Рансайтер жив, то существует минимум два Рансайтера: тот, который находится в реальном мире и пытается добраться до нас, и тот, чье тело выставлено для прощания в Де–Мойне, штат Айова. И — по логике — все прочие люди: Рэй Холлис или Лин Ниггельман — не более чем фантомы в этом мире полуживущих, тогда как в мире живущих они существуют реально…
Как все запутано, подумал Джо. Конечно, более–менее симметрично — но до чего беспорядочно.
Домой, решил он. Посмотрю, что там за бесплатный образец, — и в Де–Мойн. В конце концов, этого от меня добивались по телевизору. Что с «Убиком» я буду в большей безопасности. К таким вещам следует прислушиваться — если хочу остаться в живых. Или в полуживых…
Теперь это уже не имеет значения.
Он вышел из такси на крышу своего жилого блока, спустился на эскалаторе и оказался перед дверью своей квартиры. Монеткой, которую кто–то — Пат или Эл? — ему дал, он открыл дверь и вошел.
В комнате почему–то пахло горелым жиром — этот запах не встречался ему с самого детства. На кухне он понял, в чем дело: кухонный автомат регрессировал в газовую плиту фирмы «Бак» — старую, с грязными горелками и покореженной дверцей духовки. Он стоял, тупо разглядывая этот допотопный агрегат, а потом обнаружил, что метаморфозы произошли со всем кухонным оборудованием. Тостер превратился в реликтовый аппарат, из которого готовые гренки приходилось вытаскивать вручную. Холодильник, который здоровался с ним по утрам, стал громоздким железным шкафом с ременным приводом. Бог знает, из какой древности он выплыл. Он был куда старше, чем модель, показанная в рекламном ролике. Меньше всего изменился кофейник — и даже в лучшую сторону: у него исчезла щель для монет. Впрочем, это коснулось всей кухонной утвари. Некоторые аппараты исчезли совсем, скажем, газетный автомат и мусородробилка. Он попытался вспомнить, не было ли здесь еще чего–нибудь, но так и не вспомнил.
В гостиной дела обстояли не лучше. Телевизор зашвырнуло так далеко в прошлое, что он превратился в радиоприемник: с амплитудной модуляцией, в корпусе темного дерева, с наружной антенной и заземлением. Боже милостивый, ужаснулся про себя Джо.
Да, но почему телевизор превратился в радио, а не в груду деталей? Ведь если распад — то на составные части? А телевизоры не производят из старинных радиоприемников… Получается, прав был Платон, когда говорил об «идеях вещей», наполняемых инертной материей. Идея телевизора сменила идею радио, ее сменит что–то еще — это как кадры в киноленте… в любом предмете живет воспоминание о предшествующей форме, и прошлое — затаившись в глубине — продолжает жить и выныривает на поверхность, как только нарост последующих форм исчезает почему–либо… Мужчина — это продолжение не мальчика, а всех мужчин, существовавших до него. А история началась так давно…
Обезвоженные останки Венди… Кинолента оборвалась, следующего кадра не последовало. Так, наверное, происходит и старение — только здесь все кончилось за час.
Но по этой старой теории: разве Платон не считал, что есть что–то, что может пережить распад, что–то внутреннее и вечное? Издревле было так: душа и тело. Тело Венди перестало существовать, а душа вспорхнула как птица и улетела… может быть — чтобы родиться заново. Так говорит «Книга Мертвых», и это действительно так. Боже, как я надеюсь на это… Потому что в этом случае мы, может быть, встретимся вновь. В Зачарованном Месте на вершине Холма в Лесу, где маленький мальчик будет всегда–всегда играть со своим медвежонком… Так в «Винни–Пухе», так и у нас — это неизменно. И все мы, каждый со своим Пухом, обнаружим себя в новом, чистом, устойчивом мире…
Зачем–то он включил доисторический приемник. Желтая целлулоидная шкала осветилась, динамик заскрежетал, а потом, сквозь треск и свист, прорезался голос.
— А сейчас — «Семья Пеппера Янга», — объявил диктор. Зазвучал орган. — Программа подготовлена фирмой–производителем мягкого мыла «Камэй», мыла для прекрасных женщин. Итак, вчера Пеппер узнал, что его работа, длившаяся многие месяцы, подошла к непредвиденному концу, поскольку…
Джо выключил радио. Мыльная опера, тридцатые годы, подумал он. Что же, это отвечает логике нашего скользящего назад, умирающего полумира — если можно так выразиться.
Продолжая осмотр гостиной, Джо увидел кофейный столик со стеклянной крышкой и ножками в стиле барокко. На столике лежал номер журнала «Либерти». Тоже до Второй мировой… публикуется очередная глава сериала «Молния в ночи», фантазия на тему атомной войны. Джо долистал журнал до конца, потом стал выискивать остальные перемены, происшедшие в гостиной.
Вместо упругого, нейтрально окрашенного покрытия пола лежали широкие доски из настоящего дерева. Посреди комнаты пылился выцветший турецкий ковер. На стенах осталась только одна картина: застекленный эстамп, изображающий умирающего индейца верхом на лошади. Раньше Джо его не видел. По крайней мере, не помнил, что видел. Эстамп ему не поправился. Видеофон превратился в черный настенный телефон — еще без диска. Джо снял трубку и услышал женский голос: «Номер, пожалуйста». Ничего не сказав, он повесил трубку.