Сын Америки
Шрифт:
– Угу, – промычал Биггер.
– Правда, я очень рад. Нате глотните разок на прощанье.
Биггер отпил из бутылки.
– Джан, я тоже хочу. Крепче спать буду, – сказала Мэри.
– Ты и так уже много выпила.
– Ну дай, милый.
Она вышла из машины. Джан дал ей бутылку, и она приложила ее к губам, закинув голову.
– Но, но! – сказал Джан.
– Что случилось?
– Я не хочу, чтоб ты свалилась где-нибудь по дороге.
– Я пока еще крепко держусь на ногах.
Джан взял у нее бутылку и допил до дна, потом бросил бутылку в водосток.
– Что-нибудь потерял, милый? – пролепетала Мэри; она тоже была пьяна.
– Нет, я тут кое-что хотел дать Биггеру прочитать. Слушайте, Биггер, вот вам несколько брошюр. Я хочу, чтоб вы их прочитали. Хорошо?
Биггер протянул руку и получил пачку тоненьких книжек.
– Ладно.
– Только чтоб вы непременно прочитали. А потом мы с вами побеседуем… через несколько дней… – У него заплетался язык.
– Прочту, – сказал Биггер, подавив зевок, и запихнул брошюры в карман.
– Я прослежу, чтобы он прочел, – сказала Мэри.
Джан еще раз поцеловал ее. Биггер услышал грохот подходившего трамвая.
– Ну, до свидания, – сказал Джан.
– До свидания, милый, – сказала Мэри. – Я сяду тут, с Биггером.
Она отворила переднюю дверцу. Трамвай, дребезжа, остановился на углу. Джан вскочил на площадку, и трамвай пошел дальше. Биггер повернул к бульвару Дрексель. Мэри завалилась в угол и вздохнула. Ноги раскинула в стороны. Машина плавно шла по мостовой. У Биггера кружилась голова.
– Биггер, вы славный, – сказала она.
Он посмотрел на нее. Ее лицо было мучнисто-белым. Глаза остекленели, она была совсем пьяна.
– Не знаю, – сказал он.
– Господи, ну до чего же вы смешной. – Она хихикнула.
– Может быть, – сказал он.
Она положила голову ему на плечо:
– Можно?
– Пожалуйста.
– А знаете, вы целых три часа слова не произнесли.
Она покатилась со смеху. У него все тело напряглось от ненависти. Опять она лезет к нему в душу, когда он не хочет этого. Она выпрямилась и принялась тереть глаза платочком. Не глядя на нее, он завернул к подъезду и круто затормозил. Машина остановилась. Он вышел и отворил дверцу. Она не двигалась. Глаза ее были закрыты.
– Приехали, – сказал он.
Она попыталась подняться, но сейчас же снова упала на сиденье.
– Ах, ты… Она пьяная, совсем пьяная, подумал Биггер. Она протянула руку. – Слушайте… Помогите мне встать. Меня качает.
Она съехала на самый край сиденья, платье у нее задралось, и он увидел полоску кожи там, где кончался чулок. С минуту он стоял не двигаясь и смотрел на нее; потом она подняла глаза и посмотрела на него. Она смеялась:
– Дайте руку, Биггер. Я не могу встать.
Он подал ей руку, и, когда она оперлась на нее, чтобы вылезти из машины, он почувствовал тяжесть ее мягкого тела. Ее темные, лихорадочно блестевшие глаза смотрели на него из запавших орбит. Он чувствовал аромат ее волос, касавшихся его лица. Он скрипнул зубами, ощущая легкое головокружение.
– Где моя шляпа? Потерялась по дороге…
Она пошатнулась, и он обхватил ее крепче, чтоб она не упала. Он оглянулся: шляпа ее лежала на подножке.
– Вот она, – сказал он.
Нагибаясь за шляпой, он подумал – что, если бы сейчас их увидел кто-нибудь из белых? Если бы старик Долтон вдруг увидел их? Он испуганно покосился на дом. Везде было тихо и темно.
– Ох! – вздохнула Мэри. – Мне надо скорей лечь…
Он выпустил ее, но сейчас же подхватил опять, иначе она грохнулась бы на тротуар. Он повел ее к крыльцу.
– Сумеете подняться?
Она посмотрела на него обиженно.
– Конечно. Пустите…
Он отнял руки, она твердо и уверенно взошла по ступеням и с шумом споткнулась о деревянный порог. Биггер шагнул к ней, но тотчас же остановился, парализованный страхом. Господи боже, она же всех перебудит. Она привалилась к двери, упираясь рукой и коленом, и смотрела на него с веселым удивлением. Вот полоумная! Наконец она с трудом встала на ноги и медленно сошла вниз, держась за перила. Она остановилась перед ним, пошатываясь и улыбаясь.
– Я, кажется, пьяная…
Он смотрел на нее со смешанным чувством тревоги, восторга и ненависти. Если их сейчас застанет ее отец – кончено, прощай, работа. Но она была такая красивая, такая стройная, и что-то говорило ему, что она не ненавидит его, как все белые. Но вместе с тем она была белая, и он ненавидел ее. Она медленно закрыла глаза, потом опять открыла; она делала отчаянные попытки прийти в себя. Нет, она не доберется сама до своей комнаты; что же ему делать, позвать мистера Долтона или Пегги? Нет… Это значит выдать ее. И потом, несмотря на всю ненависть к ней, ему хотелось подольше стоять так и смотреть на нее. Она опять закрыла глаза и качнулась к нему. Он подхватил ее.
– Идемте, я доведу вас, – сказал он.
– Только по черной лестнице, Биггер… А то если по парадной… я непременно подниму шум… весь дом перебужу…
Ноги у нее заплетались на цементном полу, когда он вел ее через подвал. Придерживая ее одной рукой, он повернул выключатель.
– Как же это я так… напилась… – бормотала она.
Он медленно вел ее наверх по узкой, ведущей в кухню лестнице, обхватив рукой за талию и чувствуя под пальцами ее мягко колышущуюся грудь. Она все тяжелее и тяжелее опиралась на него.
– Да не падайте вы, – прошипел он, когда они дошли до дверей кухни.
Ему вдруг представилось, что миссис Долтон в развевающемся белом платье стоит посреди кухни и смотрит своими каменными глазами, как вечером, когда он приходил напиться. Он осторожно приоткрыл дверь и заглянул. В кухне было пусто и темно, только из окна ложился слабый синеватый отсвет зимнего неба.
– Идем.
Она совсем повисла на нем, обхватив рукой его шею. Он толкнул дверь, шагнул и остановился, выжидая, прислушиваясь. Волосы ее щекотали его губы. Кожа у него горела, колени подгибались; он смотрел на ее слабо освещенное лицо, и от запаха ее волос и кожи у него мутилось в голове. Он стоял так с минуту, потом прошептал, дрожа от возбуждения и страха: