Сын соперника
Шрифт:
Полома подождал, пока Гэлис и Кадберн подойдут поближе к центру, а затем грубо толкнул Тори к Эриот и Ардену. Пинок в спину оказался столь сильным, что Ланнел упал на землю к их ногам.
«Истинные» граждане взревели от ярости.
– Префект, кто этот человек? – спросила Эриот.
– Его зовут Ланнел Тори, – громко произнес Полома. Толпа стихла. – Это человек, убивший вашего друга Кардера!..
Полома ожидал, что при этих словах и переселенцы, и коренные киданцы потеряют голову. Именно поэтому он попросил Гоша Линседда со своими драгунами присутствовать здесь.
Однако над толпой повисла
Эриот указала на Ланнела.
– Он убил моего друга?
В ее голосе послышались яростные нотки. Полома кивнул.
Девушка сделала несколько шагов в сторону злоумышленника.
– Его зовут Ланнел…
– Ланнел Тори, – отчеканил префект. – Он – киданец.
Толпа безмолвствовала.
– Он ваш, Эриот Флитвуд, – обратился Мальвара к девушке. – Накажите его, как сочтете нужным.
– Как сочту нужным, – эхом отозвалась она.
Взгляд ее не отрывался от лица Ланнела Тори. Ненависть накрыла девушку багровой волной, дыхание участилось, лицо залила краска. Позади нее вместе с другими переселенцами стоял Арден, который внимательно следил и за Эриот, и за убийцей.
– Накажите так, как сочтете нужным наказать киданца, убившего одного из ваших, – добавил Полома.
Эриот резко подняла голову.
– Того, кто убил другого киданца! – произнесла она.
Полома посмотрел на нее, но ничего не сказал.
Эриот подошла к одному из драгун и выхватила у него из ножен саблю прежде, чем он помешал ей.
Девушка развернулась и направилась к Ланнелу Тори с клинком, поднятым над головой. Убийца равнодушно посмотрел на нее. Его взгляд не выражал ни раскаяния, ни ненависти. Покорность судьбе – и все.
Большинство переселенцев и коренных жителей были просто ошарашены сообщением Поломы и никак не реагировали на происходящее, хотя из толпы соратников Кайсора Неври уже начали раздаваться неодобрительные возгласы.
Послышался громкий голос Ардена:
– Как ты сказала, Эриот Флитвуд?.. Он убил одного из нас, одного из граждан Кидана!
Девушка уже собиралась опустить меч, но руки не слушались ее, и оружие осталось поднятым к небу, словно его держала неведомая сила. Эриот вспомнила Кардера, вежливого, работящего и нежного Кардера, скривилась от боли – и ударила.
Сабля вонзилась в землю в нескольких сантиметрах от руки Ланнела Тори. Убийца зажмурился, когда песок брызнул ему в глаза.
– Он убил киданца. Его судьбу должна решить Ассамблея, – глухо сказала Эриот.
Глава 17
Свежий деревенский воздух быстро потерял для Лерены всякую привлекательность. Слишком много хорошего тоже надоедает, подумала императрица.
Сама виновата, напомнила она себе. Как правительница огромной империи Лерена решила, что для путешествия в Ривальд воспользуется паланкинами, несмотря на то, что все придворные советники убеждали ее отправиться в конном экипаже. Императрица подумала, что с лошадьми будет много возни, и отказалась от предложения. Когда же ее свита начала восхождение на горный перевал, отделяющий Хамилай от Ривальда, она поняла, что идея ехать в паланкине – большая ошибка.
И все из-за особенностей местности… Лерена припомнила путешествие на отвратительном паровом монстре из Омеральта в Сома. Пейзаж за окном менялся каждую минуту – от гор, окружавших столицу, до покрытых зеленью пастбищ и лесов на побережье. Путешествие на паланкинах, больше походившее на пешую прогулку, не давало такого эффекта. Вид из окна быстро надоедал, теряя всякую привлекательность. Каждый последующий день походил на предыдущий. Каждую ночь императрица размещалась в новом огромном дворце, но иногда ей приходилось ночевать и в обычных домах, из которых королевские гвардейцы попросту выгоняли хозяев.
Воздух.
Он был очень чистый и прозрачный, но у Лерены начиналась сенная лихорадка. Все животные в округе отправляли свои естественные потребности где придется, а не там, где положено. Никакого порядка. А любой Кевлерен вам скажет, что без порядка нет любви.
Да, следует подумать об устройстве быта в провинции… Возможно, Лерене стоит поразмыслить об этом по возвращении из ривальдийского похода. Из головы правительницы совершенно вылетела мысль о строительстве собственной фермы. Ее предки оказались правы, запретив всем животным, за исключением питомцев из личных зверинцев семьи Кевлерен, появляться в Омеральте. Мысль о том, чтобы проводить лето среди мычания, лая, гоготания, блеяния, ржания и мяуканья, сейчас казалась Лерене просто ужасной. Лучше оставаться в замечательном птичнике Юнары.
Моем замечательном птичнике, поправила себя императрица.
Подъем был сложным. Носильщикам требовалось немало сил и ловкости, чтобы удерживать паланкин на крутой и скользкой дороге. Лерену кидало от одной стенки паланкина к другой, а когда с ней ехала Уилдер, девушки постоянно падали друг на друга, несмотря на отчаянные попытки Избранной спасти ситуацию. Лерена устала слышать от Акскевлерен: «Извините, ваше величество» и «Я покорнейше прошу прощения, ваше величество». Ее также утомило постоянное: «Это не твоя вина» и «Не обращай внимания, милочка, вот только не могла бы ты убрать свой локоть с моей шеи?»…
Лерена получила некоторое удовольствие от выражения лица командующего пограничными войсками. Ему заранее сообщили о том, что императрица со свитой отправляются с официальным визитом в Ривальд. Однако на всякий случай – точнее, чтобы выявить шпионов среди его личной охраны или гарнизона, – командующему не сказали, что Лерена движется в сопровождении целой армии.
Первое, что он сказал после того, как битых полчаса раскрывал рот будто рыба, выброшенная на берег:
– Ваше величество, у меня не хватит провизии, чтобы всех их прокормить!..
– Замолчите, полковник, – приказала императрица. – И не беспокойтесь. Мы привезли с собой все необходимое, включая провизию. А в скором времени заботой о нашем пропитании займется Ривальд.
Полковник от этих слов вообще остолбенел и стоял как вкопанный у паланкина Лерены. Мимо браво промаршировал отряд королевских гвардейцев – словно вернулись старые добрые времена. В серых плащах и темно-зеленых киверах солдаты выглядели столь внушительно, что даже сердце императрицы наполнилось гордостью, а любопытствующие из местных и бойцы пограничного гарнизона, ходившие в каких-то обносках, наблюдая за маленьким военным парадом, прикинулись соляными столпами почище несчастного полковника.