Святой язычник
Шрифт:
– Я сказал, живыми! – взвизгнул Волчий Хвост.
Но было поздно. Деревянный дом пылал, как факел.
Оставалась надежда, что люди внутри не вынесут жара и сами выйдут наружу. Однако из горящего дома не доносилось ни звука. За треском пылающих и падающих бревен никто не услышал тихих молитв. Боги не приняли человеческих жертв.
А ненасытная толпа требовала новой крови.
– Бей христиан! – пронесся клич, и озверевшие люди рванулись к церкви Святого Ильи, где молились христиане.
Возглавил варваров Волчий Хвост. В открытую он ни к чему не призывал, но всем видом показывал,
Однако к тому времени Добрыня уже проснулся. Он быстро оценил обстановку и принял решительные меры. Люд еще не успел толком распалиться, как дорогу ему перегородила княжеская дружина в полном боевом снаряжении. С другой стороны подтягивались варяги во главе с Олафом. Простолюдины мгновенно остыли и сами рассеялись по закоулкам. Самых рьяных слегка проучили плетьми и мечами, которыми били плашмя. Даже Волчий Хвост принялся хлестать жавшихся к нему киевлян, крича:
– Разойдись, смердячья падаль! Псы поганые!
В несколько минут все было кончено. Волхвы покинули пантеон, так и не дождавшись жертвы. Острожко нашли только к вечеру и еще в полубредовом состоянии доставили к Добрыне. Тот недолго послушал его лепет насчет того, что они недооценили противника, махнул рукой и пошел к Великому князю с подробным отчетом о прошедшем дне. Разговор был долгий и трудный. Владимир с горечью заметил:
– Да, разошлись с волхвами наши пути-дорожки…
– Еще как, – поддакнул Добрыня. – Не видать бы тебе принцессы Анны, как своих ушей, ежели бы не мужество Федора и Иоанна.
– Странно, – задумчиво произнес Владимир.
– Что? – не понял воевода.
– Их мужество. Откуда такая отвага при столь слабом боге?
Добрыня лишь головой покачал.
– Не знаю, княже. Выясним в Царьграде…
Забава восьмая. На берегах Пропонтиды
Ранним августовским утром флотилия русских однодревок подошла к северному побережью Малой Азии. С кораблей спешно высадилась шеститысячная дружина. В ее состав входили как славяне, так и викинги. Они тут же выступили против войск Варды Фоки. Мятежники были наголову разбиты. Так началась славная история знаменитого русского отряда, много лет сражавшегося за Византию и покрывшего себя неувядаемой славой.
А корабли, после высадки дружины, взяли курс на Царьград. Русские ладьи везли на константинопольские рынки несметное количество товара. В течение всего года он собирался в виде полюдья и дани со всех племен и народов, подвластных Великому князю. Да и остальные князья прислали свои однодревки, нагруженные всевозможными мехами, медом, воском, пенькой. Многие привезли и рабов, захваченных в боевых походах. Правда, немало тут было и малолетних славянских детей, проданных в неволю обнищавшими родителями.
Так когда-то попал в рабство и Острожко в настолько младенческом возрасте, что совершенно не помнил ни родных, ни отчего дома. По этому поводу он мрачно шутил, что для него родина – весь мир, а любой человек – родная
Выйдя на нос корабля, Владимир, Добрыня и Острожко любовались приближающейся столицей мира. В чистом прозрачном воздухе, подсвеченном синевой волн и светом солнца, хорошо просматривались трехъярусные стены, подпирающие небосвод. Ослепительно сверкали золотые крыши белоснежных дворцов, храмов и монастырей. Город утопал в вечнозеленых пальмах, каштанах и кипарисах. Наблюдательный Острожко сразу заметил, как смягчились суровые лица Великого князя и воеводы, как восторженно заблестели их глаза, словно у маленьких детей, увидевших наяву любимую сказку.
Огромная русская флотилия, подобно полноводной реке, влилась в бухту Золотого Рога и растворилась в армаде византийских, арабских, венецианских и иных кораблей. Ладьи пришвартовались в Судской гавани. В предместье монастыря Святого Мамы издревле размещалась колония русов. Владимир пожелал сразу отправиться на осмотр Царьграда, но его остановил Острожко:
– Не спеши, княже, вначале нужно пройти таможню.
– Без меня как-нибудь управитесь. А я и сам найду в город дорогу.
– Никто не имеет права сойти на берег без разрешения табеллиона.
– Кого? Кого? – не понял Владимир.
– Табеллиона.
– Что за гусь?
– Да мелкий чиновник. Он осматривает груз и определяет пошлину.
– Как?! – взъярился Владимир. – Мне, Великому князю, будет указывать какой-то холоп!
– Во-первых, ты сейчас не князь, а обычный купец, – терпеливо стал объяснять Острожко. – Во-вторых, табеллион вовсе не холоп, а свободный человек, так как в Византии рабы не могут занимать государственные должности. И в-третьих, такой порядок устанавливают греческие законы, книга Эпарха и договор, заключенный императором и твоим отцом Святославом. А до этого подобные ряды клялись блюсти и твоя бабка Ольга, и Игорь, и Олег, и даже Аскольд с Диром.
Доводы ученого холопа несколько охладили Владимира. Он лишь насупился и недовольно буркнул:
– Ну и где этот гусь?
– Да вон топает, – кивнул на берег стоявший рядом Добрыня.
По пристани, действительно, важно шествовал человек в длинной хламиде со специальными нашивками и в высоком несуразном колпаке. Его сопровождала целая свита помощников и охранников. Каким-то безошибочным чутьем табеллион выбрал ладью, на которой находился Владимир, и по сброшенным сходням проворно поднялся на корабль, ловко подобрав полы плаща.
Первым делом он произнес длинную и пышную речь. Начал с величия империи и автократоров, продолжил призывом к неукоснительному соблюдению заключенных с русами договоров и всех законов из книги Эпарха, то бишь мэра Константинополя, при этом особо подчеркнул, как важно заплатить все налоги. Закончил тем, что поклялся вести дело честно и по справедливости. Затем чиновник приступил к осмотру. От вида редких мехов его заплывшие жиром глазки жадно заблестели. Рука сама потянулась к отливавшему серебром ворсу соболя.