Священная земля
Шрифт:
Никто не задавал лишних вопросов по поводу появления ребенка в небольшом глиняном доме капитана Лоренцо. Все в колонии были слишком заняты выживанием, чтобы еще успевать обсуждать частную жизнь. Если люди удивлялись смуглости Анжелы (у Луизы была белая кожа), Луиза просто говорила, что девочка пошла в мать Лоренцо, у которой кожа цвета оливок. Луиза не считала эту ложь грехом, потому как верила, что она содержит частичку правды. Луиза втайне догадывалась, что Анжела — не чистокровная индианка. Хотя у девочки и наблюдалось некоторое сходство с коренным населением, проживавшим в миссии, кожа у нее была светлее, а лицо не таким округлым. Луиза предполагала, что дитя, вероятно, отпрыск испанского солдата.
Голоса гостей Лоренцо подхватывал ветер и кружил по саду, в котором работала Луиза. Она презирала этих мужчин. Надменные хвастуны, в чьих венах не текло ни капли аристократической крови.
Луиза была знатной испанской
Но в Альта Калифорнии не существовало явных классовых границ. Здесь почти все были представителями смешанных рас и лишь немногие — белыми европейцами. Очень сложно было определить социальный статус человека. Хотя донья Луиза не сомневалась в своем положении в местном обществе, здесь жило много богатых фермеров-скотоводов индейско-испанского происхождения, которые раньше были простыми крестьянами в Мексике. Колония походила на суп, в котором перемешались все родословные. И такое положение вещей не позволяло ей полностью ощутить свою принадлежность к высшему обществу. К Лоренцо, как хозяину ранчо с пятьюстами голов скота да к тому же отставному офицеру, относились с уважением. Но в безумном мире фронтира такое же уважение выказывалось Антонио Кастильо, человеку мексикано-африканской крови, женатому на местной индианке, всего лишь потому, что он был кузнецом в пуэбло! Здесь профессия человека имела большее значение, чем его генеалогическое древо, что донья Луиза считала полным вздором, оказывающим негативное влияние на подрастающее поколение.
Чувствуя, как ее снова охватил страх при виде посетителей Лоренцо (до побега из Калифорнии оставалось менее двадцати часов), Луиза вышла из сада на прохладную террасу, где у нее хранились травы и снадобья.
Дом у них был не таким огромным, как Лоренцо обещал десять лет назад, но достаточно большой, чтобы соответствовать ее высокому статусу. Построенное из кирпича-сырца здание с крытой соломой крышей состояло из четырех спален, столовой, гостиной и большой кухни, кормившей не только капитана с женой и дочерью, но и индейских женщин, занимавшихся готовкой, стиркой, пошивом одежды и изготовлением свечей, и их мужей — вакеро и кабальеро.
Ох уж эти мужчины и их пустые обещания, с презрением думала Луиза, отделяя стебли от листьев и раскладывая их по корзинам для дальнейшего хранения. Не только Лоренцо обманул ее ожидания насчет дома, но и растущее пуэбло не соответствовало тому образу, о котором с самого начала мечтал губернатор Неве. У нас возможность, заявил он на церемонии посвящения одиннадцать лет назад, спланировать город, не похожий ни на один из европейских, ибо этот город будет спроектирован еще до того, как первый поселенец возведет свое жилище. Он достал чертеж пуэбло, изображавший площадь, поля, пастбища и королевские земли. Неве пообещал, что Лос-Анхелес не будет разрастаться, как бог на душу положит. И тем не менее новоприбывшие переселенцы строили свои дома где им заблагорассудится! Луиза представляла себе, во что однажды превратится этот некогда уютный городок.
Разложив опиум для просушки (позже она свернет его в липкий черный шарик и уберет в кожаный мешочек), Луиза обдумала все еще раз и не нашла причины, чтобы винить себя за желание сбежать. Разве она не выполнила обещание, данное Деве Марии?
