Сын графа Монте-Кристо
Шрифт:
— Да он увез ее с собой! — крикнула Ролла.
— Кто? — задрожав, спросил Фанфаро.
— Виконт де Тализак!
— Я так и знал,— мрачно произнес гимнаст.
В эту минуту Бобишель подал Фанфаро найденную им на столе записку. Фанфаро прочел ее: «Вы меня надули, и с вашей помощью девчонке удалось бежать. Черт бы вас всех взял!»
— Слава Богу, еще не все потеряно,— про себя произнес гимнаст.
— А мне пришла в голову блестящая мысль,— прибавил клоун.
Он повалил Робекаля на пол, связал его по рукам и ногам и втолкнул акробата в шкаф. Заперев его,, он положил ключ в карман и сказал Ролле:
— Теперь убирайся, а он пока пусть посидит.
Ролла поспешно ретировалась: теперь двадцать тысяч франков, полученных от виконта, переходили в ее полную собственность. Бобишель и Фанфаро также ушли, и в доме остался один Робекаль, тщетно пытавшийся выбраться из своей тюрьмы.
21. Арест
Многочисленные приглашения, разосланные маркизом и маркизой де Фужерез, собрали в их доме все высшее общество Парижа. Роскошно убранные комнаты утопали в море огней. К девяти часам вечера гости начали съезжаться.
Маркиз и его жена встречали гостей с обворожительной любезностью, с гордостью поглядывая на виконта, будущего кавалера Ордена Святого Людовика.
Но Тализак был мрачен — он горевал об исчезновении Лизетты и сожалел о потерянных деньгах.
— Милый Фредерик,— шепнула сыну маркиза,— развеселись и будь любезным хозяином: приехала графиня де Сальв.
Виконт закусил губу и пошел навстречу Ирене, входившей в залу вместе с матерью и маркизом де Монферраном. На лице мадемуазель де Сальв лежало облачко печали, глаза ее горели лихорадочным блеском. Но голос, как всегда, был невозмутимо спокойным.
Воспитанная в аристократических традициях, Ирена беспрекословно подчинялась воле своей матери, объявившей ей о том, что сегодня назначена ее помолвка с виконтом де Тализак. Эксцентричная девушка всеми силами души привязалась к Фанфаро, но никогда и ни за что не решилась бы сознаться матери в своей любви к «фигляру».
Бал открылся полонезом, во время которого прибыл офицер королевской гвардии, чтобы вручить виконту пожалованные ему королем знаки Ордена Святого Людовика. Оркестр заиграл туш, гости стали поздравлять Фредерика и его родителей. Многие юные аристократки в душе завидовали Ирене: ее предстоящая помолвка с виконтом не была тайной.
Анатоль де Монферран остался на месте и не подошел с поздравлениями к Тализаку… На этот бал он приехал лишь по просьбе отца. Образ Лизетты не выходил у него из головы.
К нему подошел виконт.
— Когда же ты поздравишь меня, Анатоль?
— Когда на вашей щеке изгладятся следы пощечин,— вполголоса ответил Монферран.
Тализак изменился в лице. В эту минуту в смежной с залой гостиной послышался какой-то смутный говор, а затем громкий спор.
Дверь распахнулась, и в залу ворвался человек, несший на руках девушку.
— Фанфаро, это вы? — вскричал Монферран.
Фанфаро — это был он — осторожно опустил на пол свою ношу и потрясенным голосом вскричал:
— Господа, вот труп девушки, убитой виконтом де Тализаком!
В толпе гостей раздались крики ужаса, и взоры мужчин с угрозой остановились на виконте.
Тализак зашатался, тщетно стараясь овладеть собой. Маркиз де Фужерез, бледный как полотно, вскричал:
— Вытолкайте вон этого наглеца!
— Погодите, маркиз,— прервал его Фанфаро,— речь идет об уголовном преступлении, виновник которого — ваш родной сын! О, стыд и позор! Неужели только потому, что он аристократ, ему все позволено? Эта молодая девушка жила честно и скромно своим трудом… В отчаянии, покинутая всеми, она, бедная, бежала и бросилась в воду! Как назовете вы поступок вашего сына, маркиз?
С высоко поднятой головой, с сознанием своей правоты гордо стоял Фанфаро, с презрением глядя на окружавших его гостей.
К нему подошел Монферран и взял его за руку.
— Неужели она умерла? — спросил он.
— Кажется, да,— тихо ответил гимнаст,— но, может быть, я и ошибаюсь.— Сударыни,— обратился он к дамам,— неужели между вами не найдется ни одной, которая попыталась бы привести несчастную в чувство, если это еще возможно? И неужели под этими дивными кружевами ни у кого не бьется сердце, нет ни капли сочувствия к ближнему?
Ирена приблизилась к Лизетте и наклонилась над ней.
— Я помогу,— прошептала она.
— Комедия становится забавной,— с судорожном смехом сказал маркиз де Фужерез.
— Вы ошибаетесь, маркиз,— возразил Фанфаро,— это не комедия, а страшная и потрясающая драма! Спросите вашего сына, на котором лица нет, правду я сказал или ложь?
— Да, это ложь! — крикнул Тализак.
— Нет, это правда,— сказал Анатоль де Монферран,— вы стали очень забывчивы, виконт! Но на вашем лице еще не исчезли следы данных вам вчера пощечин, и ваше запирательство не приведет ни к чему! Господа, я был свидетелем происшедшего скандала, хотел остановить виконта — дал ему пощечину, тогда он бросился на меня с кинжалом!
— Он лжет! Он сошел с ума! — вскричал де Тализак.
Все с презрением отвернулись от него, и он в изнеможении опустился в кресло.
Между тем Ирена хлопотала над Лизеттой.
— Мама,— вскричала она,— она жива, она дышит, ее можно спасти! Отвезем ее к нам домой, скорее!
Графиня с гордостью обняла свою дочь.
— Эта бедняжка — моя сестра,— шепнул Ирене Фанфаро.
В ответ на это Ирена склонилась над Лизеттой и поцеловала ее бледный лоб.
Тализак, наконец, очнулся, бросился к двери и крикнул: