Сын теней
Шрифт:
А потом Альбатрос ступил в трясину. Его босые ноги очень осторожно двигались от одного пучка травы к другому. Вправо, снова вправо, потом влево. А я шла за ним след в след, высоко подоткнув юбки. Малыш милосердно молчал. Я чувствовала, что вся покрываюсь липким холодным потом. Я слышала собственное быстрое неровное дыхание, сердце стучало в ушах. Шаг. Еще шаг. Мы двигались вперед медленно, так медленно, что я не отваживалась обернуться, чтобы оценить, миновали ли мы уже ту черту, до которой опытный стрелок при свете факелов уверенно попадает в цель. А потом мы добрались до участка, где пучки сухой травы росли гораздо реже — на расстоянии прыжка взрослого мужчины или легконогой женщины, такой, как моя сестра Ниав. Как я прыгну, с ребенком?..
— Лиадан? — его голос странно бесплотно зазвучал в окружающей пустоте.
— Я тут.
— Скоро стемнеет.
— Я знаю. — После заката, если не сгустятся облака, останется еще немного света. Но луна сейчас убывает, она светит слабо и взойдет поздно. — Мы должны делать все, что можем.
Он не ответил, просто снова шагнул вперед, я видела, как его босые ноги удерживают равновесие на этой непредсказуемой тропе, как он напрягает пальцы, как ступня примеряется к весу тела. Я видела, как даже сейчас, практически без рук, он все же умудряется осторожно контролировать груз на своих плечах и наклоняться то влево, то вправо, то вперед, то назад, чтобы не терять равновесия. Когда стемнеет, он уже не сможет найти для нас дорогу. И тогда вряд ли будет важно, насколько он силен и вынослив.
Света становилось все меньше, я начала чувствовать короткие уколы на руках и ногах, на лице и шее. Вокруг то возникало, то утихало тонкое жужжание. Тучи кусачих насекомых поднимались с мокрой травы и, без сомнения, были просто счастливы обнаружить столь сочный и обильный ужин. Джонни внезапно заплакал, громко и горестно. Я никак не могла ему помочь и его пронзительный, испуганный голосок звенел над болотами. А где-то далеко, ему вторил еще один звук. Глухой, неземной, похожий одновременно и на крик и на пение. Может, этот голос и правда предрекает чью-то скорую смерть, как сказал мне когда-то молоденький стражник? Я приказала себе не думать о глупостях. Но крик все еще звучал, звенел у меня в голове, вибрировал в болезненно влажном воздухе, гудел в кровавом свете зари вокруг нас. Плачь Баньши. Джонни надрывался. Впервые в его коротенькой жизни он закричал — а никто немедленно не прибежал ему на помощь и не обеспечил желаемое: сухие пеленки, заботливые руки, ласковые слова, мазь из ромашки и полыни, чтобы прогнать этих жужжащих тварей, которые без конца делают ему больно!
— Все будет хорошо, Джонни, — пробормотала я, пытаясь обрести равновесие на невероятно крохотной кочке… Не может же и в самом деле Альбатрос ождать, что я перепрыгну через это?! Слишком далеко. Это нечестно. Я не могу прыгнуть на такое расстояние с ребенком на спине. Если бы только Джонни перестал плакать. Если бы он только замолчал… Я вгляделась в сумрак. Альбатрос внезапно остановился на другой стороне широкого, зеркально гладкого пространства черной болотной жижи. Он стоял совершенно неподвижно, и я почувствовала, что у него закрыты глаза. Он что-то говорил, но слов я не разбирала. Он был слишком далеко. Вот сейчас я прыгну, приземлюсь где-то на полпути, и трясина проглотит и меня и малыша, и тогда все кончится. В горле у меня пересохло, а тело стало липким от пота. В голове стучало: «Я не могу… я не смогу…». И тут Альбатрос снова заговорил, на этот раз я его услышала.
— Лиадан? Ты еще здесь?
— Здесь. Но не думаю, что смогу…
— Помоги. Руки. Не могу держать.
Дана, помоги мне! Он не должен отпускать. Не должен! Неужели мы столько прошли и все зря?!
— Иду, — закричала я и прыгнула, заставляя тело перелететь через немыслимо широкое пространство. Я лишь чуть-чуть не долетела до большой сухой кочки, где стоял Альбатрос. Ноги погрузились в мягкую грязь, а туловище лежало на траве. Я крепко ухватилась за стебли, чувствуя, как трясина охватила мои ноги и тянет вниз. Джонни издавал дрожащие всхлипы, рассказывая мне горестную историю о том, что мир внезапно изменился, в нем все плохо и я срочно нужна ему, чтобы все исправить, и, пожалуйста, немедленно! Лицо у меня исказилось от неимоверных усилий, руки цеплялись за мокрые листья, тянули и, наконец, трясина издала неприятный чавкающий звук и отпустила меня. Я отползла от края кочки и встала на ноги рядом с Альбатросом. Свет почти померк, я едва могла разглядеть перед собой его лицо.
— Подними руки, — прошептал он. Я уже не видела его лица, но по голосу поняла, что ему очень больно. — Прими на себя его вес. Ненадолго. Отдых. Рукам.
Я встала позади него и снизу уперлась в безвольно обвисшее тело Брана. Потом Альбатрос попытался опустить руки, которые он все это время держал над головой, чтобы нести друга на плечах, но они затекли так сильно, что он вообще не мог ими двигать. Он с трудом подавил стон и медленно опустил перевязанные ладони. Теперь, когда мы стояли неподвижно, Джонни решил, что кто-нибудь наверняка скоро отреагирует на его жалобы, и закричал громче и настойчивее.
Альбатрос пошатнулся, потом снова обрел равновесие. Я ничем не могла помочь ему, пытаясь изо всех сил поддерживать Брана, чтобы он не упал. Нам ни за что не удалось бы поднять его снова, поскольку от любого неверного движения он бы скатился с этого крохотного участка сухой земли в бездонную трясину.
— Мы не можем идти дальше, да? — спросила я напрямик.
— Идти вперед. — Альбатрос пытался сгибать пальцы и шипел от боли. Попробовал согнуть руки в локтях и застонал. — Идти вперед… нет выбора. Как иначе?
— Мы не видим дороги. И ты же не можешь держать его бесконечно!
— Мы не можем стоять. Люди. Факелы. Идем… на другую сторону.
Но было темно, и мы не могли идти вперед.
— Наверное, тебе стоит опустить его вниз. — Сердце у меня обливалось кровью, но я заставила себя произнести эти слова, пусть это и значило признать, что мы проиграли. Идти вперед не имело смысла. Если Альбатрос потеряет сознание, а это с каждой минутой казалось мне все более вероятным, оба они умрут. И то же самое случится с Джонни и со мной. Без Альбатроса мы не сможем двигаться ни вперед, ни назад.
— Нельзя опускать. Никогда… не поднимем.
— Ладно. Дай я немного подумаю. Может, выход все же есть.
— Люди… факелы, — повторил Альбатрос, и теперь я едва слышала его шепот.
— Они не станут преследовать нас по болоту в темноте. — Эамон же сказал только: «Мы зажжем факелы» и «Мы будем стрелять». Ничего о погоне!!! — Или станут?
— Прислушайся, — ответил Альбатрос. И теперь, между всхлипами Джонни, странным бульканьем трясины, пронзительным кваканьем лягушек и бесконечным жужжанье насекомых я услышала голоса, довольно далекие, но постепенно приближающиеся. Оглянувшись назад, в темноту, я увидела огни, медленно движущиеся к нам по угольно-черной поверхности болота.
— Опусти его, — устало произнесла я. — Мы не можем двигаться дальше.
По крайней мере, раз уж предстоит умереть, я в последние минуты буду обнимать их обоих — Джонни и его отца. А рядом будет лучший в мире друг. Вокруг снова зазвучал зловещий вызов тихому бормотанию ночи — загробный, леденящий душу вой…
—…Сильный, — прошептал Альбатрос. — Я сильный. Стою. Понесу. — И он снова развел руки в стороны и согнул локти, чтобы удержать тело Брана. Джонни за моей спиной внезапно затих.