Сын боярский
Шрифт:
– Второе по деньгам предпочтительнее, и у меня есть друг, который в другом десятке служит, могу к нему подселиться.
– Не пойдет. Сотня занимает часть посада, а внутри он делится между десятками – так проще поднимать людей по тревоге, поэтому тебе следует подселиться к кому-нибудь из своих.
– Но я не знаю, с кем я могу объединиться?
– Со мной можешь, – отозвался Влад, – у тебя холоп и у меня один, всего четыре человека. Дом большой, так что места хватит, да еще и конюшня просторная – все лошади вместятся. Ну как, Василий, согласен?
– Буду рад делить жильё с хорошим человеком, – ответил я, заметив одобрительный кивок Иванко.
– Вот и ладно. Сергей, – обратился Влад к десятнику, – я провожу новика до дому, а затем вернусь. Хорошо?
– Иди. Все равно пока делать нечего, люди только днем в город пойдут.
Посад, который занимала сотня, находился между Толокняной и Гремячей башнями. Собственно туда я уже проводил Ждана, но
– Никитка, иди сюда!
– Уже бегу господин, – сказал выбежавший во двор молодой холоп невысокого роста. – Вы рано вернулись. Что-нибудь случилось?
– Нет, все в порядке. Вот соседей к нам привел – Василия Дмитриевича и его слугу. Вместе жить будем, так что помоги им тут обустроиться.
– Не беспокойтесь, все сделаю. А какую комнату отвести для молодого господина?
– Правую, конечно, в левой-то мы живем. Ну ладно, мне на заставу пора, располагайся, – обратился ко мне Влад. – Вечером еще увидимся, тогда и поговорим.
– До вечера, – ответил я и попрощался со своим обретенным соседом.
После ухода Влада мы прошли в избу, которая была разделена надвое сенями и кухней с одной большой на весь дом печью. Пройдя в правую дверь, я оказался в помещении, освещенном светом, идущим из двух окон, которое теперь было моим, и сразу же увидел стол, стоящий напротив входа, покрытый пылью, скамьи, притороченные вдоль всех стен, изукрашенных узорами паутин, а в ближнем углу располагались какие-то мешки и седло, видимо, принадлежавшее моему соседу. Вошедший за мной Никитка извинился за беспорядок в комнате, сославшись на то, что использовалась она как склад, и начал выносить вещи. Я быстро понял, что оставшийся день пройдет в хлопотах: надо навести чистоту, разложить свои вещи, купить овса для лошадей, а то того, что мы с собой взяли, хватит только дня на два, и, конечно же, не забыть о собственном пропитании, хотя, судя по находящемуся поблизости торгу, это не должно стать проблемой. Смахнув пыль с ближней скамьи, я сел и еще раз оглядел наше новое жилище, подумав о том, что детство мое вольное кончилось, и теперь начинается взрослая жизнь, посвященная, согласно моему происхождению, ратной службе государю нашему. Никому не дано знать, что уготовила судьба, и вот я сидел и думал, куда заведет меня жизненная дорога: к славе или же к скорой смерти, к богатству или разорению (последнее мне виделось более вероятным). Встряхнув головой, я заставил себя отринуть дурные мысли и сосредоточиться на делах, которые мне сегодня предстоят. В конце-то концов, как говорит брат, главное честь свою не уронить, а все остальное прибудет. С этими мыслями я встал и пошел по дороге, которую уготовил мне Бог.
Глава 2
Всю оставшуюся неделю со дня моего принятия на службу наш десяток занимал дневные посты на въезде в посад. Работа была непыльная ввиду того, что людей в Запсковье ездит мало по сравнению с южными въездами в город, зато с понедельника нам было назначено следить за порядком на торге у Козьмодемьянского монастыря. Площадь, на которой располагался торг, была небольшой: по трем сторонам ее находились торговые ряды, а с четвертой пролегала улица напротив монастырской стены. Прямо посередине площади находилась важня (там взвешивался товар) и мытный двор, охраной которых и занимался наш десяток, хотя, по моему разумению, больше приходилось следить за целовальниками, как бы они чего лишнего в карман не положили. Однако работы было немного ввиду малости торговли, ведь в основном здесь были дровяные, кожевенные, хлебные да притулившиеся в углу торга две кузнечные лавки. Основной доход городу здесь давали дровяная торговля, что неудивительно ввиду большого количества кузниц в Запсковье, и хлебная, так как есть хочется всем и всегда. И это последнее обстоятельство делало работу напротив лавок с горячим хлебом и не менее горячими пирогами невыносимой, а доходивший до нас запах заставлял хотеть есть даже сразу после обеда. Чтобы как-то отвлечься от мыслей о еде, мы обычно заводили разговор на различные темы, но обычно сослуживцы просили меня рассказать о прочитанном мной накануне.
