Святитель Григорий Богослов
Шрифт:
Св. Григорию предстояли, таким образом, два исхода, противоположные один другому, но одинаково опасные: страшно было и принять на себя духовное начальство (быть пастырем), страшно было и отказаться от него. Находясь в пустыне, св. Григорий раздумывал, как поступить, какой из двух исходов избрать. Колебания были у него равномерно в ту и другую сторону. Наконец, после долгих размышлений, пишет святой отец, «уступил я сильнейшему: меня препобедил и увлек страх оказаться непокорным. И смотрите, как прямо и верно держусь я среди сих страхов, не домогаясь начальства не данного и не отвергая данного. Ибо первое означало бы дерзость, последнее же — непокорность, а то и другое вместе — невежество. Но я соблюдаю средину между слишком дерзновенными и между слишком боязливыми; я боязливее тех, которые хватаются за всякое начальство, и дерзновеннее тех, которые всякого убегают. Так я разумею дело сие и выражусь еще яснее: против страха быть начальником подаст, может быть, помощь закон благопокорности, потому что Бог по благости Своей вознаграждает веру и делает совершенным начальником того, кто на Него уповает и в Нем полагает все надежды. Но не знаю, кто будет помощником и какое слово внушит упование в случае непокорности. Ибо опасно, чтобы нам о вверяемых нашему попечению не услышать следующего: „Души их от рук ваших взыщу (ср. Иез. 3:18). Как вы отверглись Меня и не захотели быть вождями и начальниками народа Моего, так и Я отвергнусь вас и не буду вашим царем. Как вы не послушали гласа Моего, но презрительно обратили ко мне хребет и не повиновались, так будет и вам: когда призовете Меня, не призрю на молитву вашу и не услышу ее“» [619] .
619
Свт. Григорий Богослов. Слово 3 // Свт. Григорий Богослов. Творения. Т. 1.С. 59.
Обращаясь далее к свидетельству священной библейской истории,
Все эти размышления успокоили волновавшийся дух св. Григория. «…В помощники к сим размышлениям, — говорит далее святой отец, — беру я время и в советники — Божий оправдания, которым верил я всю жизнь свою» [620] . Так, в заключение всего, св. Григорий видит в перемене своей судьбы исполнение предначертаний о нем Божественного Промысла, и, подклоняясь и смиряясь под крепкую руку Божью, он с верой и упованием на всесильную помощь свыше вступил затем в действительное служение Церкви Христовой в звании пресвитера-пастыря.
620
Там же.
Известны чрезвычайные духовные дарования и ученость св. Григория Богослова. А между тем в тогдашние тяжкие и смутные времена Церковь Христова, страдавшая от еретических треволнений, весьма нуждалась в мужах богомудрых, сильных в слове, просвещенных христианским и мирским ведением, в мужах стойких в Православии и непоколебимых в благочестии, каков был св. Григорий. Ввиду этих соображений ближайшие советники и руководители св. Григория — отец его, епископ Назианзский, и друг, св. Василий Великий, — расширяют поле общественного служения — возводят пресвитера Григория в сан епископа. Случилось это вопреки желанию самого Григория, главным образом — по воле и настоянию св. Василия, который был тогда уже архиепископом Кесарийским [621] . Взволнованный и смущенный неожиданностью события, св. Григорий опять удалился в пустыню. По возвращении оттуда он также произнес, в присутствии своего отца и св. Василия, краткое защитительное Слово. Здесь он сначала говорит о своих прежних предположениях вести где-нибудь в пустыне жизнь уединенную, любомудренную, в безмолвии и покое. «…Пусть для других, — рассуждал святой отец, — будут почести и труды, для других — брани и отличия за победы, а для меня, избегающего браней и углубляющегося в самого себя, довольно жить, как могу, как бы на легком судне переплыть небольшое море и скудостью здешней жизни приобрести себе малую обитель в жизни будущей. Может быть, более низости, но зато и более осторожности показывает мысль равно удаляться и высоты, и падения» [622] . Далее св. Григорий излагает причины своего возвращения из пустыни. Это были долг дружества по отношению к св. Василию и обязанность попечения о престарелом отце. Припоминает недовольство, какое он чувствовал в печали, унынии и омрачении ума (в пустыне) по отношению к св. Василию, насильно привлекшему его к епископскому служению. «Но теперь, — продолжает св. Григорий, — переменяю свои мысли и сам переменяюсь, что гораздо справедливее прежнего, а для меня приличнее» [623] . И затем он, спокойный и умиротворенный, сам же оправдывает образ действий св. Василия по отношению к нему и указывает побуждения, почему тот поставил его во епископа. Он объясняет это великой ревностью св. Василия о Святом Духе, Которого он предпочел дружеству и на служение Которому, собственно, и привлек своего достойного друга. Св. Василий не мог снести, чтобы великий талант св. Григория оставался без употребления, закопанным в земле и не приносящим пользы, чтобы светильник долго скрывался под спудом. Но достоин ли был действительно св. Григорий высшей иерархической степени, об этом знает — скромно заявляет сам он — только Святая Троица [624] .
