Сын графа Монте-Кристо
Шрифт:
— Я — француз,— ответил Фанфаро,— и стою на стороне людей, стремящихся к спасению родины.
— И для этого «спасения» вы прибегли к вероломному убийству? — строго спросил его председатель.
— Я никогда не был убийцей,— холодно возразил молодой человек,— называйте так тех, которые с помощью чужеземцев терзали Францию только для того, чтобы укрепить свой расшатавшийся престол.
В глубине зала раздалось громкое «браво!», а затем поднялась страшная суматоха. С помощью жандармов человек тридцать вывели из зала, и никто не обратил внимания на Жирделя, переодетого лакеем. Он-то именно и крикнул «браво!». Среди публики находилась и Ирена де Сальв, не спускавшая глаз с Фанфаро. При его смелом ответе по ее губам скользнула гордая улыбка.
Мало-помалу спокойствие было восстановлено, и допрос возобновился. Председатель предложил гимнасту чистосердечно сказать всю правду о его участии в покушении, и с недовольным видом покачал головой, когда Фанфаро ответил:
— В данном случае я — жертва адского заговора. Мой отец пал на поле битвы, защищая свою родину, и я никогда не решился бы таким страшным преступлением опозорить его честное имя.
Защитник Фанфаро, отличный адвокат, не смог закончить своей блестящей речи. Председатель лишил его слова, а затем и удалил из зала суда. После короткого совещания судей был зачитан приговор.
Робекаль был присужден к смертной казни через повешение, а Фанфаро, то есть Жак Фужерез — к пожизненной каторге.
Фанфаро поднялся с места, открыл рот, вытянул руки, а затем повалился, как сноп. В зале произошло смятение.
— Он умертвил себя! Его отравили!
Вся публика хлынула к тому месту, где лежал осужденный.
Ирена бросилась к Жирделю, но силач уже исчез. Попытки привести гимнаста в чувство были безуспешны, и его унесли. Одновременно унесли и Робекаля: негодяй не выдержал — услыхав приговор, он упал замертво.
25. Загробное проклятие
Когда маркиз де Фужерез узнал о скоропостижной смерти Фанфаро, он немедленно поспешил к жене и сказал:
— Милая Мадлена, всем нашим тревогам и заботам пришел конец. Человек, стоявший между нами и счастьем, умер!
— О ком ты говоришь?
— О гнусном цареубийце, гимнасте Фанфаро.
— О наглеце, который произвел скандал на нашем приеме?
— Да, он умер.
— Слава Богу! Теперь мы, наконец, получим наследство!
— Конечно. Необходимо лишь, чтобы Жирдель в присутствии Лабарра повторил то, что сообщил мне.
— О, наконец-то моя мечта осуществилась,— в упоении сказала Мадлена.— Теперь ты будешь первым министром, и для нашего сына откроется блестящая карьера. Только где же это он пропадает? Его с утра нет дома.
Маркиз не слушал: он думал о Симоне и об оказанной им неоценимой услуге.
— Где Симон?— спросил он с беспокойством.— Я не вижу его уже два дня.
— Оставь в покое своего Симона и поговорим лучше о Фредерике. Я…
Раздался стук в дверь.
— Войдите,— крикнул маркиз.
Вошел слуга.
— Маркиз…— сказал он, запинаясь.— виконт…
— Он приехал? — вскричала маркиза.— Тем лучше!
Она бросилась к двери.
Слуга заступил ей дорогу.
— Маркиза, я хотел…
— Что это значит? — с гневом произнесла маркиза.— Вы докладываете о приезде виконта и не пускаете его в комнату!
— Выслушайте меня, маркиз,— умоляющим тоном обратился к Фужерезу слуга.
Маркиз вздрогнул и неслышно сказал:
— Пусть объяснит в чем дело, Мадлена.
— Виконт скончался…— прошептал слуга.
Маркиза страшно вскрикнула, а несчастный отец в каком-то отупении смотрел на слугу.
В коридоре раздались тяжелые шаги, отворилась дверь, и четыре человека внесли лежавший на носилках накрытый труп.
Маркиз и маркиза не решались приподнять покрывало, они не сводили глаз с носилок и носильщиков и очнулись лишь тогда, когда в комнату вошел Гастон де Феррет.
— Гастон, что случилось? — в отчаянии вскричал маркиз.
— Он умер,— глухим голосом ответил Гастон.
— Умер! Кто умер? Ради Бога, объясните,— простонала Мадлена де Фужерез.
— Ваш сын, виконт де Тализак, убит на дуэли,— серьезно произнес Гастон.
Со страшным криком маркиза упала на пол и лишилась чувств. Прислуга поспешила ей на помощь. Фужерез не тронулся с места, тупо глядел он в одну точку и наконец гневно сказал:
— Вы лжете — мой сын никогда не дрался на дуэли!
— К сожалению, маркиз, в моих словах ни капли лжи,— печально ответил Гастон,— Виконт был вызван на дуэль Анатолем де Монферраном, и она, к сожалению, имела для него печальный исход.
Маркиз простоял на месте еще несколько секунд, затем приблизился к носилкам и дрожащей рукой приподнял покрывало.
Да, Гастон сказал правду: на носилках лежал труп виконта, на груди которого зияла кровавая рана.
Маркиз глухо вскрикнул и ухватился за покрывало, глаза несчастного отца загорелись лихорадочным блеском, и он стал бормотать какие-то бессвязные слова.
Гастон де Феррет обратился к нему со словами утешения, старик его не слушал, и так как тем временем маркизу привели в чувство, то он счел за лучшее удалиться.
Гастон направился к двери, но был остановлен маркизом.
— Не уходите,— крикнул старик,— я хочу знать, как умер мой сын.
Гастон выслал из комнаты прислугу и затем начал свой рассказ.
— Виконт послал господину де Монферрану своих секундантов,— сказал он, запинаясь.— Причина дуэли, по желанию противников, держалась в тайне. Дуэль состоялась сегодня утром в Булонском лесу. Виконт приехал в сильно возбужденном состоянии, и секунданты заявили о том, что дуэль должна быть отложена. Монферран не имел ничего против этой отсрочки, но виконт не согласился и настоял на том, чтобы дуэль началась немедленно.