Святополк Окаянный
Шрифт:
Волчок сел на Воронка и скорой хлынью помчался по улицам Киева в сторону Торга. Там на пять кун накупил хлеба и вяленой рыбы, набив полную переметную суму. Завязал накрепко завязки, притянув суму к луке седла. Теперь должно хватить на дорогу.
Конюх и впрямь ждал его у Лядских ворот, не выезжал из города. Набитую суму нельзя было не заметить, но Зван ничего не сказал. Но когда выехали за город, спросил Волчка:
— И куда ж ты наладился бежать, сынок?
— С чего это ты взял. Зван — пустой карман?
— Я, чай, не слепой, Волчок. — Конюх понужнул коней, чтоб прибавили
Волчок понял, что таиться от Звана бесполезно, да и что он может сделать ему здесь, на воле.
— Мне князь велел скакать в Туров к княгине-матери. Его Владимир в поруб запер.
— Знаю.
— Откуда?
— Как откуда? Вся дворня уж болтает.
— А за что его? Не говорят?
— Говорят.
— За что?
— Ну вроде бы он к Польше хотел переметнуться.
— Брехня, Зван, — вскричал возмущенно Волчок. — Поверь, брехня. Уж я-то своего князя знаю. Правда, он женился на польской княгине. Но ведь и Владимир сколько раз женился, и все не на русских.
— Может, и брехня. На кажин роток не накинешь платок. Да и не наше то дело, княжье.
Они доехали до некошеной опушки. Зван свернул с дороги, остановил коней.
— Вот что, Волчок, у тебя путь долог, езжай, а с зеленкой я и один управлюсь.
— Вот спасибо, Зван, вот спасибо.
— За что, Волчок-дурачок?
— Отпускаешь без зла. Возьми вот калач. Перекусишь.
— Не надо. Тебе в пути нужно подкрепиться. А я к завтраку уж в Киеве буду. Езжай.
Волчок отвязал от дробины Воронка, поймал рукой стремя, взлетел в седло.
— Прощай, Зван. Будь здоров.
— Прощай, Серый Бочок. Гляди, не оплошай дорогой-то, по дебрям разбойнички шалят. А ты не оружный.
— У меня есть засапожник.
— Разве он — оружие? Комаров бить, да и то через десятого-пятого.
Разбойный притон
Примерно полпоприща отъехал Волчок от Киева, когда вдруг впереди на пути появилось два добрых молодца. Дорога шла через дебрь и была столь узка, что нечего было думать, чтобы объехать лихих людей. Он оглянулся: нельзя ли поворотить, но и сзади уже появились целых три фигуры. Волчок понял: разбойная ватага.
Один из разбойников предупредил:
— Хошь жить, парень, не брыкайся.
Где уж тут брыкаться, у одного копье в руке, у другого дубина наизготове. Где-то в степи можно б было попробовать объехать, обскакать стороной. А здесь, даже если свернешь, наскочишь в кустах на таких же.
— А я и не брыкаюсь, — сказал Волчок, подъезжая к разбойникам и даже приветствовал их: — День добрый?
— Смотря для кого, — усмехнулся седобородый, беря под уздцы Волчка. — Слазь, приехали.
— Кому сказано? — прорычал другой, пошевелив дубинкой.
Волчок соскочил с коня, седобородый спросил:
— Что везешь?
— Ничего.
— А в сумах что?
— Там снедь на дорогу: калачи, рыба.
— А говоришь — ничего. Куны есть?
— Куны? — переспросил Волчок, лихорадочно соображая, говорить — не говорить? И все же признался: — Есть маленько.
— Тырь, — обратился седобородый к товарищу, — возьми. Да обыщи получше.
Тот, зажав дубину меж ног, начал ощупывать у Волчка карманы, нащупал серебро, хихикнул:
— Ага-а! Есть! — И, вытащив все до резаны [96] , заорал с угрозой: — И это «маленько»? Ах ты с-сука. Полон карман кун, а он «маленько». Вот как дам по башке-те.
Но Тырь лишь погрозился, а удар Волчку по голове был нанесен сзади кем-то из подошедших. У Волчка потемнело в глазах, и он упал, потеряв сознание. Очнулся, когда с него стали стаскивать сапоги.
96
Резана — мелкая монета, пятидесятая часть гривны.
— Ты гля, засапожник.
— Дай мне.
— Иди ты. Я первый увидал, значит, мой.
— У тебя же есть палица.
— Ну и что? Еще и засапожник будет.
— Тоды я себе кафтан возьму.
— Бери.
Разбойник наклонился над Волчком.
— Ты гля, очухался, зенками мыргает.
— Дай ему как следоват.
— С дохлого хуже сымать. Ей, парень, давай-ка кафтан сымем, тебе уж он ни к чему.
Волчок сел, помог разбойнику стащить с себя кафтан.
— Ну шо? Кончим его? — спросил новый обладатель кафтана и уж поплевал на ладони, чтоб крепче зажать дубинку для удара.
— Погодь, — сказал седобородый. — Спросить же надо. Чей? Откуда? Ты откуда, парень?
— С Турова я, — прошептал Волчок.
— Стало, домой ехал?
— Домой.
— Ну, твое счастье. Был бы киевским, кончили бы. Часом, не боярского роду?
— Нет. Из слуг.
— Тоды живи. Оно и верно, боярин в дебрь без гридня не ездит. Ступай домой, може, и дойдешь. Айда, парни, есть разжива. Погужуемся!
Разбойники ушли, уведя с собой и коня. Волчок остался сидеть на дороге. Разутый, раздетый, с разбитой головой. В ушах стоял звон, в глазах мельтешили светлячки. Он плохо соображал, никак не мог прийти в себя. Попробовал встать, голова закружилась, пришлось лечь. Долго лежал, глядя в синее небо. Без дум, без мыслей, без желаний. Впрочем, хотелось одного — чтобы перестала гудеть голова.
Когда солнце начало клониться к закату, вроде немного полегчало. То ли от прохлады, потянувшей из леса, то ли маленько отлежался. Он сел. Потом встал. Ноги держали, голова хоть и гудела, но не кружилась.
Увидел на обочине след в примятой траве — туда ушли разбойники и увели коня. И Волчок пошел по этому следу, еще не зная зачем, просто его потянуло вслед за Воронком, к которому привык, сжился и который понимал хозяина, разве что не говорил.
Конь! Ему нужен конь, без коня он погибнет в пути, станет добычей любого зверя — волка ли, медведя, рыси, тем более что у него кровоточит затылок, а запах крови дикий зверь не пропустит. Он даже готов пристать к этой ватаге разбойников, пожить в их притоне, пока заживет голова, а там, может, удастся выпросить Воронка себе. Он станет им варить пищу, поддерживать огонь, чтоб только вернули коня. Он заслужит эту милость.