«Святой Мануэль Добрый, мученик» и еще три истории
Шрифт:
– Замолчи, замолчи, не надо об этом!
И Эметерио убежал, унося с собой мысли о вакантном месте. Его воспоминания о прошлом блекли, исчезали в туманной мгле, и только мысль о вакантном месте мучила его с тех пор непрестанно. Чтобы отвлечься, забыть о приближающейся старости, не думать о том, что близок день, когда ему придется уйти на пенсию, он кружил по улицам, тоскливо высматривая, на ком бы остановить свой взгляд. «На пенсии и одинокий вол, – говорил он себе, – вол на пенсии! Интересно, осталась ли Росите, кроме дочери, еще и пенсия?»
И вот однажды, как будто по внезапной милости провидения, что-то неожиданно пробудилось у него в душе, сердце его защемило, и ему показалось, что прошлое возрождается, то прошлое, которое могло быть, но не состоялось, и что его былое будущее снова маячит вдали. Кто это восхитительное создание, от которого по всей улице повеяло ароматами леса? Кто она, эта стройная девушка с призывным взглядом, возвращающая молодость всем, кто на нее посмотрит? И он пустился следом за незнакомкой. Она почувствовала, что за ней идут, громче застучала каблучками, а один раз даже обернулась, бросила взгляд на своего преследователя, и в глазах ее засияла торжествующая и сострадательная улыбка. «Эти глаза, – сказал себе Эметерио, – глядят на меня из какой-то другой жизни… Да, мне кажется, будто они глядят на меня из прошлого, оттуда, где меня ждет мой старый календарь».
Теперь у него оказалось занятие: надо было выследить таинственную незнакомку, узнать, где она живет, и кто она такая, и… Ах, это страшное вакантное место, вакантное либо по причине ухода на пенсию, либо… Эти проклятые просчеты при начислении процентов на чужие вклады!
Прошло несколько дней, и, рыская по тем кварталам, где ему явилось чудесное видение, он снова встретил девушку, но на этот раз она шла в сопровождении какого-то молодого человека. И Эметерио, сам не зная почему, вообразил, что это Мартинес. И снова задрожал от ревности. «Вот оно, – сказал он себе, – стало быть, я начинаю впадать в слабоумие. Значит, пенсия уже на носу… И вакантное место тоже!»
Еще через несколько дней он встретил Селедонио.
– Знаешь, Селедонио, кого я вчера видел?
– Конечно знаю, Роситу!
– А как ты узнал?
– Достаточно посмотреть на твои глаза. Ты прямо помолодел, Эметерио.
– Правда? Ну, так оно и есть.
– И где ты ее нашел?
– Да, видишь ли, с неделю тому назад, когда я, как обычно, бродил по улицам, мне повстречалось дивное видение, дивное – говорю тебе, Селедонио… Девушка, вся – пламя в очах, вся – жизнь, вся…
– Оставь в покое «Песнь Песней», Эметерио. Ближе к делу.
– И я начал ходить за ней. Само собой, мне в голову не приходило, кто она такая. Хотя, пожалуй, мне это подсказывало сердце, было у меня сердечное предчувствие, но я его не понимал как нужно, это… это…
– Да это то, что Мартинес назвал бы подсознанием…
– Пусть так, это подознание мне…
– Надо говорить – подсознание…
– Ладно, это подсознание мне подсказывало, но я его не понимал. И однажды я встретил ее не одну, а с пареньком – и тут же приревновал.
– Ну да, к Мартинесу.
– И я даже собирался прогнать паренька…
– Кого скоро прогонят, так это тебя, Эметерио.
– Не напоминай мне об отставке, сегодня мое сердце ликует. Конечно, я сам себя уговаривал: «Одумайся, Эметерио, неужто теперь, когда тебе за пятьдесят перевалило, ты влюбился в девчонку, которая в дочери тебе годится. Одумайся, Эметерио…»
– Ну и чем же все это кончилось?
– А тем, что вчера я пошел за этой восхитительной девчонкой до самого дома, где она живет, а из дома вышла Росита, сама Росита собственной персоной, и оказалось, что девушка – ее дочь. Ах, если бы ты ее видел! Годы почти не отразились на ней.
– Зато они отразились на тебе… и со всеми своими процентами.
– Сорокашестилетняя пышка с тройным подбородком. Из тех, кого называют сеньорами неопределенного возраста. И как только она меня увидела: «Какое счастье, дон Эметерио! Какое счастье!» – «Какое счастье, Росита! Какое счастье!» – отвечаю я ей, а сам думаю: «Чье же это счастье?» Мы разговорились, а затем она пригласила меня войти в дом.
– И ты вошел, и тебя представили дочери…
– А как же иначе!
– Росита всегда действовала с дальним прицелом. У нее своя тактика и свой маневр, и ты это знаешь лучше меня.
– Ты так думаешь?
– Я думаю, она прекрасно знала, что ты ходишь за ее дочерью, и, хотя ты в свое время ускользнул от нее, она сейчас собирается подцепить или заарканить тебя вместе со всеми твоими процентами, но уже не для себя, а для своей дочери…
– Посмотрим, посмотрим! Она и впрямь познакомила меня со своей дочерью Клотильдой, но та тут же ушла от нас под каким-то предлогом. И мне показалось: это не слишком понравилось матери…
– Несомненно, ведь дочка пошла к своему ухажеру…
– Мы остались одни…
– Вот здесь начинается самое интересное.
– И она рассказала мне о своей жизни и своей вдовьей доле. Попробую-ка вспомнить все по порядку. «С тех пор как вы от нас ускользнули и остались холостяком…» – начала она, тут я ее прервал: «С тех пор как я окончательно охолостился?» А она: «Да, с тех пор как вы охолостились, я не могла утешиться, потому что, признайтесь, дон Эметерио, вы поступили нехорошо, совсем некрасиво… И в конце концов мне пришлось выйти замуж. Другого выхода не было!» – «А ваш муж?» – спросил я. «Кто, Мартинес? Бедняжка. Бедный человек… бедняк, что хуже всего».
– И тут, Эметерио, она подумала, что лучше всего богатый бедняк вроде тебя…
– Не знаю. Потом она захныкала…
– Ясно. Вспомнила о себе и о своей дочери…
– И сказала мне, что дочь у нее – жемчужина…
– Только оправы не хватает…
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ничего особенного. Речь идет о том, чтобы ты подготовил ей достойную оправу…
– Что за глупости приходят тебе на ум, Селедонио!
– Не мне – ей!