Сын двух отцов. Падение

Куликов Илья Федорович

– Томится в темнице? Нет, твоя сестра затворилась в келье и молится, прося Господа поскорей соединить её с супругом, который сгинул куда-то после того, как проиграл битву. Как только мой брат вернётся в Киев, её слезы высохнут. Братья ругаются – братья мирятся, но род это не рушит. Если Святополку и впрямь хочется вернуться к своей супруге, то пусть возвращается. Ему отдам Владиславу – тебе нет. Это моё право.

Безприм понимал, что так просто князь Ярослав сестру его не отпустит. Вспомнив наставления епископа Ламберта, он решил не угрожать, а предложить поговорить

с глазу на глаз.

– Коли так, князь, то я хотел бы с тобой наедине потолковать, прежде чем свару затеивать.

Ярослав кивнул, хотя говорить наедине с польским княжичем не собирался.

Не так-то глуп княжич, раз вместо того чтобы руку на рукоять меча положить и начать браниться, предлагает переговорить. Либо сам непрост, либо совет ему такой кто дал.

– Ну, коли хочешь поговорить, то давай потолкуем наедине. Я желаю разделить с тобой вечернюю трапезу, а после пообщаемся, если время останется.

Вечерняя трапеза сразу показала неумеренность польских гостей. Только княжич Безприм, вопреки сложившемуся о нём мнению, в еде был скромен и напитки хмельные ко рту не подносил.

Ярослав быстро это заметил и был сильно удивлён. Веселье всячески разжигал его пестун Будый, но княжич Безприм, хоть всем приветливо улыбался, хмельного не пил.

– Ты, княжич, смотрю, ни вина заморского не пьёшь, ни мёда хмельного, – спросил князь Ярослав у Безприма, – может, обиду держишь?

– Не пью оттого, что мы пока не договорились.

Будый, пошатываясь, поднялся со своего места и поднял чарку, полную мёда. Ярослав сразу понял, что его пестун кривляется, но кроме него, этого рассмотреть никто не смог.

– Вот за тебя я, княжич Безприм, чару и поднимаю. Ты, видит моё сердце, человек добрый. Мы с твоим другом боярином Бржетиславом уже не по одному кубку выпили. За тебя, княжич!

Будый, расплёскивая вино, выпил чарку и опустился на своё место, весело хлопнув Бржетислава по плечу.

– Не враги мы с тобой, боярин, – проговорил Будый, обращаясь к Бржетиславу, – не враги. Одного роду-племени. Позволь мне тебе подарок сделать.

Глаза Бржетислава алчно загорелись, едва он услышал про подарок. Пусть Будый и говорил на не совсем понятном для него языке, но слово «подарок» пан уразумел сразу.

– Жаль, мне тебе нечего подарить в ответ, – ответил Бржетислав, – так как роду я бедного.

– Бедного? Кто твой отец?

– Пан Вратислав из…

– Пан Вратислав, – тут же перебил его Будый, – я ведь его помню. Такой невысокий, как ты? Верно?

– Нет, он, наоборот, был роста высокого, но вся его сила моему старшему брату досталась, а не мне, – жалобным голосом проговорил

Бржетислав.

– Точно. Помню его. Достойный был человек. Давай выпьем с тобой по чарке, дабы помянуть его.

Будый выпил чарку, про себя подумав, что хорошо что-то обещать человеку во хмелю – дарить не придётся. Но не тут-то было.

– Я век буду рад подарку, которым меня облагодетельствует славный пан Будый. Мои потомки будут беречь его, и по всем землям, где я буду проезжать, везде я буду хвалить щедрость пана Будого!

Пан Бржетислав впился глазами в воеводу, который даже поёжился от такого взгляда. Ну и чего подарить этому вот человеку? Что он, не разумеет, что во хмелю все на язык легки?

– Я подарю тебе вороного коня, того, что мне князь Ярослав пожаловал.

Сказав это, Будый посмотрел на Ярослава. Услышав эти слова, князь улыбнулся. Выкрутился-таки его ближник. Взял и одного из коней моих подарил, подумал Ярослав, а ведь теперь и не отопрешься.

– Послушай, князь Ярослав, – проговорил Безприм, ставя на стол чарку, к которой он так и не притронулся, – по правде сказать, мне ведь сестру отец велел привезти, а не то он войну грозится развязать. Говорил, что ежели ты по добру не захочешь, то он тогда тебя принудит к этому. Я вот вижу, что ты человек достойный и всё, что про тебя говорят – ложь. Но он считает тебя слабым правителем. Я войны не хочу.

– А поэтому мы с тобой и беседуем. Я друг твоему отцу, а не враг, но супруги брата не отдам. Посуди сам – кем я буду, ежели жену брата в дом родителя отпущу? Отец мой, князь Владимир, взял мать Святополка в жены, хоть прежде та была замужем за его братом, моим дядей Ярополком. Я взять твою сестру в жёны не могу, но она теперь навек моя сестра и я её пальцем не трону. Братья ссорятся, братья мирятся. Это наше семейное дело.

***

С того дня, как князь Ярослав вступил в Киев, он не виделся с Владиславой. В душе князь боялся этой встречи, но сейчас он понимал, что это время пришло. Он спустился вместе с Будым в подземелье, где находилась княгиня. Нет, конечно, можно было заключить её в поруб, но так она была бы у всех на виду, а он этого не желал.

– Послушай, князь, – сказал Будый, – не стоит тебе с ней встречаться. Она ведь теперь и не человек.

– Я хочу её увидеть, – медленно произнёс Ярослав и подошёл к кованой решётке, за которой находилась женщина.

Запах нечистот ударил князю в нос и заставил поморщиться.

– Владислава, – позвал её Ярослав, но та даже не повернулась.

Женщина лежала на полу, прижимая ноги к груди, и негромко рычала.

– Что с ней?

– После того как она потеряла ребёнка, её рассудок совсем помутился. Не уследил я, князь. Моя вина, – сказал Будый безразличным голосом, а после, немного помолчав, с усмешкой добавил, – а у неё всегда так – разрешается от бремени в темнице. Может, потому она разума и лишилась.

Владислава повернулась на бок, а затем поднялась на колени. Ярослав встретился взглядом с Владиславой и невольно вздрогнул. Княгиня, вернее, существо, которое теперь жило в её теле, рыча, стало ползти к прутьям решётки.

– Сегодня же увези её прочь! И смотри, Будый, чтобы её братец об этом не проведал. Это уже не княгиня Владислава. Она, верно, умерла. Это животное.

– Сдохни, – прошипела Владислава, пытаясь подняться на ноги, но тут же падая обратно на земляной пол, – проклинаю тебя! Чтобы твои потомки вечно ненавидели друг друга, чтобы ты не знал покоя, проклятый хромец! Ррр…