Святославичи
Шрифт:
У Эмнильды пошла носом кровь. Лазута хотела приподнять ее, чтобы усадить на скамью, но княгиня вдруг дико закричала, схватившись руками за живот; у нее начались схватки.
Изяслав посчитал это притворством.
– Ори громче, греховодница! Никто тебе не поможет.
Эмнильда корчилась на полу, кусая губы и исходя протяжными стонами, у нее между ног набежала целая лужа крови. Лазута умоляла князя помочь ей уложить роженицу на кровать.
Изяслав, увидев кровь, побледнел, в его глазах появился испуг.
Князь и служанка перенесли стонущую Эмнильду на широкую постель, затем
Сидя в одиночестве, не отрывая взора от горевшей перед ним на столе свечи, Изяслав с замирающим сердцем прислушивался к крикам. К беготне служанок у себя над головой - женские покои находились на втором ярусе терема. На лбу у князя холодными каплями выступил пот. Он вздрагивал всякий раз, когда усиливались крики роженицы, сжимал виски пальцами, если вдруг следовала долгая томительная пауза безмолвия. Крики заставляли сердце Изяслава биться в тревоге, тишина давила. В сильном мужчине вдруг поселилась робкая душа ребенка.
Эмнильда скончалась в полночь, разродившись недоношенным плодом.
Княгиня Анна
Ода, погостив у Всеволода две недели, вернулась домой, полная самых приятных впечатлений. Юная жена Всеволода, черноволосая дочь степей с таинственным взглядом глаз-миндалин, покорила ее своим умением достойно держаться в незнакомой обстановке, каким был дворец ее мужа. Как, наверно, непривычно было ей первые дни в этих залах после тесного войлочного шатра в степном становище.
Не зная ни слова по-русски, половчанка была вынуждена общаться через толмача и с мужем, и с русской прислугой, и с женами бояр, которые набежали поглазеть на дочь хана. После крещения она получила христианское имя Анна.
Вот почему Оду покоробила злая ирония Святослава, спросившего ее: «Ну, как там выглядит степное чудо?»
Ода без колебаний встала на защиту половчанки, выставив ее как можно в более приглядном свете: и умная, и красивая, и скромная. В конце добавила, что русские одежды ей к лицу.
– Дочки Всеволода ладят с мачехой?
– спросил Святослав.
– Не ладят, - честно призналась Ода, - они вообще не видятся с ней.
На пасхальные торжества Святослав со всей семьей отправился в Переяславль.
В столицу Всеволода кавалькада черниговского князя въезжала в Вербное воскресенье [104] . На сторожевой башне ударил колокол, возвещавший о прибытии долгожданных гостей, ему откликнулся другой на дворцовой башне.
Тесный детинец Переяславля был плотно застроен деревянными церквями и хоромами бояр. Куда ни глянь, всюду над редкими купами деревьев, над частоколами и голубятнями возвышались угловатые двухярусные домины с маленькими оконцами, крыши теснились одна к другой.
[104] Вербное воскресенье - Вход Господень в Иерусалим, один из двунадесятых праздников в русском православии. Отмечается в последнее воскресенье перед Пасхой.
Над всем этим, справа и слева, реяли православные
Ощущение праздника царило на узких улицах, заполненных нарядно одетыми людьми. Женщины и дети махали пучками цветущей вербы, девушки протягивали пушистые веточки дружинникам Святослава либо засовывали их под уздечки коней. Мужчины степенно снимали шапки, приветствуя черниговского князя.
Ода ехала рядом со Святославом на белой лошади. На княгине был муаровый [105] широкий плащ, расшитый золотыми узорами, на голове легкая белая накидка с золотой диадемой. Переливающиеся на солнце височные колты и края трепещущей на ветру накидки придавали лицу молодой женщины необыкновенное очарование. Мужчины заглядывались на Оду, пробуждая в душе Олега, ехавшего следом за мачехой, невольную ревность.
Белокаменный княжеский дворец идущими по периметру колоннами, полуарками и нишами, в которых стояли гигантские мраморные вазы с цветами, напоминал византийскую базилику. Олег и Давыд, давно здесь не бывшие, с восхищением разглядывали величественное здание с длинным рядом окон во втором ярусе, восьмиугольную дворцовую башню, на которой развевался княжеский стяг.
[105] М у а р - шелковая ткань с золотым узором.
Святослав и его свита с удивлением взирали на пестрые половецкие шатры, разбитые в тени дубовой рощи. За рощей на другом берегу струящегося в низинке ручья прямо у стены монастыря, сложенной из серых глыб известняка, паслись гурты овец. Половецкие кафтаны мелькали среди деревьев; пахло дымом, подымающимся над верхом шатров. На площади перед входом во дворец все коновязи были заняты степными лошадьми, тут же стояли верблюды, равнодушно поглядывая по сторонам и медленно двигая челюстями. Всюду сновали половецкие воины, звучала чужая гортанная речь.
– Послал Бог родственничков!
– ворчал Святослав, слезая с коня.
– Гнал бы ты в шею, брат, всю эту орду, - напрямик заявил он вышедшему навстречу Всеволоду.
– Гляди, загадят они тебе все кругом скотским пометом!
Всеволод только улыбнулся и обнял брата.
– Ну, давай, показывай свою степную красавицу, - молвил Святослав, ступив под дворцовые своды.
– Ода все уши мне пропела о дивных очах твоей половчанки.
– Экий ты скорый, брат!
– отшутился Всеволод.
– Не оседлал, а поехал. Всему свое время.
– По лицу вижу, что приглянулась тебе басурманка, - погрозил пальцем Святослав.
– Меня, брат, не проведешь!
– Не басурманка она более, - мягко возразил Всеволод, - сам митрополит Георгий крестил мою суженую.
– Митрополит окрестил тело язычницы, но проникла ли та святая вода ей в душу - неведомо, - со значением промолвил Святослав.
– И во всем-то ты скрытый смысл отыскать норовишь, брат, - покачал головой Всеволод.
– Дразнит он тебя, - вставила Ода, - а не смысл отыскивает.