Свободное радио Альбемута (сборник)
Шрифт:
Просто сидеть и ждать…
Через полчаса подъехала машина, «Виллис–Кавалер» 1930 года. Из нее вышел мужчина в элегантном черном костюме. Приложив руку ко лбу, он стал вглядываться в окна зала ожидания.
— Мистер Блисс? — спросил Джо, выходя к нему.
— Совершенно верно. — Блисс пожал Джо руку и пригласил в машину. В салоне сильно пахло мужским одеколоном. — Поторопимся, мистер Чип, у нас есть шанс успеть на часть церемонии. В особо торжественных случаях отец Эбернети произносит довольно длинные проповеди.
Джо уселся рядом с мистером Блиссом, и машина, постреливая выхлопами, покатилась по автостраде, временами выжимая миль сорок в час.
— Вы служащий мистера Рансайтера, не так ли? — спросил Блисс.
— Да.
— Он занимался каким–то необычным бизнесом. Боюсь, что я не совсем понимаю даже, каким именно… — Блисс посигналил рыжему сеттеру, который выбежал на дорогу; собака оглянулась и отошла, признавая преимущественное право проезда за «Виллис–Кавалером». — Что значит «псионический»? Некоторые из служащих мистера Рансайтера использовали этот термин.
— То же самое, что и «парапсихологический», — сказал Джо. — Способность воздействовать на что–либо мыслью непосредственно, без физических посредников.
— Вы имеете в виду некие мистические силы? Наподобие предвидения будущего? Я спрашиваю потому, что ваши люди говорили о будущем так, будто оно уже реально существует. Они говорили не со мной, а между собою, но я слышал эти беседы — вы понимаете, как это бывает… Значит, вы все медиумы?
— Можно и так сказать.
— И что вы можете предвидеть относительно войны в Европе?
— Германия и Япония будут разбиты. Соединенные Штаты вступят в войну седьмого декабря сорок первого года — Джо сказал это и замолчал, не желая развивать тему.
— Лично я изоляционист — сказал Блисс.
Интересно, остальные наши чувствуют все это? Вот эту реальность? Соединенные Штаты тридцать девятого года? Или, когда я соединюсь с ними, падение в прошлое сменится некоторым подъемом, и мы попадем в более поздние времена? Хороший вопрос. Потому что вместе мы, может быть, сумеем зацепиться за какие–то устойчивые элементы реальности и преодолеть эти пятьдесят три года… Впрочем, если наши находятся именно в этом времени, то присоединюсь я к ним или нет — ни на что это не повлияет. Разве что распад мира приостановится… или даже прекратится. Или уже прекратился? За последние сутки ничего не случилось… Может быть, это произошло из–за моего приближения к остальным? Хотя нет… флакончик с почечным бальзамом провалился лет на восемьдесят. И тот лифт, который увидел Эл…
Но ведь пилот тоже видел «Эликсир УБИКЬЮ» и держал его в руках! Значит, это не иллюзия! Конечно, ведь благодаря этой бутылке ручной работы я и добрался до Де–Мойна! И метаморфозу автомобиля «Ла Салле» пилот тоже видел! Может быть, то, от чего умер Эл, имело совсем не такую природу?.. Господи, только бы это было так! Джо молился об этом.
Предположим, мы не сможем обратить вспять регресс, размышлял Джо, стараясь успокоиться. Ну и что? Да, мы останемся в этой действительности до конца жизни. И приспособимся к девятиламповым приемникам «Филко», похожим на комод, — впрочем, супергетеродин уже изобретен, просто эта аппаратура мне не попадалась. Мы научимся управлять автомобилями «Америкэн Остин» по четыреста сорок пять долларов за штуку (цифра сама собой возникла в его голове, и он был уверен, что она истинная). Устроимся на работу и начнем зарабатывать здешние деньги — и тогда нам не придется летать бипланами «Кэртис», которые годятся только в музей; уже в тридцать пятом году открылась транстихоокеанская линия, обслуживаемая четырехмоторными «Клипперами». Трехмоторные монопланы Форда появились одиннадцать лет назад и уже устарели. А мой автомобиль «Ла Салле» был вполне приличным механизмом, прежде чем претерпел регресс; управлять им было приятно…
— А как насчет России? — спросил мистер Блисс. — В смысле войны? Мы их раздавим, этих красных? Вы можете заглянуть так далеко в будущее?
— Россия будет воевать на нашей стороне — сказал Джо. — На стороне США. — А как же насчет всего остального, думал Джо, насчет продуктов, медицины, всего такого? Кажется, уже есть сульфамиды. Прямо скажем, не густо. Если заболеем… И дантисты с их бормашинами — ужас какой–то. Зубная паста с фтором появится лет через двадцать…
— На стороне США? — забеспокоился Блисс. — Коммунисты? Это невозможно! У них же пакт с нацистами.