Луиза гордилась тем, скольких индейских женщин ей удалось обратить в христианскую веру. Каждое воскресенье они ходили в церковь, одевались в рамках приличий, и, когда одна из них хотела выйти замуж, от будущего мужа тоже требовали принять христианство. Так как она была справедливой и щедрой хозяйкой, большинство служанок были преданы ей. Многие ей даже подражали. Донья Луиза заплетала свои длинные черные волосы в косу, сворачивая ее в кольцо на затылке и прикрывая небольшой мантильей из черного испанского кружева, которую
Терраса была заставлена корзинами, сплетенными индейскими работницами Луизы, — и подчас очень красиво сплетенными! Предполагалось, что эти узоры могут поведать легенды. Женщины, плетя корзины, радостно рассказывали древние мифы Луизе — объясняя сеньоре, как был создан мир и как Дед Черепаха вызывал землетрясения. Маленькая Анжела сначала рассказывала такие же истории: о койотах и черепахах и о Первой Матери, которая пришла с востока, чтобы создать новое племя, но донья Луиза заменила языческие басни в голове Анжелы христианскими историями и испанскими сказками: о двух сестрах, Елене и Розе, живших в королевстве Сапфиров, и о том, как их воспитывала крестная мать Фея Счастья; о молодом Гонсалито, который при помощи волшебных животных спас принцессу и ее королевство от безумного гнома; и о том, как четыре принца добивались руки принцессы Авроры. Историями, на которых Луиза выросла и которые теперь перешли к Анжеле.
Она выглянула в открытое окно и увидела, что Лоренцо все еще пьет с гостями в тени розового дерева. Один мужчина, на голову выше остальных, привлек ее внимание: Хуан Наварро. Луиза недолюбливала его. Было что-то странное в его глазах. Им не хватало тепла, из-за чего они напоминали Луизе тварь из холодного моря. И он не улыбался, а только скалился. Ходили слухи, что Наварро скрывался в Альта Калифорнии от инквизиции, которая преследовала его за чтение запрещенных книг. Этот человек нажил свое состояние на мертвых! Наварро разорял могилы ацтеков и находил в них золото, серебро, бирюзу и нефрит. Поскольку могилы были языческими, это не считалось осквернением. Но все же, по мнению Луизы, не могло быть ничего отвратительнее, чем снимать кольца с трупов и надевать на руку. Она знала о его заветной калифорнийской мечте: Наварро, выходец из низов, желал стать аристократом.
Снова страх кольнул ее, и она быстро прогнала его прочь. Пусть Наварро попросит у Лоренцо руки Анжелы. Луизе все равно. Она с готовностью согласится — при условии, что свадьба состоится после их возвращения из Испании.
Выйдя с террасы, Луиза прошествовала через дом, где женщины полировали мебель и натирали полы, и вошла в свою комнату, где стояли чемоданы, приготовленные для путешествия. Здесь было убежище Луизы, куда не ступала нога Лоренцо с самого дня постройки дома. Ночи он проводил в своей опочивальне, встречаясь с женой и дочерью лишь за вечерней трапезой. Луиза была уверена, что муж не станет по ней скучать. Возможно, сначала он выйдет из себя, когда поймет, что она больше не вернется, но потом к нему придут дружки играть в кости, вино потечет рекой, и о двух женщинах, когда-то обитавших в этом доме, со временем все забудут. Найдутся и утешительницы: Луизе было известно не только об индейских любовницах, но и об индейских отпрысках Лоренцо.
Сидя за туалетным столиком, Луиза открыла крышку небольшого деревянного ящичка и вынула кусок бархатной ткани. Под ним лежал медный ключ. Зажав ключ в ладони, она ощутила исходившие от него волны надежды. Ключ был от маленькой шкатулки, которая сейчас хранится у отца Хавьера.
Начало ее тайнику положил один случай десятилетней давности: однажды из пуэбло прискакал кузнец Антонио Кастильо и взволнованно рассказал Луизе, что у них заболел ребенок и ему требуется помощь сеньоры. Целебными травами Луиза спасла малыша от верной смерти, и сеньора Кастильо на радостях во что бы то ни стало решила вручить Луизе золотое кольцо в знак благодарности всей семьи. Луиза пробовала отказаться, но кольцо ей буквально вложили в руки, и, согласившись принять его, она увидела, что сеньора отправилась домой счастливым человеком. А потом, когда Луиза помогла молодой женщине пережить опасные роды при помощи настоек, о которых узнала от старой индианки, благодарный муж скромно предложил Луизе в подарок серебряную брошь. Спустя какое-то время Луиза перестала отказываться. Она не видела причины, по которой не могла бы творить добро во имя Пресвятой Девы Марии и одновременно получать за это плату. Разве отцы-миссионеры не пускали по кругу блюдо для подаяний во время службы?