621
См.: Свт. Григорий Богослов. Слово 18 // Там же. Т. 1. С. 242–245; О суетности и неверности жизни и об общем всем конце // Там же. Т. 2. С. 281; Стихотворение, в котором св. Григорий пересказывает свою жизнь // Там же. С. 196 и далее.
622
Свт. Григорий Богослов. Слово 10 // Там же. Т. 1. С. 164.
623
Свт. Григорий Богослов. Слово 10 // Свт. Григорий Богослов. Творения. Т. 1. С. 165.
624
См.: Там же.
Когда отец св. Григория, по преклонности своих лет, поручил ему, посвященному в епископа, попечение о собственной (назианзской) пастве, св. Григорий снова произнес Слово. Здесь он говорит сначала, что собственное его желание было удалиться в горы и пустыни и жить в безмолвии, углубиться в самого себя, отрешиться от земных помыслов и беседовать только с Богом. Дух же Божий требовал, чтобы св. Григорий «выступил на среду, принес плод обществу, искал для себя пользы в пользе других, распространял просвещение, приводил к Богу люди избранны (Тит. 2:14), царское священие, язык свят (1 Пет. 2:9) и сделал, чтобы в большем числе людей очищался образ [Божий]» [625] . Долго св. Григорий колебался и недоумевал, на что ему решиться — удовлетворить ли собственному желанию или покориться велениям Духа. Наконец св. Григорий решил поступить так. «Я рассудил, — пишет он, — что всего лучше и безопаснее соблюсти средину между желанием и страхом и в одном уступить желанию, в другом — Духу. А сие нашел я возможным, если не вовсе буду убегать служения, чтобы не отринуть благодати, что было бы опасно, и не возьму на себя бремени выше сил своих, что было бы тягостно. Для первого нужна другая голова, для последнего — другие силы; вернее же сказать, то и другое высокоумно. Напротив того, благочестиво и вместе безопасно соразмерять служение с силами и, как поступаем при употреблении пищи, что по силам — принимать, а что выше сил — оставлять. Ибо так умеренностью в том и другом приобретается и телесное здравие, и душевное спокойствие» [626] .
625
Свт. Григорий Богослов. Слово 12 // Там же. С. 171.
626
Там же. С. 172. Ср.: Он же. Слово 20 // Там же. Т. 1. С. 254–255; Слово 1 // Там же. С. 21; Слово 3 // Там же. С. 59–60.
Сделаем общий вывод из вышеизложенных проповеднических Слов св. Григория. Оказывается, что святой отец уклонялся от призвания к общественной деятельности не потому, чтобы признавал подвижническое уединение единственно возможным путем ко спасению, а жизнь в обществе — путем погибельным и для ревнителя духовной чистоты недостойным, унизительным. Наоборот, как видим, святой отец смотрел на общественное служение как на великий нравственный подвиг, который требует самого высокого духовного образования, нравственной чистоты и самоотвержения, который даже и небезопасно принимать на себя человеку со слабыми духовными силами, ввиду постоянных мирских соблазнов для добродетели человека, а равно и строгой ответственности за нерадивое или неумелое служение общественному благу. И сам св. Григорий, муж, сведущий в познаниях божественных и человеческих, строгий ревнитель правой веры, весь проникнутый духом христианского благочестия, дышавший любовью и человеколюбием, — и он смиренно сознавал себя духовно немощным, недостойным того, чтобы стать светильником па свещнице (Мф. 5:15) общественного служения. Лично для себя он находил более рассудительным жить в уединении и самому совершенствоваться духовно, нежели выступить на поле общественного служения в звании духовного пастыря — руководителя христианских душ, потому что боялся оказаться недостаточно подготовленным к этому званию и быть худым строителем общественного блага. Но, с другой стороны, этот же святой муж, посвященный Богу от чрева матере своея (Лк. 1:15), с детства обнаруживавший склонность к уединению, созерцательной жизни, возлюбивший пустыню паче всего и уже вкусивший сладких плодов подвижнического уединения, этот инок и отшельник по призванию после продолжительного и всестороннего обсуждения смиренно покидает пустыню, спокойный и умиротворенный, идет в мир; покорно, без всякого ропота и недовольства, выступает в высоком звании пастыря Церкви на общественное служение, к которому был так неожиданно призван. Сопротивляться в данном случае и непреклонно оставаться в пустыне святой отец почитал со своей стороны противлением Духу Божию, выражением неразумного упорства и крайней непокорности, нарушением любви к ближним и заповеди о почтении и привязанности к родителям. Ревностный подвижник, пламенно возлюбивший иночество и пустыню, не признавал, однако же, разумным и богоугодным, если бы он из стремления к уединению нарушил добрые, миролюбивые отношения к ближним, презрел законы дружества (к св. Василию Великому) и не исполнил лежавшего на нем сыновнего долга (попечение о родителях), вытекающих из естественных мирских привязанностей. Вместе с тем в самом факте воззвания себя от пустыни на общественное служение святой отец усматривал повелительный перст Божий, указывавший ему новый путь жизни. И он покорно, радостно и твердой стопой пошел по этому пути, с непоколебимой надеждой, что всесильная помощь Божия не оставит его и благодать Божия, восполнив недостающее в его собственном немощном существе, будет постоянно содействовать ему в достойном прохождении указанного ему служения.
