Связанные Долгом
Шрифт:
Он притянул меня к себе, прижавшись к моей груди. Из моих лёгких выбило воздух, когда я подняла на него глаза. Мое сердце отчаянно билось в груди, в висках, в венах. И он это чувствовал. Потому что держал меня за запястье.
— Итак, — продолжил он пытать меня. — Что, если бы я уложил тебя на нашу кровать прямо сейчас? — он сделал шаг, заставив меня приблизиться к огромной кровати с балдахином. — И вошёл бы в тебя? Я бы не узнал, что ты просто соврала мне?
Я ничего не хотела от него так сильно, как только чтобы он,
Почувствует ли он, что я никогда не спала с мужчиной? Я разговаривала только с женщинами об их опыте, но не представляла, могут ли мужчины почувствовать, невинна ли девушка.
— Ты бы не сделал этого, потому что прямо сейчас не уложишь меня на эту кровать.
— Почему нет? — он приподнял свою светлую бровь.
— Нет, потому что ты не возьмешь меня против моей воли. Ты не одобряешь изнасилование, — я говорила словами Бибианы, что звучало довольно странно из моих уст, ведь это даже не было бы против моей воли.
Я пыталась соблазнить Данте в течение многих дней; он должен был догадываться, что я хотела его. Все еще хочу, невзирая ни на что. Мое тело изнывало от тоски по его прикосновениям.
Он усмехнулся. Я никогда не слышала, чтобы он смеялся. Это было пустым звуком.
— Так вот, что ты слышала?
— Да, — ответила я уже тверже. — Ты дал прямой приказ подчиненным рассказать своим людям, что кастрируешь любого, кто будет использовать изнасилование для мести или пыток.
— Так и было. Я считаю, что женщина не должна подчиняться никому, кроме своего мужа. Но ты моя жена.
— Все еще.
Мои слова были жалким шепотом, наполненным неопределенностью.
— Да, все еще. — Данте кивнул и отпустил мое запястье. На меня нахлынуло облегчение. — Сейчас я хочу, чтобы ты сказала мне правду. Я всегда буду относиться с уважением к тебе, но жду того же и от тебя. Я не потерплю лжи. И, рано или поздно, мы ляжем в кровать, и тогда, Валентина, я узнаю правду.
— Когда мы наконец ляжем в кровать как муж и жена, а не просто чтобы спать рядом? Случится ли это когда-нибудь? — огрызнулась я.
Мой дурацкий язык постоянно спешил.
На его лице мелькнуло еще что-то, чего я не смогла понять.
— Правду, — сказал он просто, но властно. — И помни, я все равно узнаю.
Я опустила голову.
Сделает ли правда хуже наши с Данте отношения? Определенно будет намного хуже, если у нас когда-нибудь будут супружеские отношения, а он узнает, что я лгала ему.
— Валентина, — резко сказал Данте.
— То, что я сказала в гостиной, было правдой.
Я испытала облегчение и испуг одновременно, когда слова вылетели из моего рта. Как долго я смогла бы продолжать лгать?
Данте кивнул, странно взглянув на меня.
— Я так и думал, но спрашиваю сейчас, почему?
— Почему это так удивительно, что Антонио не хотел меня? Возможно, он не считал меня привлекательной. Очевидно, ты тоже не хочешь, иначе не проводил бы большинство вечеров в своем кабинете, а свои ночи, повернувшись ко мне спиной. Мы оба знаем, что, если бы ты меня хотел, если бы вообще считал меня желанной, я бы лишилась своей невинности еще в нашу первую брачную ночь.
— Я думал, мы договорились, что я не буду принуждать тебя, — сказал он.
Я пыталась заглянуть ему в глаза, потому что слышала в его голосе злость.
— Но тебе и не нужно было меня принуждать. Ты мой муж, и я хочу быть с тобой. — мои щеки залил румянец. — Я уже несколько дней пыталась соблазнить тебя, и ты даже не обращал внимания на мое тело. Если бы ты считал меня привлекательной, хоть какую-то реакцию бы проявил. Я думаю, мне просто повезло, что я всегда в итоге оказываюсь с мужьями, которые считают меня омерзительной.
— Ты мне не омерзительна, — твердо ответил он. — Поверь мне, я считаю тебя привлекательной.
Я, должно быть, выглядела сомневающейся, потому что он сократил расстояние между нами.
— Так и есть. Даже не сомневайся. Каждый раз, когда я вижу мелькнувшую сливочно-белую кожу твоих бедер. — он провел по моему бедру через высокий разрез ночной сорочки.
Мне пришлось подавить удивленный вздох от его неожиданной близости. Все мое тело покрылось гусиной кожей.
— Или когда я вижу контуры твоей груди через те маленькие ничтожества, которые ты надеваешь, когда ложишься спать. — он нежно провел пальцем по кружевному краю моей сорочки прямо над грудью. — Я хочу бросить тебя на нашу кровать и войти в тебя. — он опустил руку, опять перестав прикасаться ко мне.
Я округлила глаза.
— Хочешь? Тогда почему...
Он прижал палец к моим губам.
— Сейчас моя очередь задавать вопросы, и ты обещаешь не лгать.
Я уставилась на него, кивая. Он сказал правду? Он меня хотел?
— Почему Антонио не спал с тобой? — спросил он, по-прежнему находясь так близко, что меня затопило его теплом.
Мне с трудом удалось сосредоточиться.
— Я дала ему обещание не рассказывать никому.
— Антонио мертв, — сказал Данте. В его голосе не звучало сожаления. — Теперь я твой муж, и твое обещание мне важнее.
Я отвела взгляд.
Он прав, но я так долго хранила в себе правду, что она практически стала частью меня. В конечном итоге Данте, вероятно, все равно бы все выяснил.
— Валентина?
— Антонио был геем, — выпалила я.
Бремя лжи Антонио наконец-то перестало давить на мои плечи, подарив ощущение свободы.
Лишь на миг Данте показал потрясение.
— Я никогда не подозревал. Ты уверена?
Я закатила глаза.
— Он иногда приводил своего любовника к нам домой.