Святилище
Шрифт:
И основана на нотах ля, до, ре, ми.
Мередит, не замечая, что делает, пробежалась пальцами по воображаемой клавиатуре. Не существовало ничего, кроме музыки. Ля, до, ре и ми. Последнее прерывистое арпеджио, последний аккорд повис в воздухе. Она откинулась на стуле. Конечно, все складывается.
«Но что, черт возьми, это должно означать. Или ничего?»
На минуту Мередит опять оказалась в Милуоки, на занятиях старшего класса музыкальной школы с мисс Бридж, снова и снова твердящей ту же мантру. Губы сами собой раздвинулись в улыбке. «Октава состоит из двенадцати плюс одного хроматического тона». Она как сейчас слышала голос учительницы.
0, 1, 1, 2, 3, 5, 8, 13, 21, 34, 55, 89, 144, 233, 337.
Отношение между парами соседних чисел образовывало золотую пропорцию, золотое сечение.
В музыке принцип Фибоначчи оказался пригодным для определения тонов и настройки. Числа Фибоначчи проявлялись и в природе, например в расположении ветвей деревьев, в изгибе волн, в расположении чешуек сосновой шишки. В подсолнухе, например, всегда восемьдесят девять семечек. Мередит улыбнулась.
Помню!
Дебюсси обыгрывал последовательности Фибоначчи в своей великой оркестровой поэме «Море». Удивительно и противоречиво — Дебюсси, который всегда считался композитором, выражавшим настроение и цвет, некоторые из своих самых популярных работ на самом деле построил на математических моделях. Во всяком случае, их можно было разделить на разделы, отражающие золотое сечение, используя числа стандартной последовательности Фибоначчи — и музыка разбивалась на пять частей в 21, 8, 8, 5 и 13 тактов: все числа Фибоначчи.
Мередит заставила себя притормозить и привести мысли в порядок.
Она вернулась на сайт Пола Фостера Кейза. Три из четырех нот, связанных с названием имения — до, ля и ми, — были числами Фибоначчи. Дурак был 0, Маг — 1, а Сила — 8.
Только ре, четвертая карта, Любовники, не укладывалась в последовательность Фибоначчи.
Мередит запустила пальцы в свои черные волосы. Значит ли это, что вся идея ошибочна? Или это из тех исключений, что подтверждают правило?
Она побарабанила пальцами по столу. Сообразила! Любовники попадают в последовательность, если их рассматривать по одному, а не парой. Дурак — зеро, а карта Жрицы — 2. И ноль, и два — числа Фибоначчи, хотя шестерки у него нет.
И все равно…
Даже если связь существует, что связывает колоду Боске, Домейн-де-ла-Кад и Пола Фостера Кейза? Даты не помогали.
Кейз создавал колоду «Строителей Святыни» в 1930-х, причем в Америке, а не в Европе. Колода Боске создана в девяностых годах XIX века, а карты Младших арканов, может, и еще раньше. Они никак не могли основываться на системе Кейза.
А если все наоборот?
Мередит напряглась. Что, если Кейз слышал раньше о связи Таро с музыкой, а уж потом построил на ней собственную систему? Мог он слышать о Таро колоды Боске? Или даже о самом Домейн-де-ла-Кад? Возможно, идея проникла не из Америки во Францию, а наоборот?
Она вытянула из сумочки потрепанный конверт и достала
Она снова оглядела портрет. Даты подходили. Паренек в солдатской форме мог быть младшим братом или родственником. И даже сыном.
«А от него, через поколения, тянется ниточка ко мне».
Мередит стало легче дышать, словно огромный камень сняли с души. Бремя неизвестности, о которой недавно говорил Хол, рассыпалось и сжималось по мере того, как она шаг за шагом приближалась к истине. Но тут же голос осторожности напомнил: нельзя принимать желаемое за действительное.
«Проверь. Факты есть. Испытай их».
Ее пальцы порхали по клавишам. Хотелось сейчас же выяснить хоть что-то, нет, все! Она ввела «ВЕРНЬЕР» в строку поиска. И не поверила своим глазам, уставившись на экран.
Должно же быть хоть что-нибудь!
Она попробовала еще, теперь с «Боске» и «Ренн-ле-Бен». На этот раз ей выдали несколько сайтов, торгующих картами Таро, и пару параграфов о колоде Боске, но все это она и так уже знала.
Мередит откинулась на спинку стула. Очевидный путь — связаться с веб-сайтами поисков родственников в этой части Франции и проверить, нельзя ли таким путем вернуться к нужному ей времени, пусть даже придется подождать. Но, возможно, Мэри сможет помочь ей на другом конце? Нетерпеливыми пальцами Мередит отщелкала е-мейл к Мэри с просьбой поискать в местной истории Милуоки и в списках избирателей фамилию Верньер, хотя она понимала, что если солдат был сыном Леони, а не Анатоля, то фамилия у него другая. Поразмыслив, она добавила заодно и фамилию Ласкомб и подписалась длинной строчкой поцелуев.
Зазвонил стоявший у кровати телефон. В первый момент она просто вытаращила на него глаза, не в состоянии понять, что такое слышит. Звонок повторился.
Она схватила трубку.
— Алло?
— Мередит? Это Хол.
Она сразу услышала, что дела не хороши.
— Ты в порядке?
— Я просто хотел дать знать, что вернулся.
— Как там прошло?
Пауза, потом:
— Расскажу, когда увидимся. Буду ждать в баре. Не хочу отрывать тебя от работы.
Мередит глянула на часы и с изумлением обнаружила, что уже четверть седьмого. Она окинула взглядом развал карт, адресов интернет-сайтов и фотографий, разбросанных по столу — доказательств ее долгих трудов. Голова готова была лопнуть. Она многое выяснила, но все еще оставалась в потемках.
Прерываться не хотелось, но она понимала, что мозги вот-вот перегреются. Как в те ночи перед экзаменами, когда Мэри входила в ее комнату, целовала в макушку и говорила, что пора устроить передышку. Что все прояснится после доброго ночного сна.
Мередит улыбнулась. Мэри обычно — нет, всегда — оказывалась права.
Этим вечером она уже вряд ли многого добьется. К тому же, судя по голосу Хола, ему не помешает компания. Это бы Мэри тоже одобрила. Живые важнее мертвых.
— Вообще-то мне пора заканчивать.
— Правда?
Облегчение, прорвавшееся в единственном слове, заставило Мередит улыбнуться.
— Правда, — заверила она.
— Уверена, что я тебя ни от чего не отрываю?
— Уверена, — сказала она. — Заканчиваю здесь и через десять минут спущусь.