Как учит св. Григорий Богослов о жизни уединенно-созерцательной и общественно-деятельной? То есть какую из них признает наиболее совершенной и спасительной? Принимая во внимание все учение его, надо сказать, что из указанных двух путей жизни святой отец не отдает решительного предпочтения одному какому-либо сравнительно с другим: оба они важны и спасительны и каждый имеет свои особые преимущества. «Прекрасно созерцание»: оно отрешается от земного и парит в высоте, всецело приковывается духовным оком к высшим религиозным предметам, входит во святая святых неба, влечется к горним, небесным благам. Но «прекрасна и деятельность», потому что, низводя с неба и принимая у себя на земле Христа и служа Ему, доказывает любовь свою делами [627] . Прекрасны посему изнурение тела, молитва и бдение, чистота и девственность, воздержание, пустынножительство и безмолвие, умеренность, смирение, нестяжательность и презрение богатства. Но в равной мере прекрасны страннолюбие, братолюбие, человеколюбие, долготерпение, кротость и ревность. Высшая же из всех добродетелей — любовь, а лучшее, совершеннейшее проявление ее — в человеколюбии, благотворительности, сострадательности и милосердии ко всем страждущим и нуждающимся [628] .
627
См.: Свт. Григорий Богослов. Слово 14 // Свт. Григорий Богослов. Творения. Т. 1. С. 177.
628
См.: Там же. С. 176–179. Ср.: Он же. Слово 26 // Там же. Т. 1. С. 319–320.
Жизнь в уединении и жизнь в обществе, рассматриваемые как особые пути жизни, при своих преимуществах имеют каждая и свои недостатки. Так, созерцательная жизнь в уединении способствует личному внутреннему совершенствованию человека, воспитывает в нем религиозную сосредоточенность и предохраняет от мирских соблазнов. Но при этом она является чем-то незаконченным, нераскрытым, не проявляющимся вовне. Высшие красоты ее сосредотачиваются внутри ее самой и не свидетельствуются внешней деятельностью: она, жизнь уединенно-созерцательная, не дает почвы к принесению плодов любви и человеколюбия, что также существенно важно и обязательно для христианина. Человеколюбие для него есть «необходимость», а не дело произвола, «закон», а не совет, который бы можно было и исполнять, и нет [629] . Сам Господь Иисус Христос собственным примером призывает на общественное служение всех, кто имеет для того достаточные силы и способности. Надо иметь в виду не себя только, но и других, потому что и Христос, Которому можно было пребывать в Своей чести и Божестве, не только истощил Себя до зрака раба (Флп. 2:7), но и крест претерпел, о срамоте нерадив (Евр. 12:2), чтобы Своими страданиями истребить грех и смертью умертвить смерть [630] . Потому Иисус Христос, праведный Мздовоздаятель, ни за что так не награждает Своим человеколюбием, как за человеколюбие [631] , и на Страшном Суде Своем отвергнет козлищ, имеющих быть поставленными ошуюю (Мф. 25:33), не за грабительство, не за святотатство, не за прелюбодеяние или другие грехи, запрещенные законом, а за то, что не послужили Христу в лице бедных [632] . Надобно поэтому подражать Божию человеколюбию, тем более что и в человеке всего более божественно то, что он может благотворить [633] .
