Святой язычник
Шрифт:
– Вот и прекрасно! Если мы видели лжегреков, то представляешь, какими будут настоящие! Нет, я еду.
– Да мы их сюда доставим! – отчаянно воскликнул Добрыня. – Я беру это на себя.
– А принцессу тоже доставишь? – язвительно спросил Великий князь.
– Настас же дал клятву, что принцесса будет твоей.
– Не в этом дело, – хитро улыбнулся Владимир. – Не ты ли, дядя, давеча меня убеждал, что она может быть недостаточно хороша. А вдруг и вовсе уродина? Вот в Киеве смеху-то будет.
Юный князь подошел к воеводе, положил
– Решено – я отправляюсь в Царьград. Сборы и всю подготовку к походу поручаю тебе, Добрыня. Не теряй времени попусту.
Из княжеских покоев воевода выскочил как ошпаренный.
– Острожко!
Тот вырос словно из-под земли.
– Что случилось, хозяин? Неужто все раскрылось?
– Раскрылось, раскрылось, да только не в том беда.
– А в чем же?
– Переусердствовали мы с тобой, Острожко. Великий князь спешно в Царьград засобирался.
– Прекрасно! Лихо мы все провернули.
– От твоего лихачества сплошное лихо, – зло скаламбурил воевода и разъяснил: – Принцесса Анна и так уже наша. Навещать императоров нет никакой нужды.
– Вот те на… – развел руками Острожко. – И что же теперь делать?
– Не знаю. Ты заварил кашу – ты и расхлебывай. Только Владимир должен отказаться от Царьграда.
– Ладно, что-нибудь придумаем, – согласился тайный советник.
Он хорошо понимал, как опасно в такие минуты перечить воеводе и доказывать, что посещение Византии все равно пошло бы Владимиру на пользу.
– Ну и что же ты надумал? – сурово спросил Добрыня.
– Я так быстро даже по нужде бегать не умею, – дерзко ответил холоп и тут же, пока воевода не успел раскрыть рта, предложил: – Можно поговорить с волхвами. Уж они-то на все пойдут, чтобы не допустить отъезда Великого князя.
Воевода уже занес руку для увесистой оплеухи, но после последних слов Острожко лишь задумчиво почесал затылок.
– Дельная мысль. Только говорить с волхвами не надо. А то выйдет, что мы с ними в заговоре. Они и так не будут сидеть сложа руки. Нам надо лишь глаз с них не спускать. Ты меня понял?
– Наушником никогда не был и не буду.
На этот раз тайный советник не успел увернуться. Огромный кулак, подобно боевой палице, обрушился на щупленького Острожко. Красная шапка полетела в одну сторону, а тайный советник – в другую. Несмотря на ясный день, в глазах потемнело. Ох и тяжела же у Добрыни рука…
– Холоп! Ты еще смеешь мне дерзить! Я тебя на свободу пока не отпускал… Так что делай, что велено. И смотри: ни шагу без моего ведома!
Не дожидаясь ответа и даже не глядя на Острожко, воевода удалился. Тайный советник со стоном поднялся с земли, отряхнул шапку и, держась за распухшую щеку, поплелся искать Громыхало. Тот, весь в побоях и ссадинах, молча лежал в гриднецкой на лавке, но в глазах стояла такая боль – хоть плачь.
– Ты постони, постони – полегчает, – посоветовал Острожко.
Богатырь перевел взгляд на тайного советника и невольно улыбнулся:
– А тебя кто так разукрасил?
– Да с Добрыней слегка повздорил.
– И за что он тебя так?
– За верную службу…
Дружинник тяжело вздохнул:
– Чем больше стараешься, тем больше получаешь тумаков.
– Тебе легче, Громыхало. Ты свободный человек и вышел на бой по собственной воле. А я холоп. Меня бьют, не спрашивая.
– Не горюй, друже, будет и на нашей улице праздник.
– Будет, друже, обязательно будет!
Пока два горемыки делились друг с другом своими бедами, Добрыня караулил Олафа. По расчетам воеводы, тот вот-вот должен был нанести визит Великому князю. Ярл наверняка сделает все, чтобы Владимир именно его дружину послал в Византию, и Добрыня был просто обязан присутствовать на этой встрече. Все должно быть разыграно, как в шахматах…
Викинг не заставил себя долго ждать. К терему Владимира он двигался так стремительно, словно шел на штурм вражеской крепости. Добрыню Олаф не заметил, и воевода поспешно рванул наперерез:
– Будь здрав, ярл!
– Будь здрав, воевода, – не останавливаясь, ответил викинг.
– Уж не к Великому ли князю спешишь?
– Откуда ты знаешь?
– Да я сам к нему тороплюсь.
– И зачем?
– Буду проситься на службу в Царьград.
Подняв кучу пыли, Олаф резко затормозил и вперил огненный взор в Добрыню.
– Как?! Ты – в Царьград?
– Cамо собой! Кто же откажется от такого лакомого кусочка? Императоры за хорошую службу злата не пожалеют. Тут, в Киеве, столько за сто лет не наскрести! Думаю, Великий князь меня отпустит. Не один год служил ему верой и правдой. Заслужил же я хоть какую-то награду.
Добрыня говорил доверительным тоном, словно открывал близкому другу сокровенную тайну. И вдруг спросил:
– А ты зачем торопишься к Владимиру?
К тому времени Олаф уже никуда не спешил, а лишь ошалело смотрел на воеводу. Тот даже стал опасаться, как бы викинг не отказался от своих замыслов в его, Добрынину, сторону. На этот счет воевода явно заблуждался. Викинг быстро пришел в себя и вместо ответа посоветовал:
– Послушай, Добрыня, не ходи к Великому князю.
– Это почему же?
– Потому что я сам пойду в Царьград.
Воевода изобразил крайнее изумление.
– Как?! И ты? Вот это новость! Ты же только что из Византии. Раз там так хорошо, то чего не остался? Чего бегаешь то туда, то сюда?
– Тебя не спросил, – огрызнулся ярл, все больше наливаясь яростью.
Добрыня попал не в бровь, а в глаз. Самостоятельные попытки Олафа попасть на службу к императорам ни к чему не привели. Правители Византии откровенно опасались варягов и не доверяли им. Поэтому викинги вернулись из Царьграда несолоно хлебавши, пограбив по дороге лишь мелкие селения. Воевода умышленно задел викинга за живое, но вида не подал, а лишь лукаво вздохнул: