Сын двух отцов. Падение

Куликов Илья Федорович

Владислава бросилась прямо на решётку, заставив Ярослава отпрянуть.

– Княже, будет милостивее лишить её жизни. Она почти потеряла дар речи. Только шепчет проклятия и рычит, словно дикий зверь, – сказал Будый, – жалко, конечно, но так будет милосерднее.

Ярослав, ничего не ответив, пошёл наверх. Если это существо отдать её отцу, то, пожалуй, это будет означать только одно – войну.

Выйдя из темницы, Ярослав тут же опёрся о стену, давая передышку больной ноге. Внутри у него всё кипело, но он понимал, что гневными речами сейчас ничего

не изменишь.

– За каждую вину должно быть своё наказание, – прошептал Ярослав.

– Чего ты говоришь, князь? – спросил боярин Будый. – Что-то я не расслышал. Старею.

– За каждую вину должно быть своё наказание. Вина Владиславы лишь в том, что она жена моего брата. Зачем было бросать её за это в темницу?

Будый ожидал, что князь будет браниться, поэтому не придумал, что отвечать на подобные вопросы. Он насупился и опустил глаза вниз.

– Так давай я ей голову отрублю да схороним по-тихому. Рассудок, если покинул голову, обратно не воротится.

– Вот голову если срубить, то точно обратно не отрастишь. Пусть её отвезут в новгородские земли и там держат под охраной, но не в темнице. Пусть рядом с ней будет несколько женщин. Надеюсь, со временем её разум вернётся.

– Такого я ещё не слыхивал, – огрызнулся Будый, – раз лишилась разума, то всё. Коли человек стал зверем, то обратного пути нет. Ты не обессудь, княже, но мне за тебя впору беспокоиться. Ты вот опять стал говорить как старец. Что значит, что за каждую вину должно быть своё наказание? Всё ты о законах думаешь, а по мне, так должно быть: виновен – смерть. В таком деле, насколько виновен, не имеет значения. Ты смотри: забиваешь таким голову – потеряешь её. Знаешь, отчего люди разум теряют? Мне это волхв один говорил. Оттого, что часто думают о запретном. Правду писать – дело богов, которые говорят через волхвов. Ну, в новой вере пусть чернецы пишут.

– Смотри, Будый, чтобы епископ Анастас не проведал, что с Владиславой приключилось. Не верю я этому греку.

– Вот это правильно. Анастас о себе думает, а должен думать о законах. Вот ему их и поручи. Пусть думает, за что как наказывать, и в грамоты соответствующие это записывает.

– Никогда.

Глава 5

Вернувшись с пира в отведённые ему покои, княжич Безприм повалился на постель. Ему не хотелось признаваться самому себе, что он не может думать ни о чём, кроме как о хмеле.

Безприм осенил себя крестным знамением и прошептал молитву в надежде отогнать греховные мысли. Хоть он и не пил, но во рту прямо-таки стоял привкус хмельного мёда.

Нет. Нет, нет, сказал сам себе княжич Безприм. Я не хочу сегодня упиваться. Отец поверил в меня, епископ Ламберт верит. И я не подведу их. Надо думать, как вызволить сестру.

В покои княжича вошёл пан Бржетислав, который, хоть и пил на пиру без меры, разум каким-то чудом сохранил.

– Чего ты, Безприм, с самого нашего выезда из Гнёзно ни мёдом себя не потешишь, ни вином заморским? Не захворал?

– Не время пить, – ответил Безприм, – мы здесь, словно в логове волков, и разум – единственное наше оружие.

– А по мне, так русичи – люди душевные, – сказал Бржетислав, – ты зря страшишься, княжич. Нам вон князь Ярослав прислал кувшин чудесного ромейского вина. Давай наполню кубки.

– Я не хочу сейчас, – злобно огрызнулся княжич Безприм.

Княжич боялся, что сейчас он не выдержит и поднесёт кубок к губам. Усилием воли он поборол себя.

Бржетислав не на шутку испугался. Больше всего на свете он боялся, что княжич перестанет пьянствовать. Ведь тогда он непременно раздружится с ним. За что разумному человеку привечать младшего сына одного из мечников своего деда?

– Бржетислав, – примирительным голосом произнёс княжич Безприм, – думаешь, княгиня Владислава в темнице?

Об этом Бржетислав думал меньше всего. Его куда более заботило то, что князь Ярослав помимо кувшина с вином прислал ещё и красивый кубок. Бржетислав хотел присвоить его себе, а для этого княжич Безприм должен был упиться до беспамятства.

– Думаю, что стоит обсудить это, наполнив кубки.

– Ну ежели тебе так будет проще, то наполни свой кубок, – раздражённо ответил княжич.

Бржетислав наполнил кубки княжичу и себе, однако, к великому удивлению пана, княжич Безприм и в этот раз устоял и не стал пить.

– Не верю я, что если бы она была свободна, то не встретилась бы со мной. Может, мы с ней и не друзья, но всё же родная кровь.

– Да чего ты о ней печалишься? Я тебя, княжич, прям не узнаю. Ты отчего так изменился? Жизнь даётся один раз, и её надо прожить так, чтобы потом было стыдно вспомнить, – постарался подшутить Бржетислав, – иначе она прожита зря.

Однако княжич Безприм к шутке отнёсся холодно и вместо того, чтобы рассмеяться, отвернулся от своего друга.

Безприм злился, и сейчас ему общество Бржетислава было неприятно. В голове кружились мысли о том, как он вернёт себе доброе имя в глазах отца. Почему-то Безприм вспоминал, как много лет назад князь Болеслав учил его биться мечом. Он никому больше не доверял обучение старшего сына воинским умениям. Безприм с грустью вспомнил, как сильно расстроился отец, когда понял, что к ратным умениям у княжича способностей нет.

– Я докажу, что не только мечом можно снискать славу, – прошептал Безприм, а затем, повернувшись к Бржетиславу, проговорил, – ты иди-ка спать. Сейчас не время хмельным забавам предаваться.

Бржетислав от таких слов аж рот разинул. Кубок, который он намеревался похитить и продать на торгу, был явно не дешёвым. Ромейская работа.

– Может, по чарке, чтобы лучше спалось? – пропищал Бржетислав в последней надежде.

– Не сегодня.

Оставшись один, княжич мысленно вознёс Господу молитвы за то, что тот даровал ему волю побороть соблазн. Правда, Безприм тут же подумал с сожалением, что его друг, верно, страдает от пьянства. Может, Господь откроет и ему глаза.