Святитель Григорий Богослов
Шрифт:
Но чаще великий страдалец молил Бога снять с него тяжкое бремя жизни и взять его к Себе: «…я утружден жизнью; едва перевожу дыхание на земле, уязвляемый множеством бедствий от врагов и от друзей, что и огорчает меня чрезмерно. Потому плачу и припадаю к Твоим коленам. Подай мертвецу Твоему кончину жизни, подай утружденному отдохновение и возведи меня к легчайшей жизни, для которой терплю скорби и перенес тысячи горестей; восхитив в ангельские лики, приблизь путника к небесному чертогу, где слава Единого великого Бога, сияющего в трех Светах» [417] .
417
Свт. Григорий Богослов. Плач. О собственных своих бедствиях и молитва ко Христу о прекращении жизни // Там же. С. 293.
Молитва великого страдальца была услышана. В 389 году, 25 января, почил от трудов своих многострадальный труженик, с беззаветным самоотвержением трудившийся в великом, прекрасном и цветущем Божием винограднике с раннего утра и до позднего вечера.
П. Борисовский
Догматические основы христианской морали по творениям святого Григория Богослова [418]
Существующие у нас исследования христианского нравоучения, несмотря на обилие в них подразделов, все-таки, к сожалению, не отличаются надлежащей полнотой содержания, более или менее всесторонним обследованием области христианской этики. Если касаются, с излишней иногда подробностью, отдельных, частных вопросов этики, то не всегда ставят и разрешают вопросы самые существенные и основные, которые служили бы связующим центром всех отдельных радиусов христианского нравоучения. От этого оно представляется в очень бледном свете, без надлежащего единства, в форме частных этических положений, не освещенных какой-либо высшей идеей, которая отражалась бы в них, как луч солнца в струях потока. Много трактуют, например, о свободе воли и вменении, о добродетели и грехе, о множестве обязанностей — личных и общественных — и о прочих частных предметах морали, но мало говорят о христианской жизни вообще, то есть о ее основаниях, внутреннем существе и завершительной цели. Почти во всех исследованиях нравоучения после обычного введения идет речь о нравственном законе, хотя по самому существу дела требовалось бы дать прежде всего общий очерк христианской морали, уяснить ее тип, определить ее основные принципы или так называемые предположения (постулаты), дабы сразу ясно было, в чем существенное, специфическое отличие ее от всех других этических систем. В большинстве исследований не дается, например, этического понятия о личном Божестве, не говорится об отношении идеи Триединого Бога к содержанию нравственности [419] . Почти не разъясняется связь христианской нравственности с идеей спасения во Христе, а также с этическим принципом общего мироустройства. Недостаточно
418
Печатается по: Вера и разум. 1894. № 7. с. 443–457; № 8. с. 509–525.
419
Не так давно напечатана в «Богословском вестнике» (1892, ноябрь) лишь небольшая статья архимандрита Антония «Нравственная идея догмата Пресвятой Троицы».
420
В первом случае Царство Божие понимается объективно, как общество верующих во Христа (Церковь), связанных единством нравственной цели; во втором — субъективно, как нравственная задача, которую обязан усвоить внутренне каждый верующий в отдельности.
421
Почти единственное исключение, как по самому характеру исследования, так и по построению, представляет собой труд недавно скончавшегося епископа Феофана «Начертание христианского нравоучения» (М., 1891). Здесь более аскетического элемента в содержании, более указаний на данные «христианской психологии». Всюду видно глубокое проникновение в существо нравственного христианского идеала и в разнообразные движения нравственного чувства. План труда — собственный, не заимствованный. Поставленные вопросы обследуются и решаются своеобразным способом, не обычными принятыми приемами. В труде меньше подразделов и указаний на частнейшие христианские обязанности, зато больше этических обобщений, имеющих отношение к христианской нравственности как к субъективному внутреннему настроению, а не как только к системе этических правил, которые христианин обязан соблюдать в тех или других случаях. Решение частных нравственных проблем и определение частных христианских обязанностей даются уже в этих общих очертаниях христианской нравственности. Внешняя форма уже, но в ней более духа жизни. Если некоторые второстепенные этические вопросы не решаются в отдельности, зато поставлены и рассматриваются другие, более важные, относящиеся к самому существу христианской морали. Здесь мы встречаем уже и новые по сравнению с другими курсами христианского нравоучения разделы и материи. Так, например, находим определение основ христианской жизни. Корень ее — в «воплощенном Домостроительстве», причем раскрывается необходимость воплощения Бога для нашего оправдания и обновления. Вторая основа христианской жизни — живой союз с Церковью, где она, жизнь, «раскрывается и плодоносит». Определяются норма (или тип, основное начало) нравственной христианской жизни, ее существенные отличительные свойства, также характеристические черты христианской деятельности как нравственной и т. д.
Между тем ясно, что прежде всего нужно указать человеку его общее отношение к бытию, выяснить связь его с другими личностями, поставить ему определенную цель жизни. Нужно указать человеку определенное место во вселенной, раскрыть смысл его существования, связь с абсолютным и отношение к другим личностям. Тогда только нравственная деятельность человека будет вполне осмысленной и целесообразной. Очевидно, требуется указать метафизические основы морали, из которых она вырастала бы, как дерево из корня. Прежде чем рассуждать о том, каков есть и каким должен быть человек, нужно сначала решить, к чему и кем он призван и что его ожидает. А затем уже легко можно определить и то, как должно духовно образовать себя, и что нужно всякий раз делать и соблюдать, чтобы достигнуть высшей цели существования. Вопрос о постулатах, или метафизических принципах морали, — первый вопрос всякой этической системы, равно как и христианского нравоучения. А так как последнее в своих основаниях опирается на христианские догматы, то отсюда вытекает предварительная задача — произвести анализ христианских догматов с этической точки зрения. Говоря иначе, нужно уяснить их нравственный смысл и отношение к общей норме христианской жизни. В настоящей работе мы и сделаем краткий опыт такого анализа по творениям св. Григория Богослова.
Св. Григорий Богослов сам не оставил после себя какой-либо специально нравственной системы. Тем не менее почти все его творения относятся к этическим, потому что нравоучительные правила и моральные рассуждения рассеяны у него по всем отдельным произведениям. Здесь важно в особенности то, что св. Григорий более всего останавливался именно на основном вопросе морали — на вопросе об ее христианских догматических принципах. Он рассматривал христианские догматы с этической точки зрения, ставил в связь с христианской жизнью, что подтверждается отчасти и содержанием его пяти Слов о богословии. Имя Богослова христианская этическая наука может приписать ему с не меньшим правом, чем догматическая. Из христианских догматов он старался всегда извлекать нравоучительные идеи. О том свидетельствует и сам святой отец: «Как всякая вещь, — пишет он, — имеет свой больший или меньший отличительный признак, так и мои речи, где только нужно, имеют отличительным свойством назидательность в мыслях и догматах» [422] . Итак, вопрос о догматических основах христианской морали, помимо своего принципиального значения вообще, имеет свое оправдание и в самых творениях св. Григория, как существенный пункт его нравоучения.
422
Свт. Григорий Богослов. Письмо 121. К Никовулу // Свт. Григорий Богослов. Творения. Т. 2. С. 452.
Первое и самое главное основание христианской морали есть признание личного безначального, беспредельного Существа, то есть Бога, как Виновника бытия. Без этого предположения, которое можно называть теологическим (богословским), христианская нравственность не существует. И Григорий Богослов возводит все, как и самую человеческую жизнь, к личному Божеству. В собственном и безусловном смысле бытие принадлежит только Богу. Он один всегда был, есть и будет или, лучше, — всегда есть, потому что для Него все настоящее [423] . Именование «Сый» [424] более других Божеских имен относится к сущности Божества [425] . Всякое же другое бытие мыслится только в Боге и потому существует лишь относительно, в зависимости от Бога. Значит, начало христианского воспитания — в почитании Бога при постоянной мысли о нашей зависимости от Него как Виновника нашего бытия [426] .