Тут надо сказать, что на третий день по приезде в Псков я посетил Спасскую церковь, что стоит у Образской башни, где служил священником отец Тимофей, друг моего учителя, отца Симеона. Мне надо было передать записку, в которой содержалась просьба моего наставника о доступе к книгам, дабы я мог улучшать навыки чтения. Придя к вечерне в церковь, я отстоял всю службу, после чего, дождавшись своей очереди, обратился к отцу Тимофею. Выслушав мою просьбу и прочитав записку, отче согласился помочь, однако, как оказалось, книг в распоряжении у него немного ввиду того, что большинство хранится в монастырях. Но отец Тимофей пообещал взять для меня «Жития Святых благоверных», так как их было много и нетрудно добыть. И вот через день я стал обладателем на месяц сей книги и тут же приступил к ее чтению, а сослуживцы, не обученные грамоте, прознав об этом, стали выспрашивать о прочитанном мной. Так было и сегодня в обычный день, кажется, четверг: мы стояли с Олегом (златокудрым, чуть ниже меня ростом, но старше годами воином) у важни, и дабы скоротать время, я рассказывал о житии князя Довмонта:
– Меня больше всего впечатляет в его жизни то, что, будучи иноплеменным и язычником, он смог обрести здесь веру и родину.
– Дак ты сам говорил, что ему бежать из Литвы пришлось под страхом смерти и выходит, что ничего другого не оставалось, – возразил мне Олег.
– С одной стороны, ты прав, но с другой кто мешал Довмонту, отсидевшись несколько лет во Пскове, собрать войска да отвоевать свои земли, а он этого не сделал и всю жизнь прожил здесь. Более того, он сумел честь и славу себе снискать на своей службе, да и святыми не за красивые глаза становятся, – сказал я и перекрестился.
– Да, правда твоя, не зря же кремль псковский его имя носит, и это спустя столько лет.
– Не зря… Одна битва у Двины чего стоит: меньше сотни православных воинов разбили восемь сотен литовских язычников, не без Божьей помощи, конечно, но как в народе говорят, «на Бога надейся, а сам не плошай».
– А я и не знал об этом. Все больше вспоминают битву здесь, под стенами Пскова, которая произошла прямо перед смертью благоверного князя.
– Это тоже подвиг, хотя под стенами крепости все же сражаться легче, да и сил здесь у Довмонта было больше, так что Двинская победа по мне более знаковая, там без Бога точно не обошлось. И вообще, я считаю, что Всевышний хранит православную землю от латинян. Сам посуди, только умер святой благоверный Александр Ярославович Невский, как нам был послан князь Довмонт, который продолжил его дело в защите от римских еретиков, он даже женат был на внучке великого князя.
– Умнo ты излагаешь и не меньше попа все знаешь. Тебе бы десятником быть, а то и сотником, разумом ты явно не обижен.
– Спасибо тебе за слова хорошие, но все-таки до попа мне далеко, а для сотника, сам знаешь, я родом худ.
В этот момент я заметил, как какой-то парнишка лет десяти, стоявший возле хлебной лавки, принадлежавшей монастырю, оглянулся по сторонам и взял с прилавка круг хлеба, после чего пошел к выходу с торга. Я, не закончив разговор с Олегом, опередив паренька, подошел к выходу с торга и только хотел спросить, где его родители или какие-нибудь старшие, как он, увидев меня, кинулся бежать, буквально проскочив под моей рукой. Покинув торг, он кинулся к Пскове, в сторону общественной бани, стоявшей на ее берегу. Не раздумывая я ринулся за ним и думал, что легко нагоню, но он, обогнув баню, помчался к лодочным мастерским. Паренек, легко лавируя между лодками, которых из-за начавшегося рыболовного сезона было много, начал уходить от меня, стесненного в движениях вооружением. Рассудив, что по такой дороге мне мальчугана не поймать, я решил бежать по соседней улице: все равно рано или поздно ему придется ее пересечь, ведь другого пути здесь нет, и оказался прав. Не успев добежать до конца улицы, я увидел, как паренек, не заметив меня, вбежал в предпоследний дом.
Уже не торопясь, я проследовал к маленькой избе, ставшей прибежищем юного воришки, и только сейчас понял, что со мной никто из сослуживцев не побежал, а значит, проблему решать придется самому. Тихо войдя в сени и подойдя к двери в комнату, я услышал доносившийся от туда ор – явно недовольный женский голос требовал сказать, откуда взялся хлеб, а в ответ еле слышимые нечленораздельные оправдания. Подождав, когда крики станут тише, я постучал в дверь и вошел, не дожидаясь ответа. Моим глазам открылась небольшая комната, посередине которой стояли женщина средних лет и преследуемый мной мальчик, да еще в углу на скамье сидели две девочки примерно трех и шести лет. Когда я вошел, женщина воззрилась на меня с опаской, мальчик спрятался за мать и испуганно выглядывал из-за нее, старшая девчонка обняла младшую, а она, в свою очередь, с силой прижала к груди тряпичную куклу. Увидев эту картину, я остановился в растерянности у входа: все, что хотел сказать, тут же вылетело у меня из головы. Спустя минуту, поняв, что я не представляю сиюминутной угрозы ей и ее детям, женщина обратилась ко мне.