629
См.: Свт. Григорий Богослов. Слово 14 // Там же. С. 196.
630
См.: Свт. Григорий Богослов. Слово 12 // Там же. С. 172. Ср.: Он же. Слово 4 // Там же. С. 96–97.
631
См.: Свт. Григорий Богослов. Слово 14 // Там же. С. 177.
632
См.: Там же. С. 196.
633
См.: Свт. Григорий Богослов. Слово 17 // Свт. Григорий Богослов. Творения. Т. 1.С. 221.
Напротив, жизнь в обществе дает широкое поле к обнаружению деятельной любви и самопожертвования, но при этом не так удобна для личного самоусовершенствования человека, потому что мешает ему сосредотачиваться и углубляться в самого себя, рассеивает его дух и ставит в ближайшую опасность увлечения мирскими соблазнами.
Другое сопоставление. Пустыннику, совершенствующему себя духовно, грозит опасность возгордиться своею праведностью. «Высока жизнь целомудренных нестяжателей, привитающих [634] в горах (ср. Пс. 10:1), но гордость и их низлагала неоднократно, потому что они, не измеряя своей добродетели другими совершеннейшими образцами, иногда в сердце своем именуют высотой то, что не высоко, а нередко, при пламенеющем уме, ноги, как горячие кони, несут их далее цели» [635] . Что же касается мирянина, то он в большей мере, нежели пустынник, научается опытом жизни скромно думать о себе, не превозноситься своей праведностью, потому что видит вокруг себя нередкие превышающие его примеры добродетели, видит всюду пагубное действие зла и порока, видит постоянные нравственные падения, да и сам, быть может, не чужд их. Но, в свою очередь, живущему среди мирских соблазнов и пороков грозит своя опасность — совершенно отчаяться в возможности спасения и потому безнадежно и беспечно грешить.
634
Ц.-сл. «Привитати» — «обитать». — Ред.
635
Свт. Григорий Богослов. Блаженство и определения духовной жизни // Свт. Григорий Богослов. Творения. Т. 2. С. 122. Последними словами св. Григорий упрекает некоторых пустынников в неразумной горячности, по которой они часто превышали требования благоразумного благочестия. Между прочим, многие отшельники во дни св. Григория, как передает сам святой отец, кончали жизнь самоубийством (от голода, падения с высоты, через самоудавление), безрассудно думая этим угодить Богу в высшей степени (см.: Он же. Увещательное послание к Геллению // Там же. Т. 2. С. 327).
И высокомерие пустынника, и отчаяние и духовная беспечность мирянина — две противоположные крайности, сходные в том одном, что обе в равной мере пагубны. «Не думай о себе слишком высоко, — поучает св. Григорий, — и не полагайся на свой ум, хотя ты и очень велемудр. Если и видишь кого ниже себя, не превозносись как всех превзошедший и находящийся близко к цели. Тот не достиг еще цели, кто не увидел предела своего пути. Много надобно иметь страха, но не должно приходить и в излишнюю робость. Высота низлагает на землю, надежда возносит к небу, а на великую гордыню гневается Бог. За иное можешь взяться руками, иного касайся только надеждой, а от иного вовсе откажись. И то признак целомудрия — знать меру своей жизни. Равно для тебя худо и отложить благую надежду, и возыметь слишком смелую мысль, что нетрудно быть совершенным. В том и другом случае твой ум стоит на худой дороге. Всегда старайся, чтобы стрела твоя попадала в самую цель, смотри, чтобы не залететь тебе далее заповеди великого Христа, остерегайся и не вполне исполнить заповедь; в обоих случаях цель не достигнута. И излишество часто бывает бесполезно, когда, желая новой славы, напрягаем стрелу сверх меры» [636] . Кто думает много о себе и о своих духовных совершенствах, тому следует помнить, что ведь и он — такой же смертный, как и другие люди, «прах и снедь червей». А кто будет низко думать о себе и о своих духовных силах, не будет прилагать старания удаляться от греха и быть духовно совершенным, тому надо напомнить, что он — «Христова тварь, Христово дыхание, Христова честная часть, а потому вместе небесный и земной, приснопамятное творение, созданный бог, чрез Христовы страдания шествующий в нетленную славу» [637] . Посему мирской человек не должен угождать плоти и слишком любить настоящую жизнь. И он должен отрешаться от земли и, постоянно шествуя к небу, созидать в себе прекраснейший храм Господу Богу, благоухающий чистыми словами и добрыми делами [638] .
636
Свт. Григорий Богослов. О человеческой добродетели //Там же. Т. 2. С. 93.
637
Там же.
638
См.: Там же.