— Германия нарушит пакт, — сказал Джо. — Гитлер нападет на Советский Союз в июне сорок первого.
— И раздавит его, надеюсь…
Оторванный так бесцеремонно от размышлений, Джо повнимательнее присмотрелся к тому, кто вез его на стареньком «Виллис–Кавалере».
— Настоящая угроза — это коммунисты, а не Германия, — продолжал тот. — Взять еврейский вопрос. Кто имеет со всего этого? Евреи, конечно. Понаехали к нам, гражданства не имеют, живут на пособия благотворительных фондов. Нет, кое в чем нацисты взяли слишком круто, но согласитесь — как–то же еврейский вопрос решать надо! Ну, не концлагеря… В Штатах ведь те же проблемы — не с евреями, так с ниггерами. И я думаю — рано или поздно придется и нам разбираться и с теми, и с другими.
— Никогда не слышал, как кто–то говорит «ниггер», — сказал Джо. В его восприятии этой эры появился новый оттенок. Да, об этом я позабыл…
— Линдберг — вот у кого верный взгляд на Германию, — заявил Блисс. — Вы слышали его? Нет, не то, что пишут в газетах, а по–настоящему… — Он тормознул перед стоп–сигналом, похожим на семафор. — Или взять сенаторов Бориха и Ная. Если бы не они, Рузвельт продал бы оружие Англии — и Штаты бы оказались втянутыми в чужую войну. Рузвельту не терпится ввести оговорки в эмбарго на торговлю оружием. Он спит и видит, как бы ввязаться в войну! Но американский народ не пойдет за ним. Американский народ не будет воевать за англичан и прочую шушеру…
Звякнул колокольчик, и зеленая стрела семафора поднялась. Блисс включил первую скорость, и «Виллис–Кавалер» покатился дальше, вливаясь в уличную суету.
— Ближайшие пять лет у вас не будет причин для радости — сказал Джо.
— Почему это? Все жители Айовы такого же мнения, что и я. А знаете, что я думаю о вас, служащих Рансайтера? Что вы просто–напросто банда профессиональных агитаторов, вот и все, — Блисс метнул в Джо взгляд, полный непоколебимой самоуверенности.
Джо промолчал. Он разглядывал проплывающие мимо деревянные, кирпичные, бетонные дома — почему–то черные в большинстве своем — и думал, только ли ему предстал этот аспект общей проблемы? В Нью–Йорке будет иначе, сказал он себе, а здесь «библейский пояс», сверхконсервативный Средний Запад… Нет, здесь мы жить не станем — поселимся на побережье, восточном или западном. Инстинктивно он чувствовал, что только что коснулся главной проблемы, которая встанет перед ними. Мы слишком много знаем, чтобы жить спокойно… если бы нас отбросило лет хотя бы на тридцать, было бы легче — в смысле психологической адаптации; лучше без особых треволнений пережить полеты «Джемини» и аварии первых «Аполлонов», чем здесь, сейчас… Они тут слушают «Два черных ворона» на пластинках в семьдесят восемь оборотов, и Джо Пеннера, и «Мерт и Марджи». Отголоски Великой депрессии все еще чувствуются. Мы были свидетелями колонизации Луны и Марса, вот–вот должны были начаться регулярные межзвездные перелеты — а здесь неспособны справиться с пустынями Оклахомы. Для них Уильям Дженнингс Брайан — великий оратор, а «обезьяний процесс» Скопса [18] — живая реальность. Никогда мы не сможем адаптироваться по–настоящему, привыкнуть к их мировоззрению, морали, политике, социальному расслоению… Для них мы профессиональные агитаторы, более чуждые, чем нацисты, и более опасные, чем вся их коммунистическая партия. Да, мы действительно самая большая угроза для этой эпохи, и в этом Блисс абсолютно прав.
18
Судебный процесс 1925 года в городе Дейтоне, штат Теннесси, над учителем Д. Скопсом, который обвинялся в том, что излагал в школе эволюционную теорию Дарвина; обвинителем на суде выступил крайне правый политик, один из лидеров демократической партии У. Дж. Брайан.
— Откуда вы родом? — спросил Блисс. — Вы ведь не из Соединенных Штатов? Я прав?
— Да, вы правы, — сказал Джо. — Мы — граждане Североамериканской Конфедерации. — Он достал из кармана четверть доллара с профилем Рансайтера и подал его Блиссу. — Это сувенир, — сказал он.
Рассмотрев монету, Блисс задохнулся от изумления:
— Да ведь это умерший! Вот, на монете! Это мистер Рансайтер! И дата — 1990 год… — упавшим голосом закончил он.
— Не потеряйте, — сказал Джо.