Сын ведьмы. Дилогия
Шрифт:
Предъявить экипажу потерпевшей крушение рыбацкой шхуны властям Хоккайдо нечего. Но и отпускать восвояси просто так – преждевременно. Надо бы посмотреть, кто выйдет на контакт с потеряшками. Может, вскроется вражеская разведывательная сеть в стране. И за неопытным командиром боевой группы любопытно понаблюдать. В то, что русские – простые контрабандисты (уж на рыбаков точно не тянут), Сугинобо не верилось. Майор решил поселить «рыбачков» в доме штатного переводчика. Оно Юраку всё детство прожил на Сахалине, тогда ещё полностью русском. По службе замечаний не имеет, человек толковый. В прошлом месяце купил дом в центре
Сугинобо повернул в переулочек, ведущий к дому Оно Юраку, долговязая тень с мостовой исчезла. Призрака, кравшегося по пятам, Сугинобо дальше отслеживал по удивлённым лицам встречных прохожих.
Контроль в городе будет полезен, но надо бы не ограничиваться дежурными запросами о «морячках», а послать верного человека в порт приписки русской шхуны – пусть на месте соберёт любую информацию о пришельцах. Уж больно необычный повстречался враг. С подобным уникумом Сугинобо Мицумото ещё не сталкивался за всю свою долгую карьеру в разведке. Ох, не простой казачок попался, не простой…
Глава 2. Вакканай. Разборки в порту
Оно Юраку был не в восторге от навязанных квартирантов. Однако с начальством не поспоришь, пришлось приютить четверых русских в свободной комнате. Жены молодой переводчик ещё не имел, только присматривался к кандидаткам. Оно Юраку не чистокровный японец, в роду больше намешано крови коренного народа северных островов, айнов. Детство провёл на Сахалине, среди русских охотников. Лишь когда южная часть острова отошла к Японии, отец отправил грамотного парня в Вакканай. Тут и пригодилось его знание двух языков. Правда, писать иероглифами Оно не умел, зато хорошо читал русские тексты и озвучивал их на японском, а уж местные грамотеи ловко черкали перьями на бумаге вычурные закорючки. По – русски Оно писал, однако перо и чернильница плохо сочетались с крупными грубыми руками охотника – привередливым узкоглазым каллиграфам его каракули не нравились. Сам Оно Юраку обличием походил больше на европейца: разрез глаз довольно широкий, нос картошкой, борода лопатой, как у заправского русского мужика. Разве что, глаза казались чуть с прищуром, и кожа с желтоватым оттенком – коренной народ северных островов, айны, давно перемешался с пришлыми азиатами.
Чужестранцам хозяин понравился – хоть одно нормальное лицо встретили посреди моря желтокожих чужих рож. И говор у парня был среднерусский, очень родной.
– Только имя у тебя, парень, какое-то… безликое – Оно, – заявил прямо в глаза хозяину наглый квартирант, Андрей. – Давай мы тебя перекрестим в Юрку.
– Я Юраку, – насупился бородатый мужик.
– Не-е, давай без лишнего «а» в серёдке, – настаивал Андрюха – анархист. – Просто – Юрка.
– Зовите, как удобно, лишь бы плату за комнату в срок платили, – махнул рукой на нахальных квартирантов хозяин.
– Так ты, Юрка, помог бы нам на работу устроиться, – предложил Фёдор. – Мы с первой зарплаты долг вернём.
– Я вам в поводыри не нанимался. Не заплатите через неделю – вытолкаю взашей на улицу, – твёрдо пообещал мрачный владелец дома.
– Вот бестолковый, как же мы в порту будем без переводчика договариваться? – всплеснул руками Андрей.
– Вам мешки не языком таскать, – отмахнулся обиженный Юрка и кивнул головой в сторону окна. – Вон, битюга здорового пахать заставьте. Что он попусту камнями во дворе балует?
– Алексей завсегда по утрам атлетической гимнастикой упражняется, – уважительно объяснил тёмному мужику Фёдор.
– Вот пусть в порту и поупражняется – грузчики без слов поймут.
– А как об оплате труда сторговаться? – постучал костяшками пальцев по лбу Андрей.
– По труду и зарплата будет, – недовольно проворчал наречённый Юрка.
– Так ведь обманут узкоглазые, – всплеснул руками Андрюха, в совестливых эксплуататоров анархист не верил.
– Так и со знанием японского языка обманут, – мстительно рассмеялся довольный Юрка. – Харчи, что вчера господин Сугинобо дал, вы все в раз проели, а на мой каравай, дружок, роток не разевай.
– Скупердяй твой господин – контрик, – зло прошипел Андрюха, – мог бы в кредит чуток деньжат отвалить, ведь целый мешок у нас увёл.
– Отставить шкурные разговорчики! – пресёк смуту вернувшийся с утренней разминки Алексей. – Грех проживать на воровские деньги. Сами на жизнь заработаем. Айда в порт!
– Веди, атаман, – тяжело поднялся с циновки на полу Артём. Мебели в комнате никакой, сидели прямо на полу. Пожилому каторжанину трудно привыкнуть к японским традициям, всё тело ломило, будто суставы палачи выкручивали. Жаркий влажный климат тоже здоровью не способствовал, шахтёра всё чаще стал одолевать чахоточный кашель.
– Артём, может, останешься? – сочувственно предложил Алексей.
– И так уж все бока отлежал, – протестующе замотал головой большевик. – С вами разомнусь на пирсе. Силы ещё во мне на двух Андрюх хватит.
– Не спорю, – не обиделся бывший интеллигент. – Зато я в арифметике силён, особенно в финансах. Вот вы, пролетарии, знаете, какие деньги здесь ходят в обороте?
– Про серебряные иены слыхали, – пожал плечами Фёдор.
– Закатай губу. Серебряную монету тебе в порту за день не заработать, – развеял розовую мечту финансист. – Наши заработки сегодня будут исчисляться ринами и сенами.
– И почём такая мелочь на местном рынке? – скорчил кислую физиономию Фёдор.
– Десять рин равны одному сену. Сто сен – одна иена, – просветил знаток.
– Я хотел знать, сколько жратвы на них купить можно на рынке, – уточнил пролетарий.
– Это, смотря как сторговаться, – намекнул на своё искусство бывший интендант пехотной роты. О тонкостях финансовой профессии Андрей мог говорить часами.
– Эскадрон, по коням! – поднял за шиворот «финансового воротилу» атаман шайки беглых каторжан. Со стороны порта послышался протяжный гудок парохода. – Слышите – труба в бой зовёт.
– Опять каторга, – проворчал щупленький анархист. Не любил Андрюха физический труд, оратор из него был лучше, чем грузчик.
Как только русские покинули дом, переводчик поспешил на доклад к начальнику. Сугинобо требовал подробного ежедневного отчёта. Квартиранты не стеснялись бородатого Юрку, говорили при нём откровенно. Упоминание о каторге должно быть майору интересным.
Вслед за четвёркой гостей дома Юраку, таясь в тени домов, побрёл неприметный бродяга в островерхой соломенной шляпе, надвинутой до глаз.