Святилище
Шрифт:
Теперь она яснее различала фигуру. Человек с непокрытой головой двигался украдкой, озираясь через каждые несколько шагов, словно опасаясь преследования.
«Или это игра света?»
Фигура растворилась в тени. Леони послышался отголосок церковного колокола, долетевшего из долины: тонкая грустная одинокая нота. Она напрягла слух, но слышала теперь только шорохи вечернего парка: шепот ветра в ветвях и вечернюю песню птичьего хора. Потом пронзительно вскрикнула вылетающая на охоту сова.
Заметив, что голые плечи покрылись мурашками, Леони закрыла ставень и отошла от окна. Подумала немного и затянула занавески. Конечно, это почти наверняка был один из садовников, выпивший больше чем следовало, или мальчишка, решавший, стоит ли сократить дорогу, потоптав лужайку, но в увиденном было нечто отвратительное, угрожающее. По правде сказать, она жалела о том, что увидела.
Тишина комнаты вдруг прервалась резким стуком в дверь.
— Кто там? — вскрикнула Леони.
— Это я, — откликнулся Анатоль. — Ты в приличном виде? Можно войти?
— Входи, уже можно!
Леони запахнула халат и откинула с лица волосы, с удивлением заметив, что у нее дрожат руки.
— Что стряслось? — спросил брат, открывая дверь. — Голос у тебя испуганный.
— Ничего подобного, — огрызнулась она.
— Уверена, малышка? Ты белее простыни.
— Это не ты гулял на лужайке? — вдруг вырвалось у нее. — Минут пять назад, не больше?
Анатоль покачал головой.
— Я после твоего ухода задержался на террасе, но только чтобы выкурить сигарету. А что?
— Я… — начала Леони, но передумала. — Ничего. Ничего особенного.
Он сбросил на пол ее одежду и завладел креслом.
«Наверняка просто мальчишка из конюшни».
Анатоль извлек из кармана портсигар и коробку спичек, разложил их на столике.
— Только не здесь, — взмолилась Леони. — Твой табак пахнет убийственно.
Он пожал плечами, полез в другой карман и вытащил маленькую голубую брошюрку.
— Вот, принес, чтобы ты не скучала.
Он прошел через комнату, вручил ей книжечку и вернулся в кресло.
— Итак, «Демоны, зловредные духи и призраки гор», — прочел он.
Леони не слушала. Ее взгляд снова метнулся к окну. Скрылось то, что она увидела, или еще там?
— Ты уверена, что все хорошо? В самом деле, ты ужасно бледная.
Голос Анатоля привел ее в себя. Леони взглянула на книжицу у себя в руке, словно не понимая, откуда она взялась.
— Все отлично, — смущенно отрезала она. — Это что за книга такая?
— Понятия не имею. На вид ужасы, но ведь ты такие любишь? Пылилась в библиотеке. Автор — из тех, кого Изольда намерена пригласить на субботний вечер, некий мсье Одрик Бальярд. Там есть кое-что и о Домейн-де-ла-Кад. Насколько я понимаю, тут собраны истории о дьяволах, злых духах и привидениях в этой местности, особенно в этом имении, со времен религиозных войн семнадцатого века.
Он улыбнулся сестре.
Леони подозрительно прищурила взгляд.
— И что подвигло тебя на такую щедрость?
— Разве брат не может по доброте душевной оказать сестре бескорыстную услугу?
— Наверно, бывают и такие братья. Но ты?
Он вскинул руки: сдаюсь!
— Признаюсь, я подумал, что это может удержать тебя от шалостей.
Анатоль пригнулся, уворачиваясь от полетевшей в него подушки.
— Никуда не годный прицел! — Он подхватил сигареты, вскочил на ноги и в несколько шагов достиг двери. — Расскажешь потом, как ты провела время с мсье Бальярдом. Думаю, нам стоит присоединиться к тете в гостиной перед сном. Договорились?
— Тебе не кажется странным, что сегодня вечером мы не ужинаем?
Анатоль поднял брови:
— У тебя разыгрался аппетит?
— Да нет, но…
Анатоль приложил палец к губам.
— Тогда — тсс! — и открыл дверь. — Наслаждайся чтением, малышка. Я жду от тебя подробного отчета.
Леони слушала, как он насвистывает, твердо ступая по коридору. Его шаги затихали по направлению к отведенной ему комнате. Потом закрылась еще одна дверь. По дому снова прозвучали шаги.
Леони подобрала упавшую подушку и забралась в постель. Подтянула колени, устроилась поуютнее и открыла книжку. Часы на каминной полке отбили половину часа.
Г лава 26
Париж
Густые бурые сумерки размыли нарядные улицы и бульвары. Quartiers perdus — сеть кварталов и переулков между многоквартирными домами и трущобами, тоже задыхались в отравленном воздухе. Холодный, тяжелый как ртуть вечерний воздух грузно опускался на город. Дома и люди, трамваи и ландо, казалось, выступали из теней, проявлялись и снова таяли как фантомы. Навесы кафе на улице Амстердам хлопали под порывами ветра, рвались на свободу, как стреноженные лошади. На Больших бульварах раскачивались ветки деревьев.
Листья плясали над мостовой Девятого округа и над зелеными дорожками парка Монсо. Ни обручей, ни игр в «бабушкины шаги» — дети сидели в тепле посольских зданий. Недавно протянутые от почтамта телеграфные провода дрожали и гудели, трамвайные рельсы звонко взвизгивали.
В полвосьмого туман уступил место дождю. Капли падали твердые и холодные, как стальная дробь, сперва понемногу, потом чаще и тяжелее. Слуги принялись захлопывать ставни квартир и домов. В Восьмом округе кто-то еще искал убежища от надвигающейся грозы, заказывая пиво и абсент и споря за несколько оставшихся свободными столиков в кафе «Вебер» на улице Рояль. Нищие и старьевщики, за неимением домов, прятались под мостами и железнодорожными арками.