Сын Неба
Шрифт:
Маффео что-то проворчал себе под нос, а потом спросил, хватит ли у них провианта для лишнего рта. Марко прикинул, что если "лишним ртом" считать этого рыцаря - то скорее он и сам худо-бедно обеспечит себя провиантом.
– Значит, ты, племяш Марко, считаешь, что этому ловкому и крепкому парню можно позволить к нам присоединиться?
Марко рассмеялся:
– По-моему, уважаемый дядя, он уже к нам присоединился. Смотрите сами он уже с нами идет.
И точно. Никто не мог сказать, сколько они стояли и разговаривали. Никто не понял, когда именно они возобновили движение. И никто не знал, сколько они уже идут.
"Мэй-яо фа-цзе". Ничего не поделаешь.
Легкий на ногу, новый член отряда без видимых усилий не отставал от коней. А что до того, кто он на самом деле (хотя все вскоре привыкли звать его Хэ Янем, пользуясь последним из четырех имен), то... кто мог знать?
Наверное, только он сам.
10
И: Питание.
Гром рокочет у подножий.
Голодному тигру нет брода через великую реку.
В бесконечно тянущемся безводии - вода. Наконец-то.
Что, в общем, неудивительно, подумал Марко. Просто набрели они наконец на обширный водоем, служивший, скорее всего, в качестве отстойника для древнего водостока всей этой области. Если тут хоть раз в жизни шел дождь, то та вода, которая испариться не успевала (большая часть конечно же испарялась), скапливалась именно здесь. Хотя много жизней требовалось, прежде чем одна-единственная капля дождя просочится от широкой глади водоема до его дна - бесконечно долго фильтруясь сквозь почти непроницаемые толщи скал.
Мутная жара днем, ледяные туманы ночью. Грязь, сырость и слякоть... И все-таки - вода. Мужчины привстали на стременах. Нет, не от радости слишком они для этого измучились. Мужчины возвысили голоса. Едва-едва. Там, впереди, виднелась зелень. Там пруды и ручьи. Там...
– Эхма! Боюсь, только мираж!
– Никколо, перебирая свои четки.
– С чего ты взял?
– Маффео, дергая себя за бороду.
– С чего? А вот - кони. Верблюды, пони и прочая живность. Почему они не поднимают головы и не скачут туда галопом - утолить жажду?
И правда. Ведь теперь наверняка - да и давно уже - все животные почуяли бесконечно желанную воду. Сам Марко с трудом удержался от того, чтобы хлестнуть кнутом и пришпорить коня - рвануть туда, вниз по склону к отмели - к водной кромке. Затем спрыгнуть вниз, сдирая пыльную, пропитанную потом одежду, - и нырнуть в водоем...
Но все же он этого не сделал. И никто этого не сделал. Все только то и дело вскидывали головы и ежились от тупого гудения целых туч насекомых. А животные, как и раньше, трусили, не обращая внимания на водную гладь. Пока звуки плещущих по воде копыт не доказали, что все это по крайней мере не мираж. И, благодарение Господу, не болото.
– Похоже на Маремму или Понтине, - после долгого вздоха заметил Никколо, имея в виду знаменитые болотистые местности Италии.
– Да. Точно, - отвечая вздохом на вздох, отозвался его брат.
– Боюсь, тут окажутся одни болота. Хотя... погодите-ка... почему одни болота... Он не договорил.
Теперь до их ушей донеслось кваканье - словно сотни тысяч лягушек составляли единый хор.
И - никаких зеленых полей. Зеленые поля оказались лишь иллюзией, созданной пенной поверхностью застойного болота. Никаких прудов и ручьев только бесчисленные разверстые дыры, проделанные ленивым ветерком или потоком, что разрывал липкую корку ила. Почти всем путникам тут же подумалось, что пусть бы этот мираж так и остался миражом. Почти всем...
Кроме одного из стражников, моложе остальных, которого Марко вполне мог бы принять за монгола, татарина и даже катайца, не выясни он ранее, что парень этот - из маньчжурской народности "кьоу". Всю дорогу юный всадник горбился на своем коне, позволяя тому везти себя куда придется. Глаза парень не просто полузакрыл от пыли, а еще и опустил их долу - отвел от монотонной череды равнин, - ехал, не замечая ничего, кроме желтоватой пыли, что оседала на украшенной яркой лентой гриве его коня...
Молодому маньчжуру, привыкшему к холмистым зеленым лугам родного края, надо думать, виделись о нем сны. Или он терялся в еще одном сне, где все тянулись пыль и песок, гравий и камни - тянулись и тянулись до бесконечности...
И вдруг что-то заставило поникшую голову вскинуться. Какой-то миг парень просто смотрел поверх гривы своего мохнатого пони. А потом с безумными воплями "Вода! Вода! Вода!" бросил пони в галоп.
Все смотрели, как конь со всадником несутся по склону ко дну естественного водоема, где грязь мешалась с промозглым туманом. Одной рукой парень держал поводья, а другой, с зажатой в ней шапкой, бешено колотил по напрягшемуся боку животного. Наконец они ворвались на мелководье - и всадник даже не спрыгнул, а просто соскользнул вниз, прорывая подсохшую корку и погружаясь ногами в грязную жижу. Все смотрели, как он, не обращая внимания на промокшие ноги, нагибается, складывает чашечкой ладони и подносит мутную воду к запекшимся, пересохшим губам.
Когда к маньчжуру подъехали товарищи, с его безбородого подбородка все еще капала вода...
И вдруг парень поднял широко распахнутые глаза.
– Ну как?
– поинтересовался у него странствующий рыцарь, чаще всего именуемый Хэ Янем.
Юный маньчжур обвел всех взглядом, в котором нечто большее, нежели обычная боль, смешивалось с чем-то большим, нежели просто разочарование. Затем тоном малого ребенка, которому вместо привычного подслащенного вина вдруг дали прокисшее, парень вымолвил:
– Нельзя... нельзя пить.
Вдруг покрасневшие глаза маньчжура глядели на всех обиженно.
– Да? Нельзя? А почему? Она что, затхлая?
Парень все еще сидел на корточках.
– Затхлая?
– неожиданно завопил он.
– Нет! Нет! Хуже! Куда хуже затхлой! Горькая! Поганая! Зараженная! Тут какая-то соль...
– Блуждающий взгляд юного маньчжура наконец обнаружил то, что остальные давно заметили, - и он понял.
– Проклятие! Смотрите! Даже кони ее не пьют!
– Это потому, что им хватает соображения, - откровенно высказался дядя Маффео.
Легкой иноходью отряд двинулся дальше, обходя злополучное болото по краю. Молодой стражник вскоре с трудом влез на своего коня и удрученно последовал за всеми.
А лягушки тем временем продолжали свой победно-издевательский хор.
Итак, победно-издевательский лягушачий хор продолжался. Горькая желтоватая грязь из отравленной почвы перемешивалась с жарким туманом болотного отстойника. Рыцарь Хоу Инь вдруг испустил странный звук - не то вздохнул, не то фыркнул. А потом медленно указал куда-то своей алебардой.