Сын Солнца
Шрифт:
Хорошо проложенная, благоустроенная, дорога сама по себе не представляла никакой трудности. Вдоль нее регулярно попадались крепости и источники воды. Она пересекала враждебную местность, где возвышались красные и бурые горы, высота которых смутила новичков: некоторые испугались, как бы злые духи не выползли из расщелин и не унесли их душу. Но присутствие Сети и Рамзеса в какой-то степени успокаивало их.
Рамзес надеялся на тяжелое испытание, в котором он сможет доказать отцу, на что способен. Поэтому он был разочарован легкостью задачи. Без особого труда он завоевал доверие трех десятков пехотинцев, которыми командовал. Все они, наслышанные о его таланте лучника и о том, что он усмирил бешеную кобылу, надеялись, что служба под его началом обеспечит им продвижение.
По настоянию Рамзеса, Амени не принял участия в этой поездке. С одной стороны, его здоровье не позволяло ему такой физической нагрузки, с другой — он только что обнаружил на одной из свалок к северу от подозрительной мастерской обломок известняка со странной надписью. Утверждать, что он напал на верный след, было слишком рано, и юный писец утроил усилия. Рамзес умолял его быть осторожным. Амени оставался под охраной Дозора и мог при необходимости обратиться к Сетау, который начал богатеть, продавая яд жрецам-врачевателям и изгоняя из богатых поместий нежелательных гостей вроде кобр.
Сын Фараона был настороже. Хотя раньше он чуть не лишился жизни в пустыне, она нравилась ему. Но он не чувствовал себя уютно в пустыне Синая: слишком немые вокруг скалы, слишком много теней, тревожащих душу, слишком большой хаос. Несмотря на заверения Бакхена, Рамзес опасался нападения бедуинов. Конечно, из-за большой численности египтян разбойники не станут вступать в открытое столкновение. Но не пытаются ли они ограбить отставшего от каравана, или хуже того, пробраться в лагерь ночью? Озабоченный царевич усилил бдительность и раздавал многочисленные указания. После небольшой стычки с Бакхеном они порешили, что тот, учитывая замечания Рамзеса, будет следить за общей безопасностью.
Однажды вечером Сын Фараона отошел от обоза и направился вдоль колонны, чтобы раздать немного вина своим людям. Ему показали палатку начальника интендантской службы. Рамзес поднял кромку ткани, наклонился и застыл в изумлении при виде человека, сидящего, скрестив ноги в позе писца, и изучающего какую-то карту при свете лампы.
— Моисей, ты здесь?
— Да, по приказу Фараона. Мне поручена интендантская служба, а также составление подробной карты этой местности.
— А мне — командование обозом.
— Я и не знал, что ты тут… Очевидно, Бакхен не любит говорить о тебе.
— Мы стали лучше ладить последнее время.
— Давай выйдем, здесь тесно.
Оба юноши были одинаково широкоплечи. Благодаря фигуре и природной силе они были на вид старше своих лет.
— Это был приятный сюрприз, — признался Моисей, — я скучал в гареме, когда пришел этот вызов. Без глотка свежего воздуха я бы, наверняка, сбежал.
— Разве Мэр-Ур — не великолепное место?
— Но не для меня. Девицы раздражают меня, мастера очень неохотно раскрывают тайны своего ремесла, а должность управляющего мне не подходит.
— Ты выиграл на этом обмене?
— Тысячу раз! Мне нравится это место, эти горы, этот пейзаж, за которым что-то скрывается. Здесь я чувствую себя дома.
— Огонь, который сжигал тебя, угасает?
— Он, правда, стал не такой сильный. Я выздоровел от прикосновения к этим великолепным скалам и таинственным расщелинам.
— А я за себя не уверен.
— Ты не слышишь призыва, который поднимается от этой земли?
— Я, скорее, чувствую опасность.
Моисей распалялся:
— Ты говоришь, как военный.
— А ты как интендант пренебрегаешь своими обязанностями: моим людям не хватает вина.
Еврей расхохотался:
— Да, действительно, я в ответе за это. Я считаю, что ничто не должно уменьшить их бдительность.
— Немного вина поднимет их дух.
— Вот наше первое столкновение, — заметил Моисей, — кто же возьмет верх?
— Ни один ни другой — в счет идет только общее благо.
— Не способ ли это убежать от себя самого, укрывшись щитом долга, который тебе навязывают извне?
— Ты считаешь, что я способен на такую трусость? — Моисей посмотрел Рамзесу прямо в глаза.
— Я дам тебе немного вина, но научись любить горы Синая.
— Здесь не Египет.
— А я не египтянин.
— Ты ошибаешься — ты родился в Египте, ты был там воспитан и там ты построишь свое будущее.
— Это слова египтянина, а не еврея. У нас разные корни. Может быть, мои предки жили здесь… Я ощущаю следы их присутствия, их надежд и поражений.
— Синай вскружил тебе голову?
— Ты не можешь этого понять.
— Я потерял твое доверие?
— Конечно, нет.
— Я, может быть, люблю Египет больше, чем себя самого, Моисей, но для меня нет ничего дороже родной земли. Если ты думаешь, что нашел свою родину, я способен понять твои чувства.
Еврей сел на выступ скалы.
— Родина… Нет, эта пустыня — не моя родина. Я люблю Египет также сильно, как ты, я ценю радости, которые он мне дарит, но я чувствую призыв другого края.
— И первый же край, куда ты отправился, потряс тебя.
— Ты не ошибся.
— Мы вместе пройдем через другие пустыни, и ты вернешься в Египет, потому что там сияет единственный свет.
— Как ты можешь быть столь уверен в том, что говоришь?
— Потому что в обозе у меня нет времени думать и беспокоиться о будущем.