Сын Солнца
Шрифт:
Именно отсюда, размышляя в тишине и уединении, Властитель Двух Земель руководил самым могущественным государством в мире и удерживал его на пути Маат, воплощения вселенского порядка.
Вдруг тишину нарушили вопли, доносящиеся с нижнего двора, где останавливались повозки Фараона и его советников.
Из окна своего кабинета Сети увидел, что с одной из лошадей случился припадок бешенства. Разорвав веревку, которой была привязана к столбу, она носилась галопом по всему двору, угрожая каждому, кто пытался к ней приблизиться. Лошадь лягнув, опрокинула одного из воинов службы безопасности и свалила на землю пожилого
На мгновение она остановилась, этим воспользовался Рамзес, внезапно появившись из-за перегородки. Он запрыгнул ей на спину и сжал коленями бока. Бешенная кобыла встала на дыбы и попыталась сбросить седока, но напрасно. Побежденная, она шумно и тяжело дышала, потом успокоилась.
Рамзес спрыгнул на землю. Один из воинов царской охраны подошел к нему:
— Ваш отец желает вас видеть.
Рамзес впервые был допущен в кабинет фараона. Обстановка его удивила — он ожидал увидеть необыкновенную роскошь, а обнаружил почти пустую комнату без каких-либо украшений. Фараон сидел, перед ним лежал развернутый папирусный свиток. Не зная, как себя вести, Рамзес застыл в нескольких метрах от отца, который не предлагал ему сесть.
— Ты слишком рисковал.
— И да и нет. Я хорошо знаю эту лошадь, она не злая. Наверное, просто перегрелась на солнце.
— И все же ты зря рисковал. Моя охрана усмирила бы ее.
— Я думал, что поступаю правильно.
— Желая отличиться?
— Ну…
— Будь искренним.
— Усмирить бешеную лошадь — задача не из легких.
— Должен ли я отсюда заключить, что ты сам подстроил это происшествие, чтобы извлечь из него выгоду?
Рамзес покраснел от негодования:
— Отец! Как вы можете…
— Фараон обязан быть хорошим стратегом.
— Разве вам понравилась бы такая стратегия?
— Учитывая твой возраст, я увидел бы в ней знак двуличности, не предвещающий ничего хорошего в будущем. Но твоя реакция убеждает меня в твоей искренности.
— Но, однако, я искал повод поговорить с вами.
— О чем?
— Когда вы отправлялись в Сирию, то упрекнули меня в том, что я не способен сражаться, как воин. Во время вашего отсутствия я заполнил этот пробел, и у меня есть свидетельство военачальника.
— Приобретенное нелегкой борьбой, как мне доложили?
Рамзес плохо скрыл свое изумление.
— Вы… вы знаете?
— Итак, ты военачальник.
— Да, я умею ездить верхом, сражаться с помощью меча, копья и щита и стрелять из лука.
— Тебе нравится война, Рамзес?
— Без нее нельзя обойтись.
— Война порождает много страданий. Ты желаешь увеличить их число?
— Разве существует другой способ обеспечить свободу и процветание нашей страны? Мы ни на кого не нападаем, но когда нам угрожают, мы должны дать отпор.
— Будь на моем месте, ты разрушил бы крепость в Кадеше?
Юноша задумался.
— Как я могу решать это? Я ничего не знаю о вашем походе, кроме того, что мир сохранен и египетский народ дышит свободно. Высказать мнение, лишенное оснований, было бы проявлением глупости.
— Ты хочешь поговорить со мной о чем-нибудь еще?
Еще недавно дни и ночи напролет Рамзес размышлял, с трудом сдерживая свое нетерпение, должен ли он говорить отцу о своем столкновении с Шенаром и открыть ему, что его официальный наследник хвалится победой, которую не одерживал? Рамзес смог бы найти нужные слова и высказать свое негодование так, чтобы отец понял, кого он пригрел у себя на груди.
Но сейчас лицом к лицу с Фараоном, подобный поступок показался ему мелочным и подлым. Нет, он не станет выступать в роли доносчика, воображая, он видит вещи яснее, чем Сети!
Однако он не стал лгать, это было бы проявлением малодушия.
— Действительно, я хотел поговорить с вами…
— Откуда эти колебания?
— То, что исходит из наших уст, может испачкать нас.
— Больше ты мне ничего не скажешь?
— То, что я мог бы сказать, вы уже знаете, если же это не так, то мои измышления канут в небытие.
— Не бросаешься ли ты из одной крайности в другую?
— Отец, меня терзает огонь, какая-то потребность, которую я не могу определить. Ее не могут удовлетворить ни дружба, ни любовь.
— Какие категоричные слова для твоего возраста!
— Усмирит ли меня тяжесть лет?
— Не рассчитывай ни на кого, только на себя, к тогда жизнь будет время от времени щедрей к тебе.
— Что это за огонь, отец?
— Задай вопрос лучше, и ты получишь ответ. Сети склонился над папирусом, который лежал перед ним — встреча была окончена.
Рамзес поклонился. Когда он уже выходил, низкий голос отца остановил его:
— Ты вовремя появился, так как я сам собирался вызвать тебя сегодня. Завтра, после утренних ритуалов, мы уезжаем на рудники, где добывают бирюзу, на остров Синай.
Глава 24
На восьмом году царствования Сети Рамзес отмечал свое шестнадцатилетние по пути в западную пустыню, ведущую к знаменитым рудникам Серабит-Эль-Кадим [8] . Охранники все время были начеку. Эта бесплодная местность, населенная страшными духами и бедуинами-грабителями, которые ничего не боясь, в открытую нападали на караваны, пересекающие полуостров Синай, была опасной.
8
Мы сохраняем современные названия, чтобы облегчить описание. Серабит-Эль-Кадим находится на юге полуострова Синай, в 160 километрах от Суэцкого канала.
Многочисленный вооруженный отряд обеспечивал охрану Фараона и рудокопов. Присутствие Сети придавало путешествию исключительный характер. Двор узнал об экспедиции только накануне, перед вечерним ритуалом. В отсутствие правителя руль государственного корабля оставался в руках царицы Туйи.
Рамзес получил свою первую значительную должность: командующий пехотой под началом Бакхена, ставшего главным руководителем экспедиции. Их встреча при отправлении была ледяной, но ни тот ни другой не мог позволить себе спровоцировать столкновение. Все время экспедиции им пришлось приспосабливаться к характеру друг друга. Бакхен сразу же указал Рамзесу его место, приказав разместиться в обозе, где, по его словам, «новичок подвергнет своих подчиненных наименьшему риску». Отряд, включающий более шестисот человек, должен был привезти бирюзу — камень небесной Хатор, избравшей себе такое воплощение в этой скупой и бесплодной земле.