Связанные
Шрифт:
Эйдон скрипнул зубами. Ответил он не сразу.
— Только то, что теперь твоей дочери суждено прожить меньше, чем было отмеряно. Мне очень жаль.
Взгляд бывшего управляющего потух, руки плетьми повисли вдоль тела, спина сгорбилась, словно ему на плечи легла вся тяжесть мира. С тяжёлым вздохом, наполненным непередаваемой тоской, Бравил медленно развернулся на ватных ногах, а затем, так и не произнеся больше ни слова, покачиваясь прошёл через ворота и не разбирая дороги побрёл вверх по пустынной улице.
Останавливать его Эйдон не стал. Однако, глядя в спину
Нильсем выждал, пока управляющий отойдёт на достаточное расстояние, после чего, скрестив руки на груди, привалился к частоколу.
— Уверен, капитан? — задумчиво спросил он.
— Уверен — в чём?
— В том, что вам с Анором следует тащить парня с собой? Я понимаю, что за восстание могут судить только вельменно, но сейчас не то время — никто не станет проводить расследование. В столице этого торгаша не ждёт ничего, кроме мучительной смерти. Так какой смысл растягивать агонию?
Эйдон отлично понимал, к чему клонит Нильсем. Самым простым способом разрубить сложившийся клубок стала бы немедленная казнь Бравила-младшего: без суда, либо ссылаясь на приказ Её светлости — что, в каком-то смысле, означало одно и то же.
«Интересно, это вельменно заранее предвидела будущие сложности или рах попросту желал избавиться от неудобного свидетеля?»
Однако как раз в этот момент до слуха Эйдона донеслись мягкие семенящие шаги, а потому прийти к какому-либо заключению он так и не успел. Вскоре к раздающимся из-за ворот звукам добавился скользящий шелест ткани — и из Формо выпорхнула стройная девушка в тёмно-синем платье с белоснежным фартуком, украшенным тонкой вышивкой. Служанка резко затормозила, развернулась к гвардейцам и замерла, сложив руки на животе и чуть-чуть склонив голову к плечу. На фоне сизого вечернего неба её голубые глаза приобрели ещё более насыщенный оттенок, чем прежде.
Следом, едва поспевая за своей энергичной сестрой, из ворот показалась её точная копия: такое же платье и фартук, те же миловидные черты и волосы цвета тёплого меда, собранные в высокий пучок и подвязанные лентой; тот же внимательный взгляд — если бы не глаза, напоминающие оставленные на солнце кусочки янтаря, и не смертельная бледность, заливающая лицо, то для того, чтобы различить сестёр между собой, пришлось бы основательно потрудиться.
Девушки приветствовали гвардейцев реверансами — и, возможно впервые в жизни, в слаженность их движений закрался изъян. Голубоглазая Инара грациозно взялась за края платья, отвела ногу и изящно присела, почтительно склонив голову. Кареглазой Энаре, напротив, не хватало твердости и уверенности, отчего могло показаться, что каждое движение вызывало у неё тяжёлый приступ головокружения. В какой-то момент Инара даже подставила сестре локоть — что, к счастью, казалось пока излишним.
«Ещё не оправилась», — отметил очевидное Эйдон, немедленно пряча трубку. Его
Между тем Инара выпрямилась и бодро отрапортовала:
— Ваше сиятельство, припасы на четыре дня собраны и уложены в сумки. Мы позволили себе добавить к вашей поклаже два тёплых пледа, огниво и трут, надёжный кристальный светильник и кулёк с яблочной пастилой.
— Всего один? — добродушно ухмыльнулся Нильсем. — Вы очень рискуете, девушки: нашему Анору этого будет как раз на один зуб.
— Мы поищем и найдём ещё, — со всей серьёзностью заверила сотника Энара. — Кроме того, мы будем весьма признательны, если Ваша милость окажет нам любезность и подробнее расскажет о вкусах господина Анталя…
Нильсем не выдержал и опустил голову. Плечи его дрожали.
Сестры обменялись неуверенными взглядами.
— Не обращайте внимания, — вмешался Эйдон. — «Господину Анталю» придётся довольствоваться тем, что есть. — Он обернулся к Энаре и, поколебавшись, сочувственно заметил: — Не ожидал увидеть тебя так скоро.
— Благодарю, Ваше сиятельство. Ль-киим Борру часто повторяет, что «труд — лучшее лекарство». — Служанка замолчала, а затем, видимо, оценив выражение лица собеседника, поспешно добавила: — Но позвольте заверить: я сама хотела как можно скорее покинуть «Гнездо» — так мы зовём крепость в центре Формо.
— Вот как? — вежливо удивился Эйдон, побуждая девушку продолжать.
— Там очень страшно, — не удержавшись, встряла в разговор Инара — за что тут же поплатилась, когда сестра как могла незаметно завела руку ей за спину и дёрнула за платье.
— Прошу прощения за неподобающее поведение, — как ни в чём ни бывало извинилась Энара. Однако Эйдон уже пристально вглядывался ей в лицо.
Девушка смущённо опустила глаза:
— Это едва ли заслуживает внимания, Ваше сиятельство. Просто после… после всего, что случилось, я почувствовала, что мне непросто находиться внутри. Даже теперь, когда в Формо не осталось чудовищ, мне всё равно кажется, что… что в крепости на меня смотрят стены. Наверное из-за того, что мне стыдно: я не заметила нападения и не сумела защитить юную госпожу.
— Насколько я понял, не так уж много можно было сделать, — заметил Нильсем.
— Иногда мне тоже становится не по себе, — поддержала сестру Инара. — Хотя у меня есть вот это. — С этими словами девушка вынула из-за пазухи деревянный амулет на переплетённом цветными нитками кожаном шнурке. — Это дал мне М… один из ваших гвардейцев. Он сказал, это не позволит призракам меня увидеть.
Эйдон кивнул — теперь понятно, отчего сёстры держатся вместе даже несмотря на слабость одной из них: рассчитывают, что силы оберега хватит на двоих. Но неужели они планируют не отлипать друг от друга до конца своих дней?