Сын
Шрифт:
Зик , - говорю я тихо. Некоторые смотрят на меня, словно ругают за вторжение, но никто ничего не говорит.
Эй!
– отвечает он.
– Я рад, что ты пришел, я умираю от скуки… а что случилось?”
Он переводит взгляд с моего лица на кулак, все еще сжимающий кусок бумаги. Я не знаю как объяснить, поэтому и не пытаюсь
Мне нужно посмотреть запись коридора рядом с моей квартирой, - говорю я.
– За последние четыре часа или около того. Ты можешь помочь?
Зачем?
– Говорит Зик.
– Что случилось?
Кто-то был у меня дома, - говорю я.
– Я хочу знать кто это был.
Он
Слушай, я не могу этого сделать, нам даже не позволяется останавливаться на чем-либо, пока мы не увидим что-нибудь странное, здесь все чередуется.
…
Ты должен мне, помнишь?
– говорю я.
– Я бы не просил, если бы это не было важно.
Да, я знаю.
– Зик снова оглядывается, затем закрывает диалоговое окно, открытое ранее, и открывает еще одно. Я смотрю на код, который он вводит, чтобы найти верную запись, и с удивлением обнаруживаю, что я частично понимаю его, всего после одного дня обучения. На мониторе появляется картинка одного из коридоров Бесстрашия недалеко от кафетерия. Он щелкает по нему, и эту картинку заменяет другая , на этот раз внутри кафетерия; следующая показывает тату-салон, потом госпиталь.
Он продолжает просматривать территорию Бесстрашия, а я наблюдаю за мелькающими картинками, которые показывают мимолетные кадры обычной жизни бесстрашных: люди теребят пирсинг , пока стоят в очереди за новой одеждой, люди тренируют удары в спортзале. На мгновение я вижу Макса в месте, которое напоминает его офис, сидящим в кресле, женщину, сидящую напротив. Женщину со светлыми волосами, убранными назад и собранными в тугой узел. Я кладу руку на плечо Зика.
Подожди.
– Клочок бумаги в моей ладони уже кажется менее важным.
– Вернись назад.
Он возвращается, и я убеждаюсь в том, что и подозревал: Джанин Метьюз в офисе Макса, с папкой на коленях. Одежда идеально отглажена, осанка прямая. Я снимаю наушники с головы Зика , и он хмурится, но это меня не останавливает.
Голоса Макса и Джанин очень тихие, но тем не менее я их слышу.
Я сократил количество до шести, - говорит Макс.
– Я бы сказал, что это очень неплохо для.. второго дня?
Это неэффективно, - отвечает Джанин.
– У нас уже есть кандидат. Я ручаюсь за него. Таков был план.
Вы никогда не спрашивали меня о том, что я думаю об этом плане, и это моя фракция, - произносит Макс напряженно.
– Он мне не нравится, и я не хочу проводить целые дни, работая с тем, кто мне не по нраву. Поэтому вы должны будете позволить мне по крайней мере попробовать найти кого-то, кто соответствует критериям…
Хорошо, - Джанин встает, прижимая папку к животу.
– Но когда у вас ничего не получится, я жду, что вы это признаете. У меня нет терпения для гордости бесстрашных.
Да, потому что Эрудиция - образец смирения, - неприятным тоном произносит Макс.
Эй, - сердито шепчет Зик , - мой куратор смотрит. Отдай мне наушники.
Он срывает их с моей головы, и в это время они зацепляются за мои уши, обдирая их.
Ты должен убраться отсюда, или я потеряю свою работу, - говорит Зик.
Он выглядит серьезным и обеспокоенным. Я не возражаю, хотя я и не выяснил то, что мне нужно было узнать - в любом случае, я сам виноват, что отвлекся. Я выскальзываю из диспетчерской, мысли скачут, одна половина меня все еще напугана тем, что мой отец был в моей квартире, что он хочет увидеться со мной наедине на безлюдной улице посреди ночи, а другая часть сбита с толку тем, что я только что услышал. У нас уже есть кандидат. Я за него ручаюсь. Должно быть речь шла о кандидате в руководство Бесстрашия.
Но почему Джанин Метьюс озабочена тем, кто будет назначен следующим лидером бесстрашных?
Я не замечаю, как возвращаюсь в квартиру, потом сажусь на край кровати и пристально смотрю на противоположную стену. Я продолжаю по отдельности обдумывать все, и мысли мои одинаково безумны… Почему Маркус хочет встретиться со мной? Почему Эрудиция так сильно вовлечена в политику Бесстрашия? Маркус хочет убить меня без свидетелей, или предупредить меня о чем-то, или угрожать мне? Кто тот кандидат, о котором они говорили?
Я сдавливаю запястьями лоб и стараюсь успокоиться, хотя ощущаю каждую беспокоящую мысль словно иголку в затылке. Сейчас я ничего не могу поделать с Максом и Джанин. Сейчас нужно решить, иду ли я на встречу сегодня ночью.
В день, который ты больше всего ненавидел. Я никогда не думал, что Маркус вообще замечал меня, замечал то, что мне нравилось или то, что я ненавидел. Казалось, что он видел во мне неудобство, раздражителя. Но разве я не выяснил несколько недель назад, что ему было известно, что симуляция на меня не подействовала бы, и он постарался помочь мне избежать опасности? Может быть, несмотря на все ужасные вещи, которые он сделал или сказал мне, часть его продолжает быть моим отцом? И, может быть, именно эта часть его приглашает меня на эту встречу, и он старается показать мне, что он меня знает, что он знает, что именно я ненавижу, что люблю, чего боюсь.
Я не знаю, почему эта мысль наполняет меня надеждой, хотя я его так долго ненавидел. Но, может быть, так же как часть его продолжает быть моим отцом, часть меня остается его сыном.
Когда я покидаю территорию Бесстрашия в 1.30 ночи, от нагретых солнцем тротуаров все еще исходит тепло. Я ощущаю его кончиками пальцев. Луна скрыта за облаками, поэтому на улице темнее, чем обычно, но я не боюсь ни темноты, ни улиц, ни чего бы то ни было другого. Это единственная вещь, которой может научить группа новобранцев Бесстрашия.
Я вдыхаю запах теплого асфальта и начинаю неторопливо бежать, ударяя кроссовками по земле.
Улицы, окружающие сектор Бесстрашия, пусты; моя фракция живет сбившись в кучу, как стая спящих собак. Именно поэтому, как я понимаю, Макс так озабочен тем, что я живу один. Если я истинно бесстрашный, не должен ли я хотеть, чтобы моя жизнь как можно больше пересекалась с остальными, не должен ли искать пути соединиться с фракцией до тех пор, пока я не стану её неотъемлемой частью?
Я рассуждаю об этом, пока бегу. Может быть, он прав. Может быть, я недостаточно стараюсь ассимилироваться, может быть, я подталкиваю себя недостаточно сильно. Я двигаюсь в размеренном темпе, бросая взгляды на таблички с названиями улиц, чтобы отслеживать, где я нахожусь. Я знаю, что достиг кольца зданий, которые заняты афракционерами , потому что вижу, как их тени передвигаются позади темных завешанных окон. Я бегу под железной дорогой, деревянные заграждения которой простираются далеко вперед и сворачивают от улицы.