Сыновья Ананси (Дети Ананси) (Другой перевод)
Шрифт:
А гриф и ворон обглодают мои кости, подумал Паук.
Незнакомец сделал еще один шаг в направлении Паука, и тот решил, что сейчас как раз пора бросить первый камень. У него был меткий глаз и твердая рука, и камень попал туда, куда должен был попасть: в правую руку незнакомца; незнакомец выронил ягненка.
Следующий камень попал незнакомцу в висок – Паук целился в точку между слишком широко посаженных глаз, но человек увернулся.
Незнакомец побежал, бежал он широкими скачками, и хвост, вытянувшись, летел позади него. Иногда во время бега он выглядел
Едва он исчез из вида, Паук подошел к тому месту, где стоял незнакомец, чтобы подобрать ягненка. Когда Паук приблизился, тот шевелился, и на мгновение Пауку показалось, что ягненок еще жив. Но тут он увидел, что мясо усеяно опарышами. Оно воняло, и трупное зловоние помогло Пауку на время забыть о голоде.
Стараясь держать от себя подальше, он подтащил ягненка к обрыву и сбросил в море. Потом омыл в реке руки.
Он не знал, как долго здесь находился. Время здесь растягивалось и сжималось. Солнце низко висело над горизонтом.
Когда солнце сядет, а луна еще не взойдет, подумал Паук. Тогда вернется зверь.
Неумолимо жизнерадостный представитель полицейских сил Сент-Эндрюса сидел в дирекции отеля с Дейзи и Толстяком Чарли и слушал все, что они рассказывали, с тихой, но равнодушной улыбкой. И время от времени поглаживал пальцем усы.
Они рассказали офицеру полиции, что человек, уклоняющийся от правосудия и именуемый Грэмом Коутсом, подсел к ним, когда они ужинали, и угрожал Дейзи пистолетом. Правда, пистолет, были вынуждены они признать, никто, кроме Дейзи, не видел. Толстяк Чарли рассказал офицеру о ранее произошедшем инциденте с черным «мерседесом» и велосипедом, и нет, Толстяк Чарли не видел, кто был за рулем. Но он знал, откуда выехал автомобиль. Еще он рассказал про дом на горе.
Тот снова задумчиво пощупал тронутые сединой усы.
– Действительно, есть такой дом. Однако этот дом принадлежит не вашему Коутсу. Отнюдь. Вы говорите о доме Бэзила Финнегана, весьма уважаемого человека. Уже много лет мистер Финнеган выказывает большой интерес к правопорядку. Он жертвует школам, но что более важно, он сделал большой взнос на строительство нового полицейского участка.
– Он воткнул дуло пистолета мне в живот, – настаивала Дейзи. – И сказал, что если мы не пойдем с ним, будет стрелять.
– Если это был мистер Финнеган, дамочка, – сказал полицейский офицер, – я уверен, этому найдется очень простое объяснение. – Он достал из портфеля пухлую кипу бумаг. – Вот что я вам скажу. Подумайте о том, что произошло. Переспите с этим. Если наутро вы все еще будете уверены в том, что вам это не привиделось, заполните эту форму и оставьте все три экземпляра в участке. Вам нужно спросить новый полицейский участок, за центральной площадью. Любой укажет дорогу.
Он пожал обоим руки и пошел по своим делам.
– Надо было тебе сказать ему, что ты тоже коп, – сказал Толстяк Чарли. – Может, тогда он воспринял бы тебя более серьезно.
– Не думаю, что это бы помогло, – сказала она. – Всякий, кто называет тебя «дамочкой», заведомо исключил тебя из списка людей, к которым стоит прислушаться.
Они вышли в вестибюль отеля, к стойке
– Куда она отправилась? – спросил Толстяк Чарли.
– Тетя Келлиэнн? – переспросил Бенджамин Хигглер. – Она ждет вас в конференц-зале.
– Вот, – сказала Рози. – Я знала, что сделаю это, если раскачаюсь.
– Он тебя убьет.
– Он в любом случае нас убьет.
– Это не сработает.
– Мам, у тебя есть идея получше?
– Он тебя заметит.
– Мам, перестань видеть все в черном свете. Если у тебя есть другие предложения, скажи. Если нет, не утруждайся. Окей?
Молчание.
Затем:
– Я могла бы показать ему задницу.
– Что?!
– Ты слышала.
– Э-э-э… Вместо чего?
– Если это нужно.
Молчание.
– Ну, это не повредит, – наконец сказала Рози.
– Здрасте, миссис Хигглер, – сказал Толстяк Чарли. – Отдайте перо.
– А с чего ты взял, что перо у меня? – спросила она, скрестив руки на безмерной груди.
– Так сказала миссис Данвидди.
Миссис Хигглер была удивлена, впервые на его памяти.
– Луэлла сказала, что я взяла перо?
– Она сказала, что перо у вас.
– У меня оно было в целости и сохранности. – Миссис Хигглер показала кофейной кружкой на Дейзи. – Ты ведь не думаешь, что я буду говорить при ней? Я ее не знаю.
– Это Дейзи. Ей вы можете сказать все, что могли бы сказать мне.
– Невеста твоя, – сказала миссис Хигглер. – Я слышала.
У Толстяка Чарли зарделись щеки.
– Она не… Мы, в общем, нет. Мне нужно было что-то придумать, чтобы увести ее от человека с пистолетом. Это показалось самым простым.
Миссис Хигглер посмотрела на него. В глазах искрились огоньки.
– Я знаю, – сказала она. – Когда ты пел. Перед публикой.
Она покачала головой – так качают головой старики, поражаясь тому, как глупа нынче молодежь. Потом открыла черную сумочку, достала конверт и передала Толстяку Чарли.
– Я обещала Луэлле его сохранить.
Толстяк Чарли достал перо из конверта, еще измятое после того ночного бдения.
– Окей, – сказал он. – Перо. Отлично. А теперь, – сказал он миссис Хигглер, – что именно мне с ним делать?
– Ты не знаешь?
Когда Толстяк Чарли был маленьким, мама ему говорила, что нужно сосчитать до десяти, когда ты теряешь терпение. Он посчитал, молча и неторопливо, до десяти, и только тогда вышел из себя.
– Конечно я не знаю, что с ним делать, глупая ты старуха! За последние две недели меня арестовали, я потерял невесту и работу, я видел, как моего полувоображаемого брата пожирает стена из птиц на площади Пикадилли, я мотался туда-сюда над Атланикой, как лунатический шарик для пинг-понга, а сегодня встал перед публикой и я, я пел, потому что мой сумасшедший бывший босс направил ствол в живот девушке, с которой я ужинал. И все это я делаю, чтобы разобраться с беспорядком, в который превратилась моя жизнь после того, как ты рассказала мне о брате! Так что нет. Нет, я не знаю, что делать с этим чертовым пером. Сжечь? Отбить и съесть? Свить гнездо? Выброситься с ним из окна?