Сыновья человека с каменным сердцем
Шрифт:
Но у солдат, как видно, было веселое настроение, и они, не обращая внимания на разгневанную старуху, стали приставать к ее спутнице. Один из кирасиров приметил красивую девушку.
– Пойдемте в дом, потанцуем!
Госпожа Барадлаи шепнула Эдит:
– Мы пропали.
– Мы-то что! – так же шепотом ответила Эдит. – Надо спасать Рихарда!
Она подумала про себя: кирасирским полком командует Отто Палвиц. Именно ему поручено тайно наблюдать за действием гусар. Дождь перестал, скоро рассвет, и кирасиры обнаружат исчезновение гусарского отряда. Они бросятся в погоню.
Внезапно Эдит с силой оттолкнула от себя пристававшего к ней солдата, который взяв ее за рукав, тянул в сторону корчмы, и, сбросив с себя плетеную корзину, повелительным тоном обратилась к сержанту:
– Господин сержант! Доложите о нас полковнику. Где полковник Отто Палвиц? Мы посланы к нему. Передайте: мы пришли от Бригитты.
– Что ты делаешь? – ужаснулась госпожа Барад» лай.
– Положитесь на меня. Или пан, или пропал.
– Narrische Kredl! – пробормотала себе под нос фрау Баби, у которой от страха испарилась вся ее прославленная бодрость духа. – Эта девчонка всех нас погубит.
Сержант в ту же минуту отогнал от женщин солдат и, подозвав патруль, с обнаженной саблей в руке проводил женщин в соседний домик. В прихожей он оставил их на минуту одних, а сам пошел доложить о задержанных полковнику.
Спустя несколько минут сержант снова появился на пороге:
– Пришедшие от Бригитты, входите.
В комнате женщины увидели офицера. Это был высокий, крепкого телосложения мужчина, с решительным лицом, которому необычайно длинный нос придавал мрачное выражение. Глубоко сидящие глаза смотрели на вошедших подозрительно, а уголки губ кривились в усмешке.
Сначала он долго и пристально разглядывал женщин и, лишь закончив этот осмотр, спросил:
– Кого вы ищете?
Эдит поспешила ответить:
– Полковника Палвица.
– Палвиц только подполковник, – заметил, глядя на нее, офицер.
– Вчера вечером вас произвели в полковники.
Эта фраза смягчила суровое выражение лица офицера. Его подозрительность заметно таяла.
– Откуда идете?
– Из Иерихона.
– Кто послал?
– Рагаб.
– К кому?
– К Иисусу Навину.
Офицер одобрительно закивал. Ответы девушки совпадали с тем, которые баронесса Планкенхорст заставила выучить наизусть сестру Ремигию, чтобы ее пропустили в лагерь осаждающих-. Эдит запомнила их тогда, хотя делала вид, будто захмелела и уснула.
– Что вам велено передать?
– Гибеон договорился с Эмореушом.
– Понятно! Войдут или уйдут?
– Войдут.
– Хорошо. Я буду там.
И Отто Палвиц тут же отдал распоряжение находившемуся в соседней комнате адъютанту построить полк. Когда тот вышел, полковник тоже поднялся из-за стола и направился к двери, предварительно пригласив дам присесть и дождаться его возвращения.
– Что значит весь этот разговор? Что ты ему сказала? – едва слышно спросила госпожа Барадлаи, когда они остались одни.
– Иерихон – это Вена, Рагаб ~ мать-игуменья, Иисус Навин – генерал, Гибеон и Эмореуш – гусары и студенческий легион.
– Ты выдала их?
– Тсс! Они давно уже следят за ними. Им неизвестно только одно – чего хочет
Госпожа Барадлаи все еще не понимала, что произошло. Руки и ноги у нее онемели от ужаса.
Отто Палвиц вернулся. С Эдит разговаривать было уже нельзя.
– Милостивые государыни, мы трогаемся, – объявил он торжественно.
Женщины тоже взялись за свои корзины.
– Какой ответ я должна передать? – спросила Эдит.
– Я приветствую Рагаба. Жду Гибеона у городских ворот.
С этими словами он простился с женщинами и дал им в провожатые двух пеших солдат. Те следовали за ними на почтительном расстоянии; к фрау Баби был приставлен третий солдат, который предупредил ее, что, если она хоть раз оглянется, он поступит с ней так же, как господь бог – с супругой Лота. [55]
55
По библейскому преданию, Лоту и его семье было разрешено уйти из Содома с условием, что они ни разу не оглянутся. Жена его все же не выдержала и оглянулась назад, за что бог превратил ее в соляной столб.
Наконец трое сопровождающих отстали от них неподалеку от Лерхенфельдских городских ворот.
Когда женщины остановились у покинутой баррикады, чтобы немного передохнуть, и опустили свои ноши на груду камней, госпожа Барадлаи спросила у Эдит:
– Что же теперь будет?
– Теперь кирасиры Палвица станут охранять до утра дорогу, ведущую к Вене, по которой, как они думают, пойдет отряд Рихарда. Когда же они поймут, что их обманули, Рихард уже окажется в четырех часах езды от них, и его нелегко будет догнать.
– Умница! – воскликнула мать Рихарда, обнимая Эдит. – Так же твердо, как я верю в то, что есть бог на небе, так я верю и в то, что наступит время, когда в ео» ротах дома Барадлаи я первая встречу тебя, выходящей из кареты. Но как далек еще этот день!
– Пора идти, госпожа.
– Почему ты не говоришь мне «мама»?
– Нет, нет. Я суеверна. По-моему, тот, кто радуется, когда надо печалиться, совершает такой же грех, как тот, кто смеется в церкви. Пусть не будет мне радости до заветного дня! Кто знает, быть может, в ту минуту, когда я назову вас «мама», вы перестанете быть мне матерью, а я – невестой вашего сына. Нет, лучше уж я останусь суеверной. Проводите меня, пожалуйста, до монастыря.
Они довели Эдит до монастырских ворот, и фрау Баби засунула ее платье и корзину в свою большую кадушку; когда девушку впустили, обе женщины поспешили в город.
Возвратившуюся Эдит встретили в трапезной криками ужаса и изумления.
Ночью в монастыре никто не сомкнул глаз; когда сестра Ремигия одна вернулась из города и не могла объяснить, куда девалась Эдит и почему открыта вторая дверца кареты, – все были потрясены.
К тому же боязнь огласки не позволяла начать поиски.
Эдит появилась только утром. Монашенки засыпали ее вопросами: где она была, где пропадала?