Сыны Солнца
Шрифт:
— Я всегда с ним, так как душа моя неотступно следует за каждым его шагом.
Спокойствие матери показалось непонятным народу, у которого кровь стыла в жилах от ужаса. Изгнанный ими из селения избранник богов оказался пленником груандисов — этих людей-зверей, питавшихся человеческим мясом, когда у них ощущался недостаток дичи. Яваны почувствовали себя виновниками его гибели и каждый обвинял себя в сообщничестве. Даже Медвежья Лапа и тот открыто раскаялся и торжественно поклялся принести в жертву богам сустав своей левой руки, чтобы искупить свой грех.
А дурные вести, как из рога изобилия, продолжали сыпаться на яванов. Однажды ночью они были разбужены доносившимися откуда-то издалека дикими воплями. Выйдя из пещер, они увидели на западе, на вершинах гор, пылающие костры; оттуда-то и неслись вопли. Лишь наутро хватились, что рабы ночью бежали из пещер, повинуясь подаваемым их соплеменниками с горных вершин сигналам.
Вслед за этим, в долине Везера появились беспорядочные толпы яванов, шедших с севера, юга и запада. Несмотря на то, что они не знали друг друга и были самого различного происхождения, все они одинаково объясняли причину своего бегства. Туда далеко-далеко могучим потоком хлынули разные народы; все это были совершенно незнакомые им расы, говорящие на непонятных языках, целые полчища голодных людей, устремившиеся в страны, изобиловавшие мясом и наводнившие, таким образом, охотничьи области яванов.
Тогда-то племя с Везера поняло весь ужас своего преступления.
Все рушилось вокруг него. Опасность угрожала не только могуществу Сынов Солнца, но самому их существованию. А они, безумцы, собственными руками обрекли на гибель того, кого боги посвятили в тайну метать стрелы и кто бы мог в этот трагический момент спасти от неминуемой гибели всю расу.
Решено было созвать совет из представителей всех селений, примыкавших к бассейну Дордони. Когда все, наконец, были в сборе, Виссили-Рора внес предложение, с восторгом принятое всеми участниками. Он предложил отправить в самую глубь страны груандисов отряд из пятисот отборных охотников с тем, чтобы освободить пленника.
Лето уже было на исходе и надо было спешить, так как в этой гористой местности зима часто выдавалась ранняя. Вперед была отправлена партия, состоявшая из двадцати охотников. Они получили приказание углубиться в леса груандисов, находившиеся на расстоянии двухдневного пути, и захватить там пленных, от которых предполагалось получить сведения о силе и численности врагов. Груандисы как раз годились для этой цели, так как это кочевое племя не имело определенных поселений, а двигалось вслед за дичью.
Но уже после полудня пути охотники наткнулись на неожиданность. Недалеко от селения находилась каменоломня, служившая для удовлетворения нужд в кремне всего племени яванов с Везера. Придя туда, охотники застали там с десяток груандисов, преспокойно откапывавших драгоценные круглые камни, славившиеся вкрапленными в них крупинками железа. Яваны не верили своим глазам. Им никогда не приходило в голову, что груандисы могут до такой степени обнаглеть, чтобы приблизиться к владениям яванов. В их смелости они усмотрели тревожное предзнаменование. Теснимые другими народами, груандисы и те зашевелились.
Из десяти дикарей только один был захвачен в плен. Остальные, испуская на своем первобытном наречии какие-то непонятные звуки, тут же убивали друг друга или бросались с высокого утеса в бездну. От пленного нельзя было добиться ничего, кроме двух слов: «ава мама», из коих первое было исковерканным словом «яван», а второе одновременно обозначало глагол «есть» и все, что идет в пищу. Когда дикарь раз двадцать повторил эту фразу, один из охотников расколол ему череп.
«Ава мама»… Смертельно напуганные яваны двояким образом толковали эти слова, но то и другое толкование наполняло их одинаковым ужасом. По одной версии, груандисы, неизвестно по какой причине, набрались вдруг храбрости и решили, что они отныне в силах сокрушить яванов; или же пленный в порыве предсмертного отчаяния захотел похвастать, что они сами недавно взяли в плен и съели явана. Все отлично понимали, что только Минати мог стать жертвой груандисов, и мужчины плакали от стыда. Некоторые из них дошли до того, что униженно вымаливали у матери юноши слова утешения. Но ее равнодушие возмущало и огорчало их. Ужасная новость не поколебала ее невозмутимого спокойствия. Глядя на ее улыбающееся лицо с устремленным вдаль отсутствующим взглядом и слушая бесконечно повторяемые ею слова: «Я шаг за шагом следую за моим сыном и душа моя неразрывно связана с его душой!..» — действительно приходило на ум, что она потеряла рассудок.
Когда изумленные ее странным поведением яваны обратились за разъяснением к Куа, он дал понять, что в магии существует много необъяснимого. Возможно, что боги, чтобы вознаградить Таламару за незаслуженные лишения, даровали ей способность освобождать свою душу, чтобы она могла следовать повсюду за своим столь любимым сыном.
Тревога племени все росла и каждый день приносил все новые испытания. Народ жил в вечном страхе чего-то неопределенного и в ожидании ужасных катастроф. Кто его защитит? Кто его спасет теперь, когда отвратительные груандисы сожрали тело избранника бегов? И, усевшись вокруг костров, великие охотники, чьи предки властвовали над лесами и долинами, жаловались, как беспомощные женщины, когда у них подходят к концу запасы копченого мяса и когда перед их пещерами стоит грозный призрак голода.
Жрецы и волшебники племени устроили совещание, на котором было решено прибегнуть к обряду умилостивления. Надеялись, что удастся умилостивить гнев богов, если пять воинов из каждого селения принесут им в жертву по одному суставу пальца с руки, которые должны быть отрублены при помощи священных топора и молота на жертвенном камне, в глубине пещеры для таинств, на том самом месте, где некогда праздновалось кровавое обручение белокурых девственниц с Солнцем.
Все охотники откликнулись в один голос и добивались чести принести в жертву свои пальцы. Пришлось путем жребия намечать избранников.
Глава Х
Песнь малиновки
Убив Юло, Минати одним прыжком перескочил через каменную ограду и, как безумный, бросился в кустарник, покрывавший подножье холма. Только взобравшись на крутую лесистую возвышенность, он остановился, чтобы перевести дыхание. Высокие деревья заслоняли от него площадку для празднеств и собравшуюся там жестокую толпу, только что яростно требовавшую его крови.
— Гиены! Подлые, кровожадные гиены! — пробормотал он, погрозив в сторону толпы поднятым кулаком, и вновь пустился бежать.
Он весь кипел от злобы и проклинал судьбу, людей и весь мир. Изредка прерывал он свой бег и испускал резкие, отрывистые звуки, разносившиеся по лесу, как звериное рычание.
Он шел в продолжение долгих часов, не разбирая пути, просто, куда глаза глядят. Наконец, голод и усталость взяли свое. Тогда он вспомнил про оставленные им утром в пещере пищу и шкуры для подстилки. Но, не будучи охотником, Минати по солнцу не мог сообразить направления и лишь к ночи добрался до своего тайника.
Благодаря особенному, придуманному им способу, он в несколько мгновений зажег огонь и, наскоро проглотив кусок поджаренного мяса, растянулся на шкурах. Он уже засыпал, когда над самым его ухом вдруг прозвучало: