Святой язычник

Деревянко Михаил

– Какая прелесть! Не мех, а просто чудо.

Существовал негласный обычай, согласно которому табеллиону дарили все, к чему прикасалась его рука. Тогда он значительно снижал стоимость товара, что существенно уменьшало пошлину. Однако Владимира почему-то не посвятили в эту тайну. Поэтому он самодовольно ответил:

– Еще бы! За этим мехом специально ходили в далекие края к Студеному морю.

– И как же его оценить? Я и сам бы его приобрел, – задумчиво произнес табеллион, еще раз давая понять, что хотел бы заполучить ценный мех.

– Думаю,

что твоего жалованья явно не хватит, – рассмеялся Великий князь.

Несмотря на отчаянные знаки Острожко, Владимир и подумать не мог, что чиновник клянчит взятку. Князь рассуждал так: если чего-то хочешь, то бухнись в ноги и попроси. Меха ему было не жалко. Новоявленный купец просто не понимал тонких намеков хитрого грека. Зато Острожко прекрасно видел, как помрачнел табеллион. Сейчас он назначит такую пошлину, что даже Великому князю мало не покажется. Надо было срочно что-то предпринимать, и Острожко решительно выступил вперед:

– Мы просим тебя, высокородный, принять этот скромный дар.

– Нет, нет, он слишком дорог для меня, – запротестовал чиновник, памятуя об обидной фразе Владимира.

– Поверь, мех достался нам почти даром. Мы выкупили его у дикарей за какие-то побрякушки.

Великий князь с изумлением наблюдал за происходящим. Как? Какой-то холоп, к тому же не его, самовольно распоряжается княжеским добром! От такой неслыханной дерзости Владимир буквально остолбенел. Поэтому сразу и не остановил зарвавшегося холопа. А когда обрел дар речи, то было поздно: соболиный мех уже перекочевал в мешок, заблаговременно приготовленный слугой табеллиона. Последний заметно повеселел и хитро спросил:

– Крещеные?

– Нет! – выпалил Владимир.

– Да! – выкрикнул Острожко.

– Как?! – изумился Великий князь.

А грек пристально наблюдал за ними. Совсем не случайно задал он вопрос о вере. Христианам предоставлялись большие налоговые льготы, и славянские купцы почти поголовно крестились или просто выдавали себя за приверженцев Иисуса. Острожко, в отличие от Владимира, давным-давно овладел этими тонкостями и, рискуя собственной жизнью, отчаянно бросился на спасение княжеского богатства.

– А вот так! – прокричал он задорно и пронзительно, обнажая белую грудь.

Ярко сверкнул на солнце золотой крестик. Славяне ахнули. Не дожидаясь, пока они придут в себя, Острожко затараторил:

– Крестился здесь, в Константинополе, в церкви Святого Полиевкта. Легко проверить. Запись сделана пять лет тому назад.

– Хорошо, хорошо, – согласился табеллион. – Я тебе верю, только вот не пойму, кто тут главный, кто владелец товара.

Владимир попытался что-то сказать, но Острожко снова опередил его:

– Я, я владелец!

– А я думал, что он, – кивнул грек на Великого князя.

– Нет, он всего лишь мой помощник. Я иногда поручаю ему вести кое-какие дела – вот он и лезет по привычке вперед батьки в пекло.

– Так раб он твой или сотоварищ?

– Какой сотоварищ! Холоп! Полный холоп! Обельный холоп!

К этому времени Великий князь окончательно

опомнился и решительно шагнул вперед, чтобы положить конец творящемуся безобразию. Но не тут-то было. Добрыня, раньше других раскусивший игру своего советника, уже крепко держал племянника за руку. Владимир рванулся что было сил, но не зря его дядька славился богатырской силой. Добрыня крепко прижал к себе Великого князя и шепнул ему на ухо:

– Погоди, потом разберемся. Пусть уйдут греки.

А табеллион недоверчиво рассматривал пышные одежды Владимира.

– Почему раба своего не крестишь? Он что, иудей?

– Нет, язычник.

– Так в чем дело? Давно пора приобщить его к Богу.

Острожко тяжело вздохнул:

– Не готов он еще. Крепки в нем варварские корни. Вон как злостью налился, когда мы о Христе заговорили. Того и гляди, на нас набросится.

Чиновник с опаской взглянул на перекошенное яростью лицо Владимира и согласно закивал головой:

– Да-да, ты прав! Лучше продолжим осмотр груза.

Несметные сокровища открылись грекам. Они увидели полные сундуки драгоценных камней невероятной красоты. Изделия из яхонта, малахита, янтаря, серебра и золота поражали самое богатое воображение. Глаза разбегались от обилия бус, колтов [3] , ожерелий, подвесок и иных всевозможных украшений. А мастерски сделанных резных фигурок и игрушек и вовсе было не счесть. Такой товар из славянских земель еще никогда не привозили. У табеллиона аж дыхание перехватило. Любое из этих украшений стоило целое состояние. Какую же цену им назначить?

3

Колт – древнерусское женское украшение, полая металлическая подвеска, прикреплявшаяся к головному убору и часто украшенная зернью, сканью, эмалью, чернью.

– Я не буду этим торговать, – словно прочитав мысли грека, заявил Острожко.

– Зачем же ты их сюда привез?

– Это дар императорской семье от князя Киевского.

Табеллион побледнел и затрясся, как осиновый лист. Он с самого начала заподозрил неладное. Как он сразу не догадался, что перед ним не простой купец?! Тут пахнет большой политикой, где за одно неосторожное слово можно головы лишиться.

Чиновник поспешно поднял руку и торжественно провозгласил:

– Именем Эпарха освобождаю сей корабль от всех пошлин и налогов!

Не успели греки покинуть ладью, как тяжелая рука Владимира легла на щуплое плечо Острожко:

– Так кто тут холоп?

Ох и тяжела же княжеская длань. Острожко стоило огромных усилий не согнуться под ее весом. Уже витало в воздухе слово «измена!», злобно брошенное Волчьим Хвостом. Уже бояре и воеводы столпились вокруг, предвкушая скорую расправу.

– Я, княже. Да только, чтобы сберечь твое добро, готов стать кем угодно: и князем, и холопом, и чертом лысым.

Все непроизвольно рассмеялись.