423
См.: Свт. Григорий Богослов. Стихи о самом себе // Там же. С. 190.
424
Ц.-сл. «сый» — «сущий», «существующий». — Ред.
425
См.: Свт. Григорий Богослов. Слово 30 // Свт. Григорий Богослов. Творения. Т. 1. С. 373; Слово 38 // Там же. С. 447.
426
См.: Свт. Григорий Богослов. Слово 4 // Там же. С. 105.
Отсюда разрешается и вопрос о метафизической связи Божества с конечным бытием. Бог не имманентен [427] миру, но и не всецело трансцендентен [428] . Имея личное бытие, Он проявляется свойствами Своими и в бытии конечном, так что все Собой обнимает. Бог во всем и вне всего [429] . «Помыслим, — пишет святой отец, — о превосходнейшем и высочайшем из всего сущего — Боге (если только не найдет кто приличнейшим поставить Его и выше сущности или в Нем заключит все бытие, так как от Него сообщается бытие и прочему)» [430] . Отсюда определяется принцип единства бытия в Боге, Который во всем отражается, все в Себе содержит, все проницает и все наполняет [431] . Начало и конец всякого тварного бытия — в Боге, Который «сотворил все, от Которого все и для Которого все» [432] . Им одним пребывает все, и к Нему все в совокупности стремится и воссылает моления. Он един и все [433] . Значит, и каждая индивидуальная жизнь укрепляется в Божестве и к Нему относится как одна из бесчисленных периферий к единому всеобъемлющему центру. На этом основывается этическое правило, что «памятовать о Боге необходимее, нежели дышать; и, если можно так выразиться, кроме сего не должно и делать ничего иного»; памятовать о Боге нужно всегда и «сим памятованием возводить себя к чистоте» [434] . Бога нужно иметь «началом и концом всякого дела» [435] .
427
Имманентный — внутренне присущий какому-либо предмету, явлению. — Ред.
428
Трансцендентный — недоступный познанию, находящийся за пределами опыта, лежащий по ту сторону опыта. — Ред.
429
См.: Свт. Григорий Богослов. Слово 3 // Свт. Григорий Богослов. Творения. Т. 1. С. 50.
430
Свт. Григорий Богослов. Слово 6 // Там же. С. 131.
431
См.: Свт. Григорий Богослов. Слово 28 // Там же. С. 336.
432
Свт. Григорий Богослов. Слово 42 // Там же. С. 500.
433
См.: Григорий Богослов. Песнь Богу // Там же. Т. 2. С. 44.
434
Свт. Григорий Богослов. Слово 27 // Там же. Т. 1. С. 328–329.
435
Свт. Григорий Богослов. Мысли, писанные одностишиями // Там же. Т. 2. С. 159.
Совершеннейшим образом такого полного единства всего конечного бытия в Боге служит единство во внутренней жизни Самого Бога, в Котором различение трех личных Ипостасей не уничтожает единой Божеской сущности. «Бог разделяется, так сказать, неразделимо и сочетавается разделенно, потому что Божество есть Единое в Трех и Едино суть Три, в Которых Божество, или, точнее сказать, Которые суть Божество» [436] . «Из Единицы Троица и из Троицы опять Единица… В трех Светах одно естество неподвижно. Единица не бесчисленна, потому что покоится в трех Добротах. Троица не в разной степени досточтима, потому что естество не рассекаемо. В Божестве Единица, но тречисленны Те, Которым принадлежит Божество. Каждый есть единый Бог, если именуешь одного. И опять, един Бог безначальный, из Которого богатство Божества, когда слово упоминает о Трех» [437] . Три Ипостаси Божества находятся между Собой в таком теснейшем внутреннем единстве, которое не осуществляется во взаимоотношении между тварными существами. «Тремя богами можно было бы назвать тех, которых разделяли бы между собой время, или мысль, или держава, или хотение, так что каждый никогда бы не был тождествен с прочими, но всегда находился с ними в борьбе. Но у моей Троицы одна сила, одна мысль, одна слава, одна держава; а чрез сие не нарушается и единичность, которой великая слава в гармонии Божества» [438] . Сын и Дух Святой возводятся к Отцу, «не сливаясь, а сопребывая с Ним и неразделяемые между Собой ни временем, ни хотением, ни могуществом. Ибо сие нас делает чем-то многим, потому что каждый из нас разногласен и сам с собой, и с другими. Но Тем, у Которых естество просто и бытие тождественно, приличествует и единство» [439] . «…Мы чтим единоначалие; впрочем, не то единоначалие, которое определяется единством лица (и одно, если оно в раздоре с самим собой, составит множество), но то, которое составляет равночестность единства, единодушие воли, тождество движения и направления к единому Тех, Которые из Единого (что невозможно в естестве сотворенном), так что Они хотя различаются по числу, но не разделяются по власти» [440] . В человечестве «хотя общность и имеет единство, представляемое, впрочем, мысленно, однако ж неделимых много и они разделены между собой временем, страстями и силою. Ибо мы не только сложны, но и противоположны как друг другу, так и сами себе; не говоря уже о целой жизни, даже и одного дня не бываем совершенно теми же, но непрестанно течем и переменяемся и по телу, и по душе. А не знаю, едва ли не таковы же Ангелы и всякое, кроме Троицы, горнее естество, хотя они просты и по близости своей к верховному Благу крепко утверждены в добре» [441] . Каждое из Лиц Божества, «по тождеству сущности и силы, имеет такое же единство с Соединенным, как и с Самим Собой» [442] . Внутреннее единство в Троице так неразрывно, что «отсечь или отчуждить что-нибудь от Трех значит то же, что отсечь все и нагло восстать против всего Божества» [443] .
436
Свт. Григорий Богослов. Слово 39 // Там же. Т. 1. С. 455.
437
Свт. Григорий Богослов. О Святом Духе // Там же. Т. 2. С. 15–16.
438
Там же. С. 16.
439
Свт. Григорий Богослов. Слово 42 // Там же. Т. 1. С. 503.
440
Свт. Григорий Богослов. Слово 29 // Там же. С. 351
441
Свт. Григорий Богослов. Слово 31 // Свт. Григорий Богослов. Творения. Т. 1.С. 382.
442
Там же. С. 383.
443
Свт. Григорий Богослов. Слово 6 // Там же. С. 130.
Итак, все конечное бытие возводится к Триединому Богу и в Нем связуется в общее единство. Однако люди не всегда сохраняют в себе самих и во взаимоотношении подобное же внутреннее единство. И потому единство Троицы представляет собой совершеннейший идеал, к которому обязано стремиться каждое сотворенное существо, в том числе и человек. А это возможно только посредством исполнения Божеских творческих идей (законов добра, уничтожающих разлад в бытии и утверждающих на место его согласие, или гармонию). Единомыслие, пишет св. Григорий, «ведет начало от Троицы (так как Ей по естеству всего свойственнее единство и внутренний мир), которое [единомыслие] усвоено ангельскими и Божественными Силами, пребывающими в мире с Богом и между собой, которое простирается на всю тварь (так как ей служит украшением безмятежие), которое удобно поселяется и в нас, как по душе, когда в ней добродетели одна другую сопровождают и одна с другой сообщаются, так и по телу, когда в нем и члены и стихии имеют взаимную стройность, отчего в первом случае происходит то, что есть и именуется красотой, а во втором — здравием» [444] .
444
Свт. Григорий Богослов. Слово 23 // Там же. С. 292.
Единство бытия в Боге есть, очевидно, обнаружение премудрой любви или благости Божией, которая и приводит все в согласие. Здесь, таким образом, метафизика и этика совпадают: принцип метафизический сливается с этическим. Мировое единство не есть физико-механическое равновесие равнодействующих, а свободное, в той или другой степени, тяготение к общему, все объединяющему центру, мыслимому в личном абсолютном Божестве, Которое все оживляет и поддерживает Своей любовью. И прежде всего самое единство Троицы есть, очевидно, единство любви, как единство Лиц единосущных. «…Божество выступило из единичности по причине богатства, преступило двойственность, потому что Оно выше материи и формы, из которых состоят тела, и определилось тройственностью (первым, что превышает состав двойственности) по причине совершенства, чтобы и не быть скудным, и не разлиться до бесконечности. Первое показывало бы нелюбообщительность, последнее — беспорядок…» [445] Потому-то Бог чаще всего именуется Богом мира, так как мир — Божий [446] ; именуется Отцом любви и Любовью [447] . Итак, вот первая основа христианской морали. Самый закон миробытия есть уже закон добра, мира и любви, закон единства в Боге. Поэтому всякий, кто нарушает это единство, тот вносит раздор и беспорядок в сотворенное бытие и восстает против планов любви Божией. Отсюда — зло и нестроение жизни. «…В Божестве нет несогласия, потому что нет и разъединения (так как разъединение есть следствие несогласия), но в Нем столько согласия и с Самим Собой, и со вторичными существами, что наряду с другими и предпочтительно пред другими именами, какими угодно называться Богу, сие преимущественно стало Его именованием. Он называется миром (Еф. 2:14), любовию (1 Ин. 4:16) и подобными именами, внушая нам самыми наименованиями стремиться к стяжанию сих совершенств… Посему все те, которые любят благо мира и, напротив того, ненавидят раздор и отвращаются его, близки к Богу и Божественным духам; а те, которые браннолюбивы нравом, ищут славы в нововведениях и тщеславятся тем, чего бы надлежало стыдиться, принадлежат к противоположной стороне» [448] .
445
Свт. Григорий Богослов. Слово 22 // Там же. С. 282.
446
См.: Свт. Григорий Богослов. Слово 23 // Там же. С. 285.
447
См.: Там же. С. 286; Он же. Слово И // Там же. С. 169.
448
Здесь же святой отец подробнее говорит о законе любви Божией, объемлющем все бытие — небесное и земное, и о тех нестроениях и бедствиях, какие производит уклонение от него. См.: Свт. Григорий Богослов. Слово 6 // Свт. Григорий Богослов. Творения. Т. 1. С. 131.
Второе предположение, или основание, нравственности находим в учении собственно о человеке как существе, на котором также, наряду с другими тварями, известным образом отпечатлелась любовь Божия и который поэтому призван к духовному союзу с Богом. Это основание — антропологическое [449] , требующее признания в человеке особой духовной субстанции, то есть души, и притом обладающей свободным самоопределением.
Как творение Божие, человек представляет собой в ряду тварей существо, срединное между миром вещественным и духовным: в нем удивительным образом сочетались начала того и другого [450] . Он вместе — персть и дух, «живое существо — видимое и невидимое, временное и вечное, земное и небесное, касающееся Бога, но не постигающее, приближающееся и далеко отстоящее» [451] . Мы произошли из персти, соединенной с Божеством, поэтому в нас есть образ Божий [452] . Часть Божества, заключенная в теле, и есть человеческая душа — природа умосозерцаемая, оживляющая и движущая [453] . Душа «произошла от Бога и божественна, которая причастна горнего благородства и к нему поспешает, хотя и сопряжена с худшим» [454] . «Душа есть Божие дыхание, и, будучи небесной, она терпит смешение с перстным. Это свет, заключенный в пещере, однако ж божественный и неугасимый» [455] . Душа не есть гармония составных частей тела: иначе не было бы основания для различия людей добродетельных и порочных, равно как для отделения людей от бессловесных, потому что и у последних есть гармония формы и смертной плоти [456] . Как струя невидимого Божества, человеческий дух всего дороже и выше для человека [457] . Бог самодоволен [458] и Сам по Себе не нуждается ни в каком приношении от человека [459] . Да мы и не имеем ничего собственного, а все имеем от Него. Тем не менее, получая все от Бога, человек обязан и всем жертвовать для Бога, все Ему посвящать и возвращать [460] . Но высшая и самая угодная Богу жертва от нас есть именно наш дух, то есть сам человек должен прежде себя самого представить Богу в жертву живую, чистую и святую [461] . Это посвящение души Богу есть ее естественное тяготение к Первоисточнику жизни, от Которого и она получила бытие, есть приготовление к переходу в свойственное ей по природе духовное существование на небе. «А душа есть Божие дыхание и всегда желает иметь лучшую участь пренебесных. Как поток течет из источника по ровному месту, а пламенеющий огонь знает один неизменный путь — возноситься вверх, так и человек велик; он даже Ангел, когда, подобно змее, совлекши с себя пестровидную старость, восходит отселе» [462] . Потому-то «в человеке сокрыта искра благочестия, как в некоторых камнях — сила огня. Ударами железа извлекается свет из кремней; так и Слово изводит из смертных сокрытое в них благочестие» [463] . «…Дар наибольший и наипаче свидетельствующий о Божием к нам человеколюбии есть наше к Нему [Богу] стремление и сродство с Ним» [464] . Посему Бог является высочайшим Благом, с Которым душа человеческая, воспитываясь нравственно, жаждет соединиться [465] . «Бог есть сущность и первая доброта» [466] . Он есть высочайший свет, «просвещающий всякую разумную природу, то же в духовном мире, что солнце в чувственном, по мере нашего очищения представляемый, по мере представления возбуждающий к Себе любовь и по мере любви вновь умопредставляемый» [467] . Он сотворил человека, как и весь мир, по Своей благости — «творить живое существо, здесь предуготовляемое и преселяемое в иной мир и (что составляет конец тайны) чрез стремление к Богу достигающее обожения. Ибо умеренный здесь свет истины служит для меня к тому, чтобы видеть и сносить светлость Божию, достойную Того, Кто связует и разрешает и опять совокупит превосходнейшим образом» [468] .
449
Антропология — учение о человеке. — Ред.
450
См.: Свт. Григорий Богослов. О душе // Свт. Григорий Богослов. Творения. Т. 2. С. 26–27.
451
Свт. Григорий Богослов. Слово 3 // Там же. Т. 1. С. 50.
452
См.: Свт. Григорий Богослов. О душе // Там же. Т. 2. С. 26–27; Плач. О страданиях души своей // Там же. С. 296.
453
См.: Свт. Григорий Богослов. К монаху Евагрию. О Божестве // Там же. С. 560; О душе // Там же. С. 26–27; Слово 38 // Там же. Т. 1. С. 446; Определения, слегка начертанные // Там же. Т. 2. С. 172.
454
Свт. Григорий Богослов. Слово 3 // Там же. Т. 1. С. 32.
455
Свт. Григорий Богослов. О душе // Там же. Т. 2. С. 25.
456
См.: Там же.
457
См.: Там же. С. 27.
458
Т. е. самодостаточен. — Ред.
459
См.: Свт. Григорий Богослов. Слово 4 // Там же. Т. 1. С. 69; К Виталиану от сыновей // Там же. Т. 2. С. 339.
460
См.: Свт. Григорий Богослов. Слово 14 // Там же. Т. 1. С. 186; Слово 4 // Там же. С. 62–63.
461
См.: Свт. Григорий Богослов. Слово 3 // Там же. С. 54.
462
Свт. Григорий Богослов. О малоценности внешнего мира // Там же. Т. 2. С. 120.
463
Свт. Григорий Богослов. Похвала девству // Там же. С. 60.
464
Свт. Григорий Богослов. Слово 21 // Там же. Т. 1. С. 260.
465
См.: Свт. Григорий Богослов. Слово 25 //Там же. Т. 1. С. 306; Слово 31 // Там же. С. 382; Слово 33 // Там же. С. 414.
466
Свт. Григорий Богослов. Определения, слегка начертанные // Там же. Т. 2. С. 171.
467
Свт. Григорий Богослов. Слово 40 // Там же. Т. 1. С. 462.
468
Свт. Григорий Богослов. Слово 38 // Свт. Григорий Богослов. Творения. Т. 1. С. 446.