Сын Неба
Шрифт:
– Я не могу ждать! Немедленно опусти меня вон туда - в ту крестьянскую деревушку! Я вижу там буйвола с плугом. Где буйвол, там молоко. А для сфинксов нет ничего лучше молока.
– Марон! В этих краях даже такая мелочь разборчивей франкского монаха...
– начал было Маффео, но старший брат и племянник тут же на него зашикали.
– А если я опущу тебя вниз полакать молока - ты похвалишь меня перед госпожой?
– спросил Царь обезьян.
– О, тогда я обязательно выскажу госпоже все, что на самом деле о тебе думаю, - ответил сфинкс.
– Ну, раз так, то ладно, - пробормотала обезьяна.
–
– И, соскочив с облака, Царь обезьян поплыл вниз - к свежевспаханному рисовому полю. Похожие на грибов в своих соломенных шляпах крестьяне завопили благим матом при виде многорукого привидения и стали разбегаться кто куда.
Тут Поло и их люди, следуя примеру крестьян, ловко повыскальзывали из массивных обезьяньих рук - и тоже бросились врассыпную. Сфинкс же успел вспорхнуть на плечо улепетывающему Марко.
– Стойте!
– проревел Царь обезьян.
– Спасибо за прогулку!
– крикнул Марко через плечо.
А пока кони и их хозяева спасались бегством, Хэ Янь со своей алебардой - вдруг показавшейся Марко больше, чем когда-либо раньше, - и Оливер со своим громадным боевым топором и изящным пажом сдерживали оторопевшую обезьяну в бушующем смерче яростного боя. Три человека вновь и вновь схватывались с гигантским и многоруким Царем обезьян, вооруженным огромным посохом, который он вытащил из-за уха. И противники оказались столь искусны и достойны друг друга, что ни капли крови за весь бой не пролилось.
Монгольские и татарские всадники издали пускали в Царя обезьян стрелы, но он превращал их в розовые лепестки, что мягко падали к его ногам. И все-таки тяжело ему было сражаться в столь неуклюжем обличье. Вскоре Царь обезьян стал заметно уставать.
Наконец, громогласно рыгнув, Великий Мудрец из Пещеры водного занавеса выпустил из себя ветер - и восстановил свой обычный обезьяний облик и размеры. Отчаянно гримасничая, Царь обезьян прыгнул в ближайшее грозовое облако и был таков.
– Блестяще, сфинкс, - выдохнул Марко, пока все наблюдали, как гримасничающая обезьяна уплывает, грозя им украденным у Царя морских драконов железным посохом - теперь сжавшимся до размеров иглы.
– Ты же просил меня вызволить вас с той подмокшей деревяшки, самодовольно улыбаясь, ответил золотистый сфинкс.
– А нельзя было как-нибудь попроще?
– поинтересовался Марко.
– Мы, сфинксы, не получаем удовольствия, когда выходит попроще. Зато мы получаем громадное удовольствие, лакая теплое молоко буйволицы, восхитительнее даже козьего молока в землях Греции и Египта!
– И сфинкс нетерпеливо облизнулся.
22
Да-го: Переразвитие великого.
Высокие воды скрывают лес.
Стропила прогибаются.
– Размышляя о своем гневе, я просто поражаюсь своей терпимости, обращаясь к Марко, заметил хан ханов одним весенним днем, когда они прохаживались среди цветущих персиковых деревьев его личного дворика в Ханбалыке. Хубилай и одет был в персикового цвета парчовый халат, расшитый золотистыми цветками персика.
– Разве меньше года назад не отказало мне в дани одно туземное племя? Разве не нанесли они серьезное оскорбление скромному чиновнику, собиравшему весьма умеренный пятидесятипроцентный зерновой налог для Трона Дракона? Поверит ли кто? Но это правда! Великий Чингис, дед нынешнего
Я их всего-навсего сослал - всех до единого. Разумеется, всех. Разве станет Сын Неба на Троне Дракона разрушать семьи? С моим неизменным и безграничным милосердием я позволил им, забрав поклажу и обозы, отправиться в царство Чамба, что у самых границ Нам Вьета. В столь интересное место! Ведь там можно увидеть, как дикие слоны забавы ради выдергивают из земли целые деревья! Весьма нередко. И даже днем там можно услышать вой призраков. Как они называются, эти призраки, что воют днем? А, По-ло?
– Привидения, о повелитель?
– Да нет! Не привидения! Или привидения? Проклятие! А-а! Гиббоны! Такие белые, тощие, вроде призраков - и воют днем. Что, несомненно, должно повышать у человека уважение к его предкам. "Гиббоны" - вот как их называют. Н-да. Такова, По-ло, моя беспредельная терпимость. А? Ну, что скажешь, юноша?
Марко, не испытывая никакого желания слушать чей-либо вой в любое время дня и ночи, посмотрел прямо в круглое багровое лицо великого хана - что при более формальных обстоятельствах могло повлечь немедленную казнь - и слегка возвысил голос:
– Просто так, о великий повелитель, "Великим Повелителем" не назовут.
– Разумеется, - отозвался Хубилай-хан.
– Всегда говори со мной без страха, Марко, ибо я желаю слышать только правду. Хотя никакие уловки со мной не...
Но те цветки персика в императорском дворике давно увяли. И теперь Марко... хоть и не в изгнании... но тем не менее по воле великого хана заброшен в это царство, где днем воют подобные призракам гиббоны. Воют они здесь, впрочем, и ночью.
Запах первым оповестил путников о том, что неряшливая кучка соломенных хижин, выстроенных на сваях вдоль заросшего буйной зеленью морского рукава, где в линию росли длинные пальмы с фараоновыми орехами, - не просто безымянная рыбацкая деревушка. Запах поведал им, что они входят в предместья рыночного города: запах навоза и пряностей, кипящего масла и пота, мусора и соленого воздуха. И чего-то еще - безымянного, но в чем Поло безошибочно распознавали "аромат торговли".
Вскоре, миновав глиняные стены, они оказались в беспорядочном нагромождении низеньких деревянных домишек и поразительных храмов, непохожих на все, виденные Марко прежде. Напоминали они большие побеленные колокола с длинными шпилями, покрытыми как бы золотистой листвой, весело поблескивавшей под солнцем. Звучно распевающие монахи носили оранжевые хламиды, а желтоватая их кожа отсвечивала золотом. Они ставили дымящие латунные жаровни с ладаном перед громадными идолами, усеянными рубинами и увешанными ароматными венками. Чертами лиц эти идолы смутно напоминали греков. "Интересно, - подумал Марко, - это из-за каких-нибудь древних купцов... или сюда добрались войска Александра Великого? Нет, вряд ли. А впрочем, неважно".