Сыновья человека с каменным сердцем
Шрифт:
– А зачем тебе, старому, грамота? – продолжал допытываться капитан.
Господин Пал расстегнул воротник и жестко сказал:
– Легко мог бы ответить вам на этот вопрос неправду, если бы врать хотел: хочу, мол, заделаться на старости лет сержантом, потому и учусь. Но я этого не скажу. А скажу я вам, сударь, вот что: для того я хочу грамоту уразуметь, чтобы знать, что творится у нас там, дома.
– Значит, ты тоже читаешь эти газеты? Откуда вы их берете?
– Давайте, сударь, отложим этот разговор. Я к вам с рапортом. Две женщины хотят переговорить с господином капитаном.
– Женщины? Как они сюда попали? Откуда пришли?
– Из города.
– В почему их пропустил сторожевой пост?
– Они пароль назвали.
– Снова враки. Я только что назначил новый пароль, и никому в городе он не известен. Его при всем желании не успели бы выдать.
Старый служака с угрюмым упрямством признался:
– Они Другой пароль знают…
– Другой? Какой еще может быть здесь пароль, кроме моего? Да тут целый заговор! Ну, подожди, я расправлюсь с вами. Расстрелять обеих лазутчиц и немедля!
Рихард в ярости швырнул саблю об пол. А господин Пал взглянул на него незлобливо и снисходительно, как добродушный дедушка на своего упрямого и капризного внука, и сказал:
– Одна из женщин – мать господина капитана.
Теперь старый денщик получил полное удовлетворение: он видел, как с разъяренного капитана точно рукой сняло гнев и он окаменел от изумления. Глаза молодого офицера расширились, рот остался полуоткрытым, рука, только что отшвырнувшая саблю застыла в воздухе.
Рихарду чудилось, что он видит сон: старый слуга отворил дверь, и из темноты в комнату вошла высокая женщина со спокойным, внушающим чувство глубокого уважения и даже благоговения лицом, а вслед за ней – другая, в чьем взгляде сияла наивно-чистая детская душа и ангельская любовь. Обе женщины были в простом дорожном платье, забрызганном грязью; они промокли и едва держались на ногах от усталости.
То, о чем несколько минут назад Рихард читал в про» клятых пештских газетах, те россказни, в которые он не верил, тот невероятный кошмар – все это теперь предстало перед ним в ином свете. Эти две женщины принадлежали к числу тех, кого кровожадные дикие орды с факелами и топорами в руках преследуют темными ночами, на чьих глазах убивают мужей, братьев и сыновей; переодевшись в бедную одежду, эти женщины чудом спасаются от расправы и пешком, по колено в грязи, в дождь и слякоть бегут из своих горящих домов, чтобы, представ в устрашающем и зовущем к мщению виде перед лицом венгерских патриотов, призвать их к смертельной борьбе. До сих пор эти люди были для Рихарда загадкой, он с ними еще не сталкивался.
И вот они стояли сейчас перед ним.
Он молча бросился к матери, обнял ее и принялся целовать лицо, руки. Как промокла ее одежда! Как холодны ее щеки, какие у нее ледяные пальцы! Он ни о чем не спрашивал.
На Эдит Рихард взглянул лишь украдкой. Он словно боялся обмануться и еще не верил, что это и в самом деле она. Может быть, то какая-нибудь другая девушка, только очень похожая на его Эдит? Ведь невероятно и совершенно немыслимо, чтобы его невеста оказалась здесь в эту минуту! Он не решался спросить, кто эта девушка.
Все молчали; лишь тихий, сдавленный стон, похожий на рыданье, прозвучал в глубокой тишине. Этот стоп сказал больше, чем можно было бы выразить словами.
Когда Рихард увидел мать и обнял ее, он вдруг почувствовал в сердце невыносимую боль; не в силах совладеть с собою, он отвернул лицо и снова увидел на столе газеты, что будили людей, как набат. Рихард с горечью прошептал:
– Так, значит, все это правда?
Мать взглянула на газеты.
– Тут лишь тысячная доля правды! – сказала она. – Клянусь в том любовью к тебе, которая вечно живет в моем сердце.
– Не клянись, мама! То, что ты здесь, – для меня большее доказательство, чем все клятвы. – И он ударил кулаком по столу. – Больше мной не будет командовать никто – ни бог, ни люди. Одна ты, мама, можешь мне приказывать! Скажи, что я должен делать?
При этих словах госпожа Барадлаи взяла за руку. Эдит и подвела ее к Рихарду.
– Гляди, вот она подсказала мне, что я должна от тебя требовать. Час тому назад я сама не знала этого.
– Эдит! – удивленно прошептал Рихард, беря протянутую к нему маленькую ручку, мокрую от дождя.
Да, то была ее рука, рука Эдит; и лицо тоже было лицом Эдит. Но как это могло быть? Какой еще сюрприз ожидал его? Еще немного, и он сойдет с ума.
– Сын мой, настали времена, когда люди меняются! – проговорила его мать. – Все мы стали другими. Каждый камень чувствует ныне боль. Темные силы хотят уничтожить всех, кто поднял оружие за свободу. Но у леса ощетинившихся штыков есть мать: ее зовут Родина. Однако эта наша общая мать – нема, она не может кричать. И это знают наши враги. Они знают, что ее можно бичевать, истязать, кромсать на части, а она даже не в силах позвать: сын мой, помоги! Но враг не подумал о том, что у каждого воина дома тоже есть мать; и если двести тысяч матерей закричат разом, то этот призыв услышат их дети! И мы закричали! Все – и матери простолюдинов, и такие, как я, сын мой! Каждая обратилась к своему сыну. И сыновья услышали наш голос. Это был могучий зов. Матери звали своих детей вернуться на родину. И они вернулись. Только ты не услышал призыва.
– Я слышу его сейчас, мама. Каждое твое слово слышу.
– Гляди, вот стоит девушка. Она послушница монастыря. Она услыхала, что враги решили убить ее возлюбленного. Она проникла в их коварные сатанинские замыслы. Что б ты ни выбрал, ты осужден ими на гибель. Уже отдан приказ схватить тебя и другой приказ – выстрелить тебе в спину. Эта девушка не раздумывала, что ей делать. Она не стала плакать, отчаиваться. Она поступила так, как нужно: убежала от своих стражей; ночью, темной, страшной ночью промчалась через весь город, разыскала мать любимого ею человека, бросилась к ее ногам и сказала: «Госпожа! Вашему сыну грозит смерть, ужасная, страшная смерть! Спешите! Найдите его! Не допустите его позорной гибели!»
– Эдит! – нежно произнес Рихард, прижимая холодную руку девушки к своему лбу.
– Я приняла решение, сын мой!
– Говори, мама.
– Бывают такие минуты, когда матери сами посылают в бой своих сыновей, и если те погибают, то матери не оплакивают их: хотя они и проливают слезы, но это сладостные, гордые слезы.
– Что я должен делать?
– Спроси у своих солдат. Пароль, который помог нам пройти через твои сторожевые посты, звучит так: «Скачи домой!» Если ты изберешь эти слова своим девизом, то поймешь, куда ты должен направить свой путь. Доскачешь ли ты до цели? Это зависит от твоего меча